Однажды я участвовала в большом процессе во французском суде. Знаете, в Париже на острове Сите есть всем известная часовня Сент-Шапель? Так вот, она находится во дворе суда. И если вы идете именно в суд, то вы стоите в левой очереди, а если вы турист, то в правой. Проходите через рамочку, охранник просвечивает сумку — и идете себе по своему делу, никто и паспорта не спросит.
Если углубиться во двор, то слева малозаметная дверь в стене — там тюрьма, типа нашего изолятора временного содержания. В ней сидят подозреваемые, их привезли судить. В эту дверь заходят монахини, они приносят страждущим булочки и кофе.
Сворачиваете еще раз за угол и заходите в суд. Но можете постоять, покурить (да, прямо тут же), в компании людей в мантиях. Они даже могут и поболтать с вами — кто-то из них адвокат, кто-то прокурор, кто-то судья.
Потом заходите внутрь, ищете нужный зал, находите, садитесь. Никто ни о чем не спрашивает, паспорта не требует.
Идёт судебное заседание. Помощник судьи (тоже в мантии) вызывает свидетелей, проверяет паспорта. Справа от судей сидит прокурор. Слева — место для подсудимых, никакой клетки или «аквариума» нет. Судебный пристав улыбается подсудимым, те ему беззлобно что-то говорят и посмеиваются. Но только попробуй склониться к спутнику и что-то переспросить на ухо — пристав обернется, сдвинет брови и прижмет палец к губам. Тишина.
Когда начался процесс, в котором я была свидетелем, меня удалили из зала — так везде положено, чтобы я не слышала других свидетелей. Дело было громкое, я вышла, меня провожала помощник судьи — а в коридоре ждёт съёмочная группа телеканала «Россия» во главе со Скабеевой. Я вздрогнула. Помощница судьи обернулась ко мне: «Вы не хотите, чтобы Вас снимали?» Нет, не хочу. «Пожалуйста, покиньте коридор, эта женщина не хочет, чтобы вы её снимали». И они коридор безропотно покинули. Потом меня позвали давать показания. Переводчик рядом — это мой приятель, всё, о чем его спросили — достаточно ли хорошо он говорит по-французски и по-русски. Да, хорошо. Итак, мадам…
Вдруг на улице стало очень шумно. Как будто где-то рядом началась большая демонстрация. Потом стук — железом по камню, стучали как будто бы железными мисками о тюремную стену. Это так и было — беспорядки в тюрьме, которая прямо под нами. Я вжалась в кресло, потому что понятно — сейчас приедет спецназ. Но никто не приехал ни через час, ни через два. А от шума помощница судьи предприняла единственный маневр — закрыла фрамугу.
Наше заседание затянулось, судья был доброжелателен и дотошен, а прокурор явно тоже не хотел ничьей крови. Ровно в 7 вечера шум стих, как по команде. Это заключённым принесли ужин, и бунт закончился сам по себе. Больше они нас не беспокоили. Наше дело закончилось оправданием, что никого не смутило, и мы пошли в ресторан напротив. Выходить надо было уже не через часовню, а через парадный вход, где на фасаде золотыми буквами выбито Liberté, Égalité, Fraternité. (Свобода, Равенство, Братство. — «Спектр») Я пофотографировала суд вволю, никто не препятствовал, и мы пошли выпить красненького. Да вот и всё.
Теперь представим то же самое в Москве. Пусть это будет районный суд, в Мосгорсуде всё ж поприличнее.
…Вы стоите в тесном предбаннике — впереди целый вестибюль, он пустой, но судебные приставы и охрана стоят почти у самых дверей, чтобы вы помучились в тамбуре. Паспорт. Зачем-то они переписывают все паспортные данные в тетрадку. Зачем, почему не отсканировать, если до зарезу надо, суды же богатые у нас — это всё неизвестно. Рамка, проверка содержимого сумки. Шутить нельзя. Если у вас с собой бутылочка воды, могут отобрать, и могут (в приказном порядке) потребовать отхлебнуть — вдруг там серная кислота. Не знаю, почему, но приказ отпить звучит у них так: «Испейте!» Какова этимология этого слова в контексте судебных приставов — не знаю.
С фото- и видеоаппаратурой нельзя, если у вас нет специального разрешения от специального человека, получающего специальную зарплату в суде именно за это. Фотографировать здание суда нельзя, коридоры суда нельзя, конвойную машину нельзя — хотя на самом деле можно, но обычно председатели судов запрещают это собственным приказом (он, кстати, абсолютно противоречит действующим законам и Конституции). Если вы сфотографируете своего друга, или сделаете селфи, к вам могут прибежать приставы и составить на вас протокол об административном нарушении, потом вас будут судить, штраф до 1000 руб. (не платите его). Потом в назначенное время суд не начнется никогда, и вы тупо проведете в коридорах весь день. Никакой информации не будет. Буфет не для вас. В туалет войти страшно. Никто не здоровается, на вопросы не отвечает.
Встать, суд идёт.
