Внимательные читатели моих колонок на «Спектре» уже наверняка заметили, что стоит мне выйти из дома в Риге чуть дальше продуктового магазина, и – какая-то магия! – я оказываюсь в другой стране. Возможно, всему виной мой восторг неофита, который познал простоту перемещений через границы, – об этом я подробнее писала в тексте о Берлине, куда меня занесло вообще на сутки и без веских на то причин.
Спустя пару недель после немецких приключений я снова почувствовала этот зуд путешественника. Тем более, можно увезти девочку из России, но сложно выбить из девочки желание «уехать куда-нибудь на майские». И не важно, что «майские» в Латвии – это пара выходных дней, да и в России в этом году почти вся неделя оказалась рабочей (что неожиданно, ведь обычно длинные выходные выполняют функцию конфетки, которую дают сразу после прививки: съел шашлык в парке – и место уколов власти уже не так болит).
Конечно, мне хотелось сбежать на выходные куда-нибудь в Париж, Барселону или Рим, но восторг неофита пришлось на этот раз унять: пересечь границу все еще очень просто, дело за малым – ограбить банк или продать почку. Смешные цены на билеты, которые я долгими зимними рижскими вечерами рассматривала на сайтах авиакомпаний, чтобы согреться и помечать о летнем «евро-туре», увеличились кратно (чего не скажешь о температуре на уличном градуснике).
Иллюстрация Екатерина Балеевская/SpektrPress
Опытные эмигранты на мои жалобы только хмыкнули: это Европа, детка, тут все планируют заранее - и покупают билеты на май в декабре. И я тут же вспомнила, как мои лондонские знакомые назначали наши встречи «на кофе» за два месяца, а я, девочка с московским ПТСР, даже завидовала их уверенности, что завтрашний день вообще настанет, не то, что пятница через месяц.
Но я не стала расстраиваться: в Парижах и Римах я уже бывала много раз, а вот страны Балтии (которые я бы еще полгода назад назвала «Прибалтикой»), несмотря на близость границ, всегда оставались для меня (как и для огромного числа живших в России людей моего поколения) чем-то отстраненно-загадочным – некая земля «у того холодного моря». Отрывочные знания об этих местах формировались у меня из рассказов папы о том, как дедушка учился здесь в Университете в Тарту, из репортажей о поющих прямо из Юрмалы эстрадных артистах, из интервью Лаймы Вайкуле (в большей степени) и биографии Петра I (в меньшей). Еще, пожалуй, из рассказов бабушки о редких то ли медицинских конференциях, то ли симпозиумах, откуда можно было привезти «заграничные вещи». Вроде заграница, а вроде и дедушку с бабушкой пускали.
«Да это все была одна страна», - отвечали они в моем детстве.
Но потом я выросла и узнала, что есть нюансы. И если бы только я! Недавно я зарегистрировалась в одном российском онлайн-лектории, где нужно было указать имя, фамилию и город, а остальные данные – пол, страну - приложение генерировало автоматически. Каково же было мое удивление, когда на странице профиля высветилось гордое имперское: «Юлия Варшавская, Рига, Эстония».
Поэтому, чтобы изучить наконец регион и прекратить обороты «имперского мышления» в природе, мы решили исследовать свою и соседние страны, раз уж стали гораздо ближе «с землей у холодного моря», чем я могла себе представить, когда смотрела по телевизору на Раймонда Паулса за роялем, живя в другом холодном крае очень далеко от Юрмалы.
В общем, на майские мы купили билеты в столицу Эстонии, и это оказалась, как вы можете догадаться, не Рига.
Иллюстрация Екатерина Балеевская/SpektrPress
Но вопросы с ней возникли даже до того, как мы успели сесть в автобус: а как, собственно, писать на русском ее название? Таллин или Таллинн? В 2019 году этот вопрос еще решался полюбовно: тогда, например, на международной акции "Тотальный диктант", столицей которой был выбран Таллинн, в тексте считались корректными оба варианта: принятый в России - с одной буквой "н", и принятый в Эстонии (с двойной "н").
В редакции такие вопросы мы решали просто: в тексте используем вариант, которые подразумевает норма русского языка, а в прямой речи – пишем так, как хочет ее автор. То же самое касалось «Белоруссии» и «Беларуси» и прочих слов, где написание в разных языках расходится.
Но сейчас 2023-й, все не так не однозначно, и это не чужой текст, а я не редактор. Я - автор прямой речи и несу за нее ответственность. И незнание от ответственности не освобождает.
И тут я бы хотела сделать небольшое отступление. Холодный край, откуда я смотрела на латвийские выступления Раймонда Паулса через телевизор, – край Алтайский. И я тот самый человек, который годами терпеливо объяснял, почему у меня не раскосые глаза, если я из тех мест, что коренные народы Республики Алтай и жители Алтайского края – это не обязательно одно и то же. И я тот самый человек, который всегда превращал любой small-talk в международной компании в увлекательный географический ликбез лишь одной фразой: «I was born in Siberia». (Кстати, на свете есть всего несколько территорий, жители которых идентифицируют себя не по стране проживания, а по названию местности – и сибиряки одни из них. Поэтому я почти никогда не говорила про себя «русская». Нет, я в первую очередь сибирячка, и это важная часть моей самоидентификации.
Количество смешного невежества, которое я слышала в отношении своей малой родины - от Москвы до Нью-Йорка, от таксистов до интеллектуалов, - почти так велико, как количество снега в Сибири. Это совсем не то же самое, что переживать травму после гнета советской власти и других ужасных вещей, с которыми столкнулись страны Балтии за свою историю, но мой опыт научил меня двум вещам:
- Между незнанием и неуважением есть большая разница, и первое легко исправить, а со вторым просто не надо иметь дел;
- Прав тот, кому больнее, острее и важнее.
Иллюстрация Екатерина Балеевская/SpektrPress
Поэтому для меня не составляет никакого труда писать «Таллинн» (кстати, волшебный город, который мне дико понравился), говорить «латвийский», а не «латышский», если моему собеседнику это важно. И я не буду говорить «Прибалтика», если говорю с жителями «стран Балтии». Точно так же, как я использую феминитивы в том случае, если моей собеседнице так приятнее, хотя сама я (убежденная феминистка) считаю это вторичной проблемой в дискурсе о гендерном равенстве.
Но точно так же я спокойно объясняю, чем отличаются Республика Алтай от Алтайского края, нежно поправляю своих друзей, которые рвутся «приехать в гости в Литву», чтобы навестить меня в Риге, а еще терпеливо пытаюсь объяснить своей тете из Вашингтона, почему мне сложно прибежать из Латвии к ней на кофе, когда она будет путешествовать по Италии.
Потому что иначе мы никогда не разберемся в нюансах, которые часто не видно издалека – территориального или исторического. Но если мы не будем чуть терпеливее с одной стороны, и чуть любопытнее – с другой, мир так и останется отстраненной землей у чужих морей.
Ну и, как говорится, попробовали бы они сделать это в Каталонии.