«Я свободнее, чем вы». Последнее слово Саши Скочиленко в суде. Её приговорили к семи годам колонии

Василеостровский районный суд Санкт-Петербурга приговорил к семи годам колонии 33-летнюю художницу Сашу Скочиленко. Её судили по статье о «фейках» о российской армии за стикеры о вторжении в Украину, которыми она подменила ценники в магазине «Перекрёсток». Прокурор запрашивал для Скочиленко восемь лет колонии. Художница выступила в суде с последним словом, которое с сокращениями опубликовало издание «Бумага». Журнал «Спектр» приводит этот текст.

"Ваша честь! Многоуважаемый суд!

Моё уголовное дело такое странное и смешное, что оно было возбуждено аккурат 1 апреля. Моё дело такое странное и смешное, что иногда мне кажется: вот я зайду в зал на новое судебное заседание, и с неба внезапно посыплются конфетти, и все встанут и закричат: «Разыграли! Разыграли!» Моё дело такое странное и смешное, что сотрудники СИЗО-5 широко открывают глаза и восклицают: «Неужели за это теперь у нас сажают?» Моё дело такое, что даже сторонники СВО, которых я встречала, не считают, что я заслуживаю тюремного срока за своё деяние.

Моё дело такое, что мой следователь уволился, не дождавшись его закрытия. В личной беседе с моим адвокатом он сказал: «Я пришел в Следственный комитет не для того, чтобы заниматься такими делами, как у Саши Скочиленко».

И он бросил моё дело, которое сулило ему блестящий карьерный рост и уже принесло звёздочку на погоны. Он бросил Следственный комитет и ушёл работать в магазин «Военторг». Я безмерно уважаю его поступок и считаю, что мы с ним похожи — мы оба поступили по совести.

Сама статья 207.3 в корне своем дискриминационна, ведь карает она только определенный круг людей — тех, кто не служит в государственных органах. Только вдумайтесь: информация, которую я распространила, очевидно, являлась для моих следователей, в отличие от меня, заведомо ложной — тем не менее они распространили её среди своего следственного отдела, а также среди прокуратуры и судебных органов, оскорбили этой информацией свидетелей-военных и создали повод для огромного общественного резонанса.

Благодаря моим следователям и прокурорам информацию, распространённую мной, узнали тысячи людей в России и по всему миру. Если бы меня не арестовали, эту информацию узнали бы одна бабушка, кассир и охранник магазина «Перекрёсток».

И на двух из этих трёх лиц, как следует из материалов моего уголовного дела, так называемые «ценники» вообще не произвели никакого впечатления. Скажите, разве следователи распространяют наркотики среди сотрудников государственных органов, когда хотят доказать вину человека по статье 228? Таких сотрудников самих судили бы по той же статье. Так почему же по 207.3 не судят ни моих следователей, ни моего гособвинителя, а судят только меня?

Если эти пять бумажек настолько страшны, то зачем вообще был затеян этот суд? Для того чтобы мы десятки раз произнесли эти тезисы, которые, по мнению государственного обвинителя, так сильно угрожают общественной безопасности? Но вот мы произносили тексты с «ценников» на протяжении всего процесса. И что? Земля разверзлась из-за этого? Началась революция в стране? Солдаты стали брататься на фронтах? Ничего подобного не произошло. Так в чём проблема?

Государственный обвинитель не раз упоминал, что моё деяние чрезвычайно опасно для общества и государства. Насколько же слабой верой в наше государство и общество обладает наш прокурор, если считает, что наша государственность и общественная безопасность могут порушиться от пяти маленьких бумажек!

Когда человек поднимает военный мятеж, который нанёс нашей стране огромный ущерб, уголовное дело на него возбуждают и закрывают через день. От моего деяния не пострадал никто, а я содержусь под стражей уже больше полутора лет — вместе с убийцами, ворами, совратителями несовершеннолетних и организаторами занятий проституцией. Неужели так называемый ущерб, якобы причинённый мной, сопоставим с этими преступлениями?

Каждый судебный приговор — это послание для общества. Независимо от того, как вы оцениваете моё деяние, вы, вероятно, согласитесь с тем, что я проявила храбрость и несгибаемость характера, я не была лицемерна, я была честна перед собой и перед судом, я поступила в соответствии со своими моральными ориентирами. И вы согласитесь, что они у меня есть, даже если вам лично близки иные. На жаргоне следователей посадить человека в СИЗО называется «взять в плен». Так вот, я не сдалась и не согнулась в условиях плена, под угрозой травли, болезни и голода.