- Женщина! Нет, не Вы, вон та, полная! Уберите телефон!
Это приставы.
- Мужчина! Мужчина в розовом! В галстуке розовом! Выйдете из зала! Потом получите своё решение! В канцелярии!
Да, уважение к суду… Конечно, к судье надо обращаться «Ваша честь», но чаще всего перед вами ничего не читавшая тётка средних лет, плохо выглядящая и очень плохо образованная — доросла из секретарей суда, училась на заочном или вечернем. Пять лет стажа — и вот на тебе пыльная мантия. Попробуй не уважать её. За это полагается отдельная уголовная статья.
УК РФ Статья 297. Неуважение к суду
- Неуважение к суду, выразившееся в оскорблении участников судебного разбирательства, — наказывается штрафом в размере до 80 тысяч рублей или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период до 6 месяцев, либо обязательными работами на срок до 480 часов, либо арестом на срок до 4 месяцев.
- То же деяние, выразившееся в оскорблении судьи, присяжного заседателя или иного лица, участвующего в отправлении правосудия, -наказывается штрафом в размере до 200 тысяч рублей или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период до 18 месяцев, либо обязательными работами на срок до 480 часов, либо исправительными работами на срок до 2 лет, либо арестом на срок до 6 месяцев.
Но этого показалось мало. Глава Совета судей России Виктор Момотов предложил ввести ответственность за «скандализацию правосудия», под которой понимается манипулирование общественным мнением для оказания давления на суд или умаления авторитета судебной власти. «Очевидно, назрела необходимость поставить на общественное обсуждение вопрос введения ответственности за „скандализацию“ правосудия».
Гражданин Момотов пояснил, что в англо-саксонской правовой системе под «скандализацией» понимается любое действие или опубликованная информация, рассчитанные на то, чтобы понизить авторитет судьи, повлиять на его решение, «особенно если осуществляется беспорядочная и необоснованная критика, подрывающая доверие общественности к процессу отправления правосудия».
Как-то сразу вспоминается краснодарская судья Хахалева, которая сочла себя жертвой спланированной информационной атаки, направленной на правосудие.
Гражданин Момотов говорит, что наказания примерно за такие «информационные атаки» в России сейчас нет, а надо бы. А то судьи скованны этическими нормами, а все остальные — нет. И, конечно, не надо никакого уголовного дела возбуждать и вести следствие: прямо сразу в суде, на месте, принимать решение и выносить приговор.
Да ну и правильно. Гулять, так гулять. Именно так завоёвывается авторитет, уважение, почтение перед судьями. А вовсе не образованностью, примерным поведением, взвешенными решениями, свободным мнением, убеждениями, служением закону. Кому здесь это всё надо.
В тот же день, когда гражданин Момотов сообщил граду и миру о надвигающемся очередном затыкании, произошло еще одно событие. На Камчатке прямо на рабочем месте задержали начальника научного отдела Кроноцкого заповедника Дарью Паничеву. Ей даже не дали зайти домой, где её ждал 15-летний сын, которого она воспитывает одна. Следователь обмолвился (по словам представителей «Гринпис»), что ничего страшного тут нет, ребёнка отправят в детский дом или в приют.
Дарью Паничеву подозревают в причастности к растрате 200 миллионов рублей бюджетных средств — несколько лет назад заповедник расчищал свою территорию от мусора и ГСМ (расчистил), а теперь это называется хищением. В дирекции заповедника называют обвинение абсурдным. Похоже, что задержание Паничевой связано с тем, что она выступала против строительства рыбоходного канала на реке Кроноцкой. Сотрудница заповедника собирала научные обоснования, которые могли бы помешать стройке.
За всеми этими рыбными делами просматривается довольно мощная фигура некоего Глеба Франка, сына бывшего министра транспорта Сергея Франка (насколько я знаю, все они живут в Германии). Глеб Франк — совладелец и председатель совета директоров «Русской рыбопромышленной компании». Женат на дочери Геннадия Тимченко.
И вот в пятницу утром арестованную на Камчатке начальницу научного отдела Кроноцкого заповедника повезли в Хабаровск (!) избирать меру пресечения. Коллеги Дарьи Паничевой организовали сбор петиций в адрес Хабаровского суда с довольно невнятными требованиями, но внятными характеристиками Паничевой. За ночь суд получил больше трехсот таких обращений. Все эти петиции не имеют никакого процессуального смысла. Но шум, поднятый вокруг задержания женщины, отчасти сработал — её отправили под домашний арест. Нечего, конечно, радоваться домашнему аресту явно ни в чём не повинной Паничевой (а из материалов дела её невиновность и интересы кондового заказчика просматриваются очевидно), но шум сработал.
А теперь это всё может быть квалифицировано как «скандализация». Получите свои свежие судимости, дорогие сотрудники заповедника с мишками.
Давление ли это на суд? Возможно. А что такое общественное мнение? Почему и с какой целью оно вообще формируется? Прежде всего для того, чтобы оказать давление на власть. Суд — это ветвь власти. Так что потерпит. Давите.