На автостанции города Ясиноватая под Донецком в воскресенье днем пустынно и громко. В отдалении раздаются взрывы миномета, редкие пассажиры, ежась, дожидаются маршруток. У кассы ни одного человека: поездку в выходной день в Донецк теперь могут позволить себе очень немногие.
На автовокзале этого когда-то благополучного города особенно ясно видишь, как война превращает нормальную жизнь людей в угрюмое выживание. «Ощущение — как от посещения хосписа», — подытоживает наши общие впечатления водитель, вместе с которым мы за два дня исколесили всю Ясиноватую.
Большие надежды
До войны Ясиноватую хотели превратить в город-сад. На деньги USAID был разработан перспективный план развития, главной целью которого значилось сделать город «одним из спальных районов Донецка». Среди преимуществ расположенной всего в 12 км от Донецка Ясиноватой выделялась не только близость к областному центру, но и отличные коммуникации, а также прекрасная по меркам Донбасса экологическая ситуация. Если соседние Донецк, Макеевка и Авдеевка имели на своей территории «комплекты» из крупных металлургических заводов и коксохимических предприятий, то в Ясиноватой был даже собственный лесной массив.
По показателю «занятость населения» Ясиноватая тогда далеко опережала средние показатели как по Украине, так и по Донецкой области: по состоянию на 2006 год из почти 14 тысяч трудоустроенных жителей города более половины были заняты в сфере железнодорожного транспорта. «Ясиноватая при Союзе была вторым в стране железнодорожным узлом после Москвы-Сортировочной!» — эту фразу за день в городе мы услышали трижды.
С началом военных действий на востоке Украины все три крупнейших железнодорожных центра Донбасса — Иловайск, Дебальцево и Ясиноватая — в разное время становились ареной тяжелых боев. Однако в глубокий экономический нокдаун Ясиноватую послали не только они, но и официально стартовавшая 15 марта 2017 года блокада Украиной самопровозглашенных республик.
Тогда полсотни ветеранов заблокировали часть железнодорожных переездов с подконтрольной Украине территории на неподконтрольную, требуя остановить «торговлю на крови» с непризнанными республиками и освободить пленных украинских солдат. В самопровозглашенных ДНР и ЛНР тут же ввели «внешнюю государственную администрацию» на все оставшиеся украинские промышленные активы на своей территории. В ответ на это уже украинское государство объявило транспортную блокаду «до возвращения заводов законным владельцам».
В итоге год назад железная дорога в украинском направлении в Ясиноватой остановилась. Железнодорожные пути в Донецк отсюда многократно перебиты еще в 2014, а кое-где и засыпаны щебнем, чтобы легче было проезжать танкам.
Постоянные артиллерийские обстрелы, разрыв сообщения как с Украиной, так и с ближайшим Донецком и отсутствие в городе массовой сколько-нибудь пристойно оплачиваемой работы слились для Ясиноватой в гремучий коктейль из безработицы, безденежья и войны. Сегодня здесь работает один Дворец культуры из двух, а во всем городе открыто лишь одно кафе, где можно прилично пообедать, с еще довоенным названием «Оазис». А кинотеатры и большие магазины в Донецке, до которых раньше можно было добраться за 15 минут, стали по разным причинам недоступны. Любимый жителями Ясиноватой гипермаркет «Метро» на окраине Донецка разнесен в ходе боев за аэропорт в мае 2014-го. А о посещении кино в свете местных бытовых трудностей тут теперь никто даже не задумывается.
Законы рынка
Мы приезжаем в Ясиноватую в воскресенье. Первая трудность — найти кого-то из местных жителей для беседы, город выглядит абсолютно пустынным. «Город не вымер, — поясняет водитель в ответ на наше удивление. — Просто народ скупился (сделал покупки. — прим. “Спектра”) и отдыхает, отсыпается на выходных».
Согласно официальным документам, в 2006 году в Ясиноватой насчитывалось 36227 жителей. Официальный сайт статистического управления ДНР указывает, что теперь население города не только не уменьшилось, но даже выросло до 44085 жителей. Достоверность этой цифры комментировать сложно.
В воскресенье любой город начинается с рынка. В Ясиноватой он небольшой, человек на 40–50 торговцев, простой и недорогой. Из Донецка автобусы на Ясиноватую идут от «крутого» центрального крытого рынка. Там отборное соленое сало может стоить 500 рублей за килограмм, домашняя буженина — от 750 рублей, сырую свиную вырезку я смог купить за 400.
В Ясиноватой над донецкими ценами посмеиваются. «Крытый — он же для богатых, — улыбается местная продавщица мяса. — А сало там “особого посола”, оттуда обычно люди перед отъездом на север закупаются, деньги не считают. А поставщики у нас у всех одни и те же — фермеры». Сало у продавщицы стоит 220 рублей за килограмм, свинина — 280.
Фотографироваться продавщицы что мяса, что рыбы, что бакалеи отказываются наотрез, журналист их интересует исключительно с прикладных позиций. «Напишите, чтобы таможню на границе с Луганском сняли! — кричит одна из торгующих. — Мы раньше крупы хорошие с Лутугино возили, а сейчас с этими бумажками и таможнями не поедешь туда лишний раз».
Несмотря на невысокие цены, покупателей немного. «Денег у людей мало, — поясняет Ирина, продавец прилавка с курятиной. — А снимать меня не надо, меня и так весь город знает! Как живем? Нормально, кинотеатров и секций у нас нет, а вот школы работают. У меня сын в самой хорошей нашей школе учится — в первой. Английский с садика еще учит, надеемся, на будущий год в Донецкий университет поступит, на международные отношения!»
Стиралка по частям
Расположенный через дорогу от рынка павильон бытовой техники называется «Магнит», но к российской сети отношения не имеет. Администратор Армине рассказывает, что магазином владеет ее сын. Они переехали сюда из Армении в 1993 году «от войны, землетрясения».
«Как торгуем? — переспрашивает Армине. — У людей денег нет, дороже 600 рублей мало что покупают. Ориентируемся в основном на пенсионеров, а у них тут пенсии в среднем 3600–3800 русских рублей. Раньше, пока железная дорога хотя бы работала, люди деньги получали, выручка была. А сейчас… Выручка дневная бывает 3 тысячи, ну 5».
Чаще всего в магазине покупают лампочки, кипятильники, фильтры для воды.
— Давно крупную вещь последнюю купили в магазине?
— Три дня назад стиральную машину купили. Очень долго выбирали, недели две ходили, думали, спрашивали: «Нельзя ли деньги по чуть-чуть носить?» — так и покупали. Сильно дорогая вещь для Ясиноватой — стиралка!
Наш разговор идет под периодические взрывы. Едем к месту последних «прилетов» — в 103-й квартал. Перед нами большая девятиэтажка с хорошо знакомыми отметинами от попаданий — пробоины, обгоревшие балконы и затянутые плотной пленкой оконные проемы подъездов. Снаряды попали сюда 20 декабря прошлого года, с тех пор большинство окон квартир уже успели застеклить.
Из подъезда выходит мама с ребенком, им не до бесед. Следующая за ними женщина испуганно отмахивается: «Стекла в квартире выбило, дырка в стене! Проектный институт какой-то обещает заключение о повреждениях дать, и будут потом восстанавливать. Нет, меня не снимать, имя не скажу! Я в Скотоватую хожу!»
Станция Скотоватая — в 14 км, и это уже территория, подконтрольная Украине. Как поясняет наш водитель, люди с ясиноватской пропиской могут посещать Скотоватую через местные блокпосты, минуя официальные крупные пункты перехода. Для таких переходов представители ВСУ устанавливают определенные часы: например, в субботу в течение двух часов открывают проход и дают пройти к родне, в понедельник — пускают обратно.
Прожиточный максимум
Мы заходим в местный магазин во дворе той самой пострадавшей девятиэтажки. Продавщица Елена — очень жизнерадостная дама. С улыбкой показывает нам следы последнего большого обстрела. «Нет, стены не пробило у нас! — смеется она. — У нас за полками не стены, а четыре окна! Через них осколки и прилетели, бутылки побило, на потолке вон пробоина от осколка».