И если приговор — это послание для народа, то подумайте: что вы сообщаете людям, нашим гражданам, осуждая меня? Что нужно сдаваться? Что нужно лицемерить? Что нужно признавать то, в чём ты невиновен? Что нельзя жалеть наших солдат? Что нельзя желать мирного неба над головой? Что наше общество и государство может разрушиться от пяти маленьких бумажек? Неужели это действительно то, что вы хотите сказать людям во время кризиса, нестабильности, депрессии и стресса?

Мой процесс широко освещается в России и в мире, за ним следят десятки тысяч, а то и сотни тысяч людей, о моём процессе пишутся книги и снимаются документальные фильмы. Так что независимо от того, какой приговор вы вынесете, вы войдёте в историю. Возможно, вы войдёте в историю как человек, который меня посадил, возможно, как человек, который меня оправдал, возможно, как человек, который принял нейтральное решение и дал мне штраф, условный срок или срок «по отсиженному». Все видят и знают, что вы судите не террористку. Вы судите не экстремистку. Вы судите даже не политическую активистку. Вы судите пацифистку.

Я пацифистка. Пацифисты существовали всегда. Это особый род людей, которые считают жизнь наивысшей ценностью из всех возможных. Мы считаем, что любой конфликт можно решить мирно. Я не могу убить даже паука, мне страшно представить, что можно лишить кого-то жизни. Боевые действия идут по инициативе воинов, но мир наступает благодаря пацифистам. И когда вы сажаете пацифистов, вы отдаляете долгожданный день мира. 

Да, я считаю, что жизнь священна. О да, жизнь! Если отбросить всю мишуру этого мира — типа денег, власти, славы, положения в обществе, — в сухом остатке есть только она. О да, жизнь! Она упряма, она настырна, она невероятна, трогательна, удивительна, сильна. Она зародилась на Земле, и пока мы не нашли ей аналогов даже в далеком космосе. Она может пробиться сквозь асфальт, разрушить камни, она из маленького росточка может превратиться в исполинский баобаб, из микроскопической клеточки — в гигантского кита. Она населяет вершины, прячется в Марианской впадине, существует в арктических льдах и в жаркой пустыне. Самой совершенной её формой является человек.

Человек — очень разумная форма жизни. Это жизнь, которая может осознать саму себя. Осознать собственную смертность. Правда, чаще всего мы не помним об этом и живем так, как будто будем жить вечно. Но на самом деле жизнь человека скоротечна. Она ничтожно коротка. Всё, что мы можем, — это продлить краткий миг блаженства. Все живущие хотят жить. Даже на шеях висельников находят следы царапин от ногтей. Это значит, что в самый последний момент они очень хотят выжить.

Спросите у человека, которому только что удалили раковую опухоль, что такое жизнь и как она ценна. Сегодня ученые и медики всего мира бьются за то, чтобы увеличить продолжительность жизни человека и найти лекарства от смертельных болезней. Поэтому я не понимаю: зачем боевые действия? Ведь боевые действия укорачивают жизни, боевые действия — это смерть. Был 21-й год, эпидемия коронавируса, мы потеряли своих пожилых близких — бабушек, дедушек, наставников, учителей. Мы пережили столько боли, тревоги и траура; и только мы стали вставать на ноги, начали жить… боевые действия. Теперь мы теряем людей молодых. Опять смерть, опять горе, опять боль. И я совсем не могу понять: зачем боевые действия?

Называйте это как хотите — я заблуждалась, или я ошибалась, или мне запудрили мозги… я останусь при своём мнении и при своей правде. И я не считаю, что к той или иной правде нужно законодательно принуждать.

Государственный обвинитель верит в совсем другую правду, чем я. Он уверен в существовании так называемых «натовских прихлебателей» или в то, что все независимые СМИ финансируются из-за рубежа. Но разница между нашим прокурором и мной заключается в том, что я бы никогда не посадила его в тюрьму — из-за этого.

Мне жаль, если я кого-то обидела своим поступком. Моё заключение в СИЗО, где я общалась с очень разными, непохожими на меня людьми, позволило мне понять, что каждый человек верит в свою правду. То же самое касается и отношения к СВО. И это большая трагедия, что не все мы разделяем одну правду и не принимаем правды друг друга, — это порождает раскол в обществе, разрушает семьи и разъединяет близких друг другу людей, повышает уровень агрессии, умножает вражду на Земле и всё больше отдаляет нас от долгожданного мира. Я не погрешу против истины, если скажу, что каждый человек в этом зале желает одного и того же — мира.

Зачем воевать? Если мы — это всё, что есть друг у друга в этом мире, полном бед, катастроф и трудностей. Разве всё богатство и вся власть вселенной могут выкупить вашего близкого из плена смерти? Нет — ни деньги, ни власть, ни карьера, ни квартира, ни машина.

