Выставлять собственное невежество достоинством — тон дурной. Но тут речь и не о достоинствах. Не в обиду будет сказано миллионам поклонников Димы Билана — я довольно смутно представляю себе его творчество. Однако в 2008 году я был по-настоящему, искренне, всерьез благодарен Диме Билану за победу на конкурсе «Евровидение». Кажется, из его рояля вылез фигурист Евгений Плющенко со скрипкой, и это Европу потрясло. Оно и неудивительно. Но еще победа Билана означала, что исчезнет (по крайней мере, на какое-то время) сформировавшаяся в нулевые годы и крайне неприятная традиция. Исчезнет всеобщий (и ничем не оправданный) политический интерес к песенному конкурсу, который по отработанному шаблону навязывали государственные СМИ, в первую очередь, разумеется, телевидение. Сначала мы сами себе несколько месяцев рассказываем, что уж в этот-то раз Россию на «Евровидении» представляет исполнитель, который на голову выше любых конкурентов, и теперь европейцы просто не смогут нас не оценить. Затем судорожно считаем голоса. И затем, минимум на неделю, погружаемся в обязательный спор о том, за что все-таки Европа нас не любит, превращая второразрядный песенный конкурс в главное событие международной жизни, бередя свои раны и наращивая комплекс неполноценности.

Были ведь времена, когда комплекс неполноценности вкупе с манией преследования не являлись основой национальной идеологии и даже раздражали.

Европа нас оценила, Россия получила возможность провести «Евровидение» у себя и провела, грохнув на это дело от нефтяных щедрот немыслимую для конкурентов гору долларов, и успокоилась. Конкурс песен сделался конкурсом песен, и по его итогам страна в истерику не впадала, спокойно относясь к чужим победам и собственным поражениям. И вот теперь — политика вернулась. На Первом канале задолго до начала конкурса — целое ток-шоу о «Евровидении», и вместо поп-звезд пену и гнев по поводу предполагаемых происков врагов снова изрыгают заслуженные политологи.

Дима Билан на «Евровидении-2008». Фото SCANPIX SWEDEN/Scanpix

Конечно, страна изменилась за истекшие годы, в двух словах все изменения и не опишешь. Но история с «Евровидением» как раз помогает механизм этих важных изменений рассмотреть. Да, до победы Билана шоу с песнями и плясками насильственно задавался политический контекст. Но какие чистые, по-своему даже наивные, желания за ним прятались! Стремление доказать Европе, что наша попса, как минимум, не хуже заграничной вынуждало искать беспроигрышные варианты. В самом широком диапазоне — от Аллы Пугачевой (вот уж по-настоящему традиционная ценность) и до группы t.A.T.u (во-первых, на самом деле популярной вне России в начале нулевых, и во-вторых, если уж даже девушки, изображающие на сцене лесбийскую страсть, не понравятся порочной Европе, то что этой Европе в таком случае вообще может понравиться?) За политическим требованием признания не было попытки сделать политический ход. Менялись продюсеры, системы отбора, телеканалы, продвигавшие очередную звезду, но речь шла именно о музыке. О том, что казалось людям, отвечающим за выбор участника, качественным музыкальным продуктом, способным вожделенную победу обеспечить. В 2008 году получилось.  

И вот теперь — время поговорить о переменах, неплавно перенесшись в год 2017. В 2017-м Россию на «Евровидении» будет представлять не раскрученная поп-звезда, а девушка, которая с детства может передвигаться только на инвалидной коляске.

Оставим специалистам спор о вокальных данных Юлии Самойловой. И уж, конечно, нелепо раскапывать ее записи о текущей политической ситуации в социальных сетях. Да, она с орфографическими ошибками (мы-то, разумеется, никогда не делаем ошибок, как тут не преисполниться в очередной раз теплым чувством превосходства) воспроизводит основные тезисы официальной российской пропаганды. Но, кажется, ее отправляют не на конгресс политических аналитиков и не на слет оппозиционных активистов. В конце концов, кому, как не человеку, эти тезисы усвоившему и способному простым языком пересказать, и представлять сегодня Россию? Россия сегодня такая.

Но невозможно не заметить в решении послать именно Юлию Самойлову на конкурс в Киев политический расчет — довольно грубый, но от этого только более действенный. Ход беспроигрышный – перед оппонентами ставится задача на политкорректность, которую непросто решить.

Тут уже все — в плюс тем мудрецам, которые принимали решение. И участие Самойловой в концертах в Крыму (вещь, с точки зрения официальной Украины недопустимая, автоматически делающая артистку невъездной), и наивные рассуждения о врагах, которые «раскалывают братские народы», и о флоте США, который «уже идет к берегам Украины».

И его замечают — этот политический расчет. Украинцы принимают пас, включаются в игру, официальная Россия, Российская Федерация обиженных (ведь обиды давно уже — главный наш национальный вид спорта, и равных нам в этой игре нет) встает в позу и начинает привычно проклинать киевскую хунту… На заднем плане пляшут злые клоуны. Это выглядит примерно так: «Милонов вызвался прикрывать Самойлову на „Евровидении“ с помощью казаков».

Мы ведь собирались поговорить о переменах в стране, которые история с конкурсом делает наглядными. Так вот, необъяснимая жажда победы на «Евровидении» из прежних времен — это буквально запрос на любовь. Россия по обе стороны телеэкрана хотела, чтобы Европа ее полюбила. И обижалась, не встречая любви. И ликовала, встретив. Сегодня мы имеем дело с запросом на ненависть, который формулируется заранее и прямо.

А заодно можем в очередной раз наблюдать, как любое событие встраивается в нехитрую пропагандистскую картину мира: источающая сияние добра Россия и беснующиеся враги вокруг. Для которых нет ничего святого, которые готовы наброситься на беззащитную девушку в инвалидной коляске. Можем наблюдать, как любое, даже потенциально благое дело, превращается в нечто постыдное. То, что на «Евровидение» от России едет человек с ограниченными возможностями, могло бы стать важным знаком: для этих людей, чья жизнь много тяжелее, чем жизнь тех, кому просто чуть больше повезло, что-то меняется в лучшую сторону. Здесь, в России, стране не такой уж доброй ко всем своим жителям, и к жителям с ограниченными возможностями — особенно. Но нет, место и время выбраны так, что человек, который, наверное, этот конкурс воспринимает как главный шанс в жизни, оказывается малозначительной фигурой в политической игре, цель которой — спровоцировать ненависть, выставить Украину (да и всю Европу) средоточием зла, и за счет чужой ненависти оправдать ненависть собственную.

А еще, увы, при всех возможных оговорках, не забывая о «возвращении в родную гавань», художествах Стрелкова и свершениях Моторолы, нельзя не заметить напоследок: грубый политический расчет не оказался бы таким неотразимым, если бы его изобретатели не были уверены, что в Киеве обязательно найдутся люди (самые разные — от политических активистов и до госчиновников), которые будут делать ровно то, чего Россия от них во всей этой истории ждет. Запрос на ненависть будет удовлетворен.