За корешки. Почему суд оштрафовал московский детский хоспис и при чем тут зависть
09:56, 11.12.2020
Лида Мониава с пациентом хосписа. Фото с личной страницы в Фейсбук
О том, что в итоге главный в Москве детский хоспис, «Дом с Маяком» оказался оштрафован на 200 000 рублей, в своем Facebook его руководитель Лида Мониава сообщила в четверг днем. Сразу по завершении соответствующего заседания. Но что сотрудники МВД пришли в легендарный столичный хоспис, стало известно еще утром 29 ноября.
Новость серьезно озадачила общественность: заведение за долгие годы своего существования стало своеобразной визитной карточкой хосписного — и шире — социального движения. Возглавляемый в прошлом волонтером, а теперь профессиональным менеджером Лидой Мониавой «Дом с маяком» остается одним из немногих паллиативных учреждений, где при должном уходе могут закончить свою жизнь дети, страдающие неизлечимыми заболеваниями. И, разумеется, сотрудникам хосписа постоянно приходится иметь дело с опиоидными анальгетиками — журналисты и силовики часто называют их по аналогии с рекреационными веществами «наркотическими» обезболивающими, необходимые умирающим, в том числе, терминальным онкологическим больным.
Больница в Волгограде. Фото: Dmitry Rogulin / TASS / Scanpix / Leta
Практически каждый шаг врача или медсестры сопровождается заполнением огромного количества сопроводительных бумаг: назначение, получение препарат медиком, вскрытие ампулы (указывается ее серийный номер), инъекция. Многие из этапов дублируются сразу в нескольких системах учета.
Проверка наркополицейских в хосписе выявила: сотрудники не всегда вписывали корешки от рецептов в «журнал учета корешков», журналы учета на момент неожиданного визита силовиков оказались не пронумерованы и не прошнурованы. Кроме того, незадолго до приезда правоохранителей ответственные сотрудники переложили лекарства из сейфа длительного хранения в сейф хранения суточного, оформили соответствующие накладные, но не успели внести факт в еще два журнала.
Бюрократические недочеты только неискушенному наблюдателю могут показаться незначительными: несколько лет назад за столь же незначительное нарушение суд чуть было не отправил за решетку медика Алевтину Хориняк.
О том, что строгость надзора за медицинскими препаратами, допускающими «наркотическое» использование, делает почти невозможным эффективное выполнение медиками своих обязанностей, общественники твердят уже не один год.
Постоянно говорит об этом и Мониава. Она много пишет о том, что вынужденные заполнять непосильное количество бумаг российские врачи зачастую боятся выписывать больным сильнодействующие анальгетики, обрекая на мучительную смерть и нестерпимую боль.
«Сейчас медики очень напуганы и боятся. Многие учреждения избегают получать лицензию на оборот наркотических препаратов, чтобы с этим всем не связываться. Разве это в интересах пациентов? Вряд ли врачи будут хорошо работать и охотно назначать пациентам лекарства, если они в этот момент находятся под страхом тюрьмы или непомерного штрафа», — пишет Мониава в своем блоге.
«Бумажные» недочеты
Сам хоспис получил такую лицензию относительно недавно, в этом сентябре. Как выглядит фасад «Дома с маяком» можно узнать из многочисленных отчетов Московской мэрии о его открытии в 2019-м. О том, что происходит внутри: прочитать на соответствующей странице в Facebook или в блоге все той же Мониавы.
Вот волонтеры-парикмахеры стригут неизлечимо больных детей, чтобы скрасить хосписные будни, вот игровая, концерт танцевального ансамбля, тут же отчет за октябрь: «В октябре 2020 года «Дом с маяком» оказал помощь 764 семьям. Под опеку принято 22 семьи. 19 детей сняты с учёта в связи с улучшением состояния или переездом. К сожалению, 10 детей умерли».
Деткий хоспис «Дом с Маяком». Фото: Пресс-служба Мэра и Правительства Москвы/Максим Мишин
Ухоженные коридоры, уютные детские комнаты. У входа в здание: настоящий деревянный маяк. Мы не знаем, когда именно в МВД поступила жалоба на «Дом с маяком», но связана она была не с сейфами и журналами, как можно было бы ожидать, а с несовершеннолетним подопечным хосписа, которого на время карантина к себе домой взяла Мониава. Собственно в ее блоге фотографий Коли — так зовут малыша — тоже немало. На одной они гуляют, на второй посещают консерваторию, на третьей спускаются в метро, посещают школу, едут куда-то на поезде.
В интервью Катерине Гордеевой Мониава говорит: донос написали из зависти. Мониава, как воспитатель, получает на содержание ребенка от государства деньги, в то же время кровным родителям, воспитывающим собственных детей-инвалидов, суммы положены куде меньшие, кроме того малыш имеет доступ к сервисам хосписа: например, группам дневного пребывания. Далеко не все родители тяжелобольных детей имеют возможность порадовать ребенка благами, доставшимися Коле. Кто-то подумал, что сверх меры достается ему и наркотических обезболивающих.
Позже текст заявления, которое Лидия Мониава назвала не иначе как доносом, глава хосписа опубликует в сети: «Прошу проверить выдачу препарата фризиум подопечному хосписа «Дом с маяком» Николаю, которого взяла под опеку директор хосписа Лидия Мониава… А также проверить частных лиц, в частности, директора по научно-методической работе фонда «Детский паллиатив» и главного врача хосписа «Дом с маяком», которые выдали огромное количество сильнодействующих лекарственных препаратов ему же».
«Обклеенный пластырями, получающий буккально противосудорожные средства, находящийся в вегетативном состоянии Коля для госпожи Мониавы служит неким знаменем и тараном, — говорится там же. — Она его таскает по кафе, тату-салонам, на митинги, прогулки, отдала в общеобразовательную школу».
«Это неправда, все лекарства Коля получает не в хосписе, а через государственную систему здравоохранения. У Коли минимальная доза фентанилового пластыря. Без пластыря Коля много плачет, так как у него все болит из-за вывиха тазобедренного сустава», — поясняла в своем Facebook Мониава.
Конфликт с группой матерей детей с инвалидностью Лида признает сама: «Раньше я была специалистом паллиативной службы и получала от родителей больных детей кучу благодарностей за то, что наш хоспис делает. Когда я взяла из интерната Колю, думала, что теперь буду с родителями детей-инвалидов в одной лодке. Но нет, я у них вызываю очень сильное раздражение. Людей, которые привыкли страдать, бесит, когда кто-то в такой же ситуации живет легко, имеет ресурсы и не страдает».
И тут же подчеркивает: Семьи с детьми-инвалидами правда живут очень тяжелой жизнью. Особенно кто не под опекой «Дома с маяком» — вообще без помощи и поддержки». Вслед за конфликтом, который разгорелся еще летом, к сентябрю на главу хосписа посыпались проверки: сперва из опеки, теперь от наркополиции.
Контроль в ущерб пациентам
О проблеме излишней жесткости российского наркозаконодательства и несоразмерной задачам системе контроля за сильнодействующими медицинскими препаратами заговорили в середине 2010-х, когда в СМИ попало сразу несколько историй самоубийств онкобольных, не получивших вовремя необходимых препаратов. Не выдержав ужасных болей, тогда покончили с собой: контр-адмирал Вячеслав Апанасенко, 86-летний профессор Эдмунд-Михаил Люде, много лет проработавший в научном центре имени Бакулева, а всего, как тогда об этом писал «Спектр» только за февраль 2015 года и только в Москве покончили с собой по меньшей мере 11 онкобольных.
В январе 2015 года Дума приняла закон, незначительно облегчающий доступ к обезболивающим для онкобольных. Но проблема осталась острой в том числе для врачей: по данным на середину десятых годов, в реальности они выписывали российским онкобольным опийные обезболивающие в 39 раз реже, чем в США, и в 19 раз реже, чем в Германии.
«Ни в одной из западных стран нет такой строгой системы учета обезболивающих и такого количество бюрократических предписаний», — объясняет в ответ на просьбу «Спектра» прокомментировать историю «Дома с маяком» эксперт Института прав человека и руководитель программы «Новая наркополитика», правозащитник Лев Левинсон.
По его словам, актуальное российское законодательство формально позволяет полицейским не только проверить отчетность по корешкам и журналам, но и замерить толщину дверей, устройство окон и даже толщину стен в помещении, где хранятся препараты. И за любой недочет, если что-то из этого не соответствует нормативам, положен штраф.
В советское время, объясняет Левинсон, не существовало столь строгих правил, а все обременительные бюрократические процедуры появились только в современной России. «Ситуация обострилась, когда в 2000-е в КоАП появилась та самая статья 6.16, прописавшая штрафы в тех случаях, которые ранее были за пределами компетенции, если тяжесть нарушения была недостаточной для уголовного преследования, все-таки подразумевающего не просто ошибку в журнале, а утечку препарата в нелегальный, уличный оборот», — говорит он.
«У врача должна быть презумпция невиновности и добросовестности, если он ампулу не продал, не украл, а вколол пациенту, он не может быть подвергнут преследованию, — настаивает правозащитник. — Все остальные случаи: ошибки в делопроизводстве, оформлении, могут стать причиной дисциплинарной ответственности — выговора от главного врача, замечания, лишения премии, но не штрафа или тюрьмы».
Пациенты хосписа «Дом с маяком», фото с личной страницы в Фейсбук Лиды Мониавы
Общая установка, убежден Левинсон, должна быть такая: добросовестное использование препарата, то есть использование его для лечение людей, не может быть предметом полицейской проверки. Вне зависимости от сохранности корешков от рецептов или наличия дублирующих друг друга записей в журнале.
По сравнению с объемами нелегальных наркотиков, в первую очередь героина, который продается на улице, медицинские препараты — капля в море, их доля так мала, что драконовские меры по регулированию их оборота неуместны, убежден эксперт. Если учитывать интересы больного, риск утечки, даже если она произойдет, оправдан, потому что на противоположной чаше весов — жизнь больного. Вернее смерть без обезболивания и в страшных страданиях, подчеркивает он.
«Надо упростить систему учета наркотических препаратов в лечебных учреждениях. Медики всегда будут делать ошибки в журналах, рецептах, это человеческий фактор, и это неизбежно. Важно в принципе вывести врачей и медсестер из поля уголовной и административной ответственности за ошибки в журналах, рецептах», — в унисон с правозащитником пишет в своем Фейсбуке Лида Монива, по следам уже состоявшегося судебного разбирательства.
«Если они не торговали лекарствами, не воровали, а просто допустили ошибку в рецепте или в журнале учета — почему нужно их за это судить? Почему ведение журналов вообще проверяется и контролируется полицией, а не, например, Минздравом или Росздравнадзором? Если нет состава преступления, зачем суд, следователи, МВД? Наша задача создать систему, которая поможет врачам минимизировать ошибки, а не которая будет загонять их на скамью подсудимых», — подчеркивает глава хосписа.