Мы — это всё, что есть друг у друга. И у меня есть любимые люди, которые дороги мне больше всего на свете. Они приходят в этот зал, и им небезразличны моя жизнь, здоровье и свобода. Они не хотят, чтобы меня посадили. Меня ждут дома пожилая мама, сестра, любимая девушка, которой поставили страшный диагноз — рак. И я пока не знаю человека, кроме государственного обвинителя, который хочет, чтобы меня посадили.

Правда, я думаю, что и государственный обвинитель в глубине души не хочет этого. Мне кажется, что он пришел в прокуратуру, чтобы сажать реальных преступников и злодеев — убийц, насильников, совратителей несовершеннолетних. А всё оказалось совсем иначе: нужно сажать тех, кого надо посадить, — и это залог продвижения по карьерной лестнице. Это сложившаяся система. Давайте хоть теперь не делать вид, что это не так.

Я вас не виню. Вы заботитесь о своей карьере, о стабильном положении в будущем, чтобы обеспечить свою семью, дать ей хлеб и крышу над головой, поставить на ноги своих будущих или уже родившихся детей. Но о чём вы будете им рассказывать? О том, как вы посадили в тюрьму тяжело больную женщину за пять маленьких бумажек? Нет, несомненно, вы будете рассказывать о других делах. Наверное, вы утешаете себя тем, что вы просто делаете свою работу. Но что вы будете делать, когда маятник качнётся в другую сторону?

Это исторический закон: либералы сменяются консерваторами, консерваторы — либералами. После естественной смерти одного политического лидера приходит другой, с противоположным курсом, и первые становятся последними, а последние — первыми. Вам покажется это странным, но я вам сочувствую.

Несмотря на то, что я нахожусь за решеткой, я свободнее, чем вы. Я могу принимать собственные решения, могу говорить всё что думаю, могу уволиться с работы, если меня заставляют делать что-то, чего я не хочу. У меня нет врагов, мне не страшно остаться без денег или даже без крыши над головой.

Я не боюсь не сделать блестящую карьеру, показаться смешной, уязвимой или странной. Мне не страшно быть непохожей на других. Возможно, поэтому моё государство так боится меня и мне подобных и держит меня в клетке, как опаснейшего зверя.

Но человек человеку не волк. Просто злиться друг на друга из-за разных позиций легко, а любить друг друга, пытаться понять и находить компромиссы — очень трудно. Так невыносимо трудно, что порой это кажется просто невозможным, — в такие моменты насилие или принуждение кажутся единственным выходом. Но это не так! Необходимо учиться любить и решать конфликты при помощи слова — это единственный способ выкарабкаться из того кризиса морали, в котором мы оказались.

Ваша честь! Своим приговором вы можете подать всем пример — пример того, как конфликт можно решить при помощи слова, любви, милосердия, сострадания, а не при помощи принуждения к так называемой правде посредством уголовного срока. Это станет большим шагом к уменьшению злобы, к оздоровлению и примирению общества.

Ваша честь! Я понимаю, что для вас это просто работа, рядовое дело, трудовые часы и большое количество бумажной волокиты. Наверное, среди этой рутины, как и при всякой работе, замыливается и забывается истинное. Но истина заключается в том, что вы обладаете великой властью: вершить человеческие судьбы. В данном случае в вашей власти моя судьба, моё здоровье, моя жизнь и счастье моих близких. Я верю, что вы распорядитесь этой властью мудро".

Александру Скочиленко задержали в апреле 2022 года. Её обвинили в том, что она заменяла в магазине «Перекрёсток» ценники на листовки с информацией о гибели мирных жителей при обстреле Мариупольского драмтеатра.

Следователи квалифицировали это действие как распространение ложной информации об использовании Вооружённых сил, совершённое по мотивам политической вражды, — ч. 2 ст. 207.3 УК РФ.

В марте в Москве силовики сорвали презентацию комиксов Скочиленко.

Как сообщает "Медиазона", у Скочиленко диагностированы целиакия, врождённый порок сердца, биполярное расстройство, ПТСР и кисты в обоих яичниках. В суде выступали врачи, которые, несмотря на противодействие администрации изолятора, смогли осмотреть девушку в СИЗО. По словам всех специалистов, условия в заключении и график судебных заседаний плохо повлияли на состояние художницы.

Из-за замедления сердечного ритма у неё уже начались обмороки. При этом справки о состоянии здоровья Скочиленко выписывали в СИЗО без её осмотра врачами.

В суде были допрошены два свидетеля обвинения — и оба не смогли повторить свои показания против неё, данные в Следственном комитете. Авторы лингвистической экспертизы Анастасия Гришанина и Ольга Сафонова пришли к выводу, что Скочиленко распространяла «фейки» о российской армии «по мотивам политической ненависти».

Анастасия Гришанина нашла в ценниках «мотив политической ненависти». По её мнению, это подтверждают использованные слова «цинковые гробы» и «остановите войну».