«Я в принципе никогда не боялась обстрелов, лежишь на диване, как говорится, “в трусах и майке” и просто лежишь, — говорит Елена. — Но 20 декабря было очень страшно! У меня даже кошка никогда не боялась, а в тот раз и она прореагировала. Нас с мужем двое и кошка с нами. Сын и дочка отдельно живут».
В магазине Елена зарабатывает 5 тысяч в месяц, муж работает сторожем, получает 3,5 тысячи. Для «хорошей» жизни, по ее мнению, им нужен доход хотя бы 15 тысяч в месяц. «У меня на Зорьке квартира двухкомнатная, за коммунальные же надо заплатить? — перечисляет Лена. — Отопление нам за декабрь пришло — 500 рублей, в январе холодно было — уже 600 будет! Всего коммуналка тысячи в полторы попадает на такой квартире, как у меня».
Зорька, как и расположенный неподалеку квартал Молодежный, — районы пятиэтажек, основательно побитые еще во время боев в 2014–2015 годах. Дом номер 2 в Молодежном как-то особенно сильно пострадал. Видно, что работы по восстановлению идут — сияют белизной новые пластиковые окна на лестничных площадках, перед одним из подъездов поддон кирпича с бумажкой, которая гласит, что кирпич произведен и привезен из города Шахты Ростовской области. В остальном — бетонный провал на месте одной из квартир, ближайший балкон застеклен пластиком, но за стеклом видно, что проем забит старыми досками, есть и полностью разрушенные балконы.
При этом в доме остались жилые квартиры! Один из жильцов, Володя, выходит на улицу: у него вдруг пропал свет в квартире.
«Работает тут бригада по будням, человек шесть, что-то делают, — машет рукой он. — С 2014 года до сих пор толком ничего не восстановлено. Я тут на втором этаже живу».
И продолжает: «Летом 2014-го… Я к соседнему дому пошел, вон туда, за дом 1б только зашел, а тут прилетело как раз, и соседа Женю прямо перед подъездом осколками посекло, б…! Насмерть!»
У меня в кармане пугающе звенит телефон — приходит СМС от украинского оператора «Водафон». Мобильная связь с Украиной здесь пропала во всем городе еще зимой 2016-го. Работает мобильный оператор ДНР «Феникс», и кое-где на окраинах трубка захватывает покрытие украинских операторов из близлежащей Авдеевки.
Связь с миром
На железнодорожный вокзал Ясиноватой все еще приходит пара электричек из подконтрольной ДНР Макеевки и даже «международные» поезда — на Луганск и пограничный пункт Успенка (там переход в РФ). Вдоль территорий сортировочных депо как Ясиноватой, так и станции Донецк периодически идут бои, это линия фронта — так что вагоны для большей сохранности держат на станции. Сегодня буквально все станционные пути забиты пассажирскими вагонами, выделяются красивые с надписью: «Донбасс» — эти с довоенного фирменного поезда Москва — Донецк.
Основную связь Ясиноватой с внешним миром теперь обеспечивает автовокзал, расположенный в сотне метров от железнодорожного. Раньше это было очень удобно — российские «южные» поезда ехали через Ясиноватую, не заезжая в Донецк, а жители областного центра сходили на местной станции, пересаживались на автобус или брали такси: 12 км между городами не расстояние.
Теперь дорога в Донецк занимает час двадцать и стоит 27 рублей в одну сторону. Это очень важная цифра — много народу теперь нашло работу в гораздо более спокойном и благополучном Донецке, и ежедневные два с половиной часа дороги в автобусе за 54 рубля — данность, определяющая нынешнее качество жизни. Уже 7 тысяч в месяц здесь считаются достаточно хорошей зарплатой, чтобы ездить на работу в Донецк.
Тут все время рядом что-то гремит и хлопает, на перроне стоит вооруженный военный, а перед железнодорожным вокзалом на стоянке видны белые машины миссии ОБСЕ. Я пытаюсь сделать фото здания железнодорожного вