Ядовитые аргументы. Политик Эльвира Вихарева объясняет, почему не уезжает из РФ, несмотря на отравление
Российские власти годами преследуют оппозиционеров, гражданских активистов и независимые СМИ. Наиболее видные оппоненты Кремля физически устранялись. В том числе с помощью отравляющих веществ.
В конце 2022 года резко ухудшилось состояние здоровья оппозиционерки Эльвиры Вихаревой, которая, находясь в Москве, активно критикует российские власти. Эльвира рассказала, что её отравили, но подробностями с прессой предпочитала не делиться. Сейчас она постепенно возвращается к своей привычной общественной деятельности. В интервью «Спектру» политик рассказала, почему не рассматривает вариант с эмиграцией, как помогает мобилизованным вернуться домой и зачем принимает участие в избирательных кампаниях.
- Судя по вашим страницам в соцсетях, вы оправляетесь от отравления, которое очень напоминает истории с Владимиром Кара-Мурзой или Алексеем Навальным. Возбуждено ли уголовное дело?
- Никакого уголовного дела нет и не будет, если речь идет о тех, кто негативно воспринимает власть Российской Федерации, о тех, кто не боится ее критиковать.
Уголовного дела до сих пор не могут добиться упомянутые вами Навальный и Кара-Мурза. Заявление на покушение в Следственный комитет Кара-Мурза подавал трижды, последний раз — после опубликованного расследования со стороны журналистов, в котором выяснилось, что за покушениями могли стоять те же люди из спецслужб, которые пытались отравить Алексея Навального и многих других политических оппонентов Кремля. Дело так и не было возбуждено.
- Вы не писали заявление в полицию или Следственный комитет?
- Вы предлагаете мне жаловаться на всё тех же палачей, на плохую заточку топора? Я не вижу в этом смысла и перспектив. Уверена, что какого-либо положительного исхода не будет. Более того, рассчитывать на то, что система, которая грубо нарушает права человека и лишает его жизни, поменяет тактику — наивно.
- Сомнений, что за вашим отравлением стоит условный Кремль, у вас нет?
- Я убеждена, что исполнители вряд ли могли действовать без прямых указаний или одобрения со стороны властей. Как во всех перечисленных выше покушениях, власти и причастные к ним рассчитывают на то, что люди постепенно забудут о подобных инцидентах, поэтому наша задача как можно больше и громче говорить о происходящем. По крайне мере, чтобы сберечь тех, кто может оказаться на нашем месте.
В российских реалиях не приходится рассчитывать на какое-либо правосудие, и все, что остается — не забывать и не прощать политических покушений, помнить имена тех, кто пострадал за свои убеждения, но остался честен перед собой и перед людьми.
- Получается, что надежды на то, что виновников подобных преступлений привлекут к ответственности, нет?
- Я не сомневаюсь, что те, кто имеет отношение к политическим преследованиям и убийствам, рано или поздно понесут наказание. У тоталитарных режимов всегда есть масса способов избавиться от политических оппонентов. Их можно выдавить из страны, посадить, убить или создавать условия, при которых человек будет медленно умирать.
Все перечисленное имеет довольно успешные для властей последствия. Мгновенный эффект — несогласный исчезает (умирает, остается покалеченным) и перестает продолжать гражданскую-политическую деятельность на территории страны. Долгосрочный эффект рассчитан на широкую общественность. В «воспитательных целях» власти пытаются внушить безотчетный страх всем, кто наблюдает за тем, как человек мучается или медленно умирает. Я выжила и этим хочу очень огорчить всех, кто к этому причастен.
Мое намерение — продолжать политическую деятельность и помогать людям за счет тех инструментов, которые у меня остались. Продолжение работы — это вызов системе. Пусть это их чуть-чуть, но расстроит.
- При таких обстоятельствах вопрос об эмиграции кажется совершенно логичным. Почему вы отрицаете саму идею отъезда? Печальные примеры Ильи Яшина или Владимира Кара-Мурзы вас не убеждают?
- У каждого человека свой путь и свой выбор. Убеждена, что упомянутые вами политики руководствуются, как и я, соображениями совести и ранее возложенной на себя ответственности. Важно жить и поступать так, чтобы не наступать себе на горло и так, чтобы не потерять к себе уважение.
Оппозиция и эмиграция совершенно разные «профессии». Можно быть политиком в России, в оппозиции, можно быть политиком в эмиграции, но эмиграция не равно оппозиция. Оппозиция — это когда политик живет со своим народом. Видит, чувствует, проживает его горе. Помогает своему народу. Сопротивляется.
Сейчас единицы в совершенно безумном, сотканном Путиным государстве, продолжают политическую деятельность. Если в России еще остаются люди, которые способны открыто сказать то, что другие думают, но боятся озвучить — эти люди и являются опорой страны, которой объявили тотальную и неизбежную гибель.
Сейчас для меня имеет большое значение говорить от лица миллионов, от лица тех, кто вынужден молчать. И это очень большая и опасная работа. Если ты открыто критикуешь власть– будь готов к любому исходу. Политик — это человек, который имеет четкие убеждения и готов их отстаивать, находясь в любом положении вне зависимости от внешних обстоятельств. Я нахожусь там, где я нужна. Знаю, что нужно делать, как и для чего. Надеюсь, своим примером мне удается поддерживать веру людей в то, что нужно продолжать сопротивляться.
- Вы отождествляете себя сегодня с каким-то идеологическим течением?
- Политика для меня — это «образ жизни», возможность влиять на общественные процессы не через вооруженное восстание, а через прямой открытый диалог. В моем понимании безусловным приоритетом всегда была и остается свобода человека и соблюдение всех базовых прав.
Главное сегодня — это не коммунизм или национализм, левые взгляды или правые. Главное сегодня — равнодушие и жестокость, которые власть из года в год, десятилетиями формировала в российском обществе. Равнодушие и скрытая агрессия испепелили нашу страну. Именно это является дитём войны и производным путинской диктатуры. Все это абсолютный тупик и катастрофа для России, но с этим нужно и важно работать.
- С кем в протестном движении считаете возможным сотрудничество?
- Я всегда была совершенно автономна и не привязывалась к каким-то структурам или организациям, но не отметала возможность диалога. После начала войны бОльшая часть союзников были вынуждены эмигрировать. Другие в тюрьме. На сегодняшний день многие работают рассредоточено. Важно сейчас продолжать — в рамках возможностей — деятельность, которая направлена на прекращение военных действий и агрессии.
Судьба нашей страны решается как на фронтах в суверенной Украине, так и внутри России. Поэтому большая ценность сегодня помогать тем, кто остался в стране, и тем, кто нуждается в поддержке, не рассчитывая на реакцию государства, начиная с муниципальных и заканчивая федеральными вопросами.
- В последние годы вы считали возможным участие в выборах. Какие цели вы перед собой ставили — с учетом полного контроля властей над избирательным процессом?
- В 2021 году парламентские выборы для меня в случае победы однозначно закончились бы трагически. Любой человек, который может случайно избраться и внутри повести себя независимо, — главная опасность для действующей власти. Когда вся Дума молчит, а один человек говорит и его нельзя моментально заткнуть — то он превращается в большую силу.
В 2022 году, в разгар чудовищной войны я баллотировалась в московский муниципалитет, где главной моей задачей было не получить корочку и не занять пресловутое кресло депутата, а просветительская работа. Прямой контакт с людьми. Говорили мы не столько дежурное «приходите 9 сентября голосовать», но прежде всего о войне, которую развязал Путин. И только так можно было понять (не через третьих лиц или кремлевские соцопросы), что на самом деле хотят и думают люди. А они хотят и ждут мира.
Моя кампания длилась не стандартные два-три месяца, а шесть, поскольку после дня голосования мы продолжили поквартирный обход в вышеупомянутых целях, а также объявили о начале работы общественной приемной.
- Чем вам приходится там заниматься? Часто ли к вам обращаются по поводу призыва в армию, мобилизации, препятствий к отъезду за границу? Можете ли вы с товарищами помочь таким людям?
- Общественная приемная успешно работает с сентября 2022 года по сей день, оказывая юридическую и иную помощь гражданам бесплатно. Изначально к нам приходили не только с бытовыми проблемами. Были запросы, связанные с произволом чиновников и политическими преследованиями инакомыслящих.
В сентябре 2022 началась мобилизация, и на нас обрушился поток писем с мольбами о помощи в защите призывников. Все наши юристы могут представлять интересы обращающихся в судах очно, и для многих это является колоссальным подспорьем. Мы предоставляем не просто «дорожные карты», но и возможность получить квалифицированную помощь. В случае потребности доводим запрос до государственных ведомств или судебных инстанций. На текущий момент большая часть нагрузки приходится на семьи «насильно мобилизованных».
Я не хочу думать о том, что те люди, к которым я еще недавно звонила в двери, которые поддерживали мою работу, с которыми я пила чай на их кухнях, завтра уедут в соседнюю страну «пленными» российской власти, а вернутся в гробах. Не допустить этого сегодня — одна из главных задач.
- Вы можете привести примеры, как вам с товарищами удается помочь россиянам избежать отправки на войну?
- Молодого человека еще в прошлом году схватили прямо на работе и постарались угнать в армию. Мы до сих пор тормозим этот процесс и добились суда. Он, правда, отложен на май, но здесь промедление может быть даже и благом — зато не посреди украинских степей. Надеюсь, добьемся освобождения: система отпускает тех, кто ей сопротивляется.
- К вам за помощью обращаются люди из регионов?
- Да. Супруга, мобилизованного из Новосибирской области, например, так сделала. Мужчина имеет сильные травмы после ДТП, но его забрали. Мы подали административный иск об отмене решения о мобилизации. Сопровождаем дело. На текущий момент благодаря тому, что подан иск, человека не имеют права отправлять на службу.
Обратились родители незаконно мобилизованного из Московской области. У призывника тяжёлый астигматизм. Связались с уполномоченным по правам человека. Дополнительно пишем жалобы в прокуратуру. Изучили документы, подали административный иск, обжалуем незаконный призыв в суде.
- Бывают неординарные случаи?
- Есть одна история, наверное, самая сложная во всех смыслах. Ко мне пришла женщина, рассказавшая, что муж добровольно подписал контракт — втайне от нее — и уехал на фронт. А она теперь пытается его вернуть.
С одной стороны — помогать тут трудно не только потому, что человек все сделал сам, в надежде на успешную погоню за длинным рублем, а быть может на него надавили. Мы не судьи. Есть же еще и этическая сторона проблемы.
С другой стороны — я вижу перед собой эту женщину, которая борется за своего безголового мужа, даже и с ним самим, и понимаю, что вот она — героиня. Такие женщины и остановят это безумие. Так что — консультирую. Шансов мало, можно упирать лишь на то, что не была проведена военно-врачебная комиссия.
Но будет ли к тому моменту, когда мы дойдем до суда, этот мужчина еще жив? Что с ним, где он? Известий от него нет. И тем не менее — помогать все равно надо, потому что вытащить (пусть даже принудительно) оттуда одного человека — это спасти сразу несколько жизней: и его, и тех, кого он мог бы убить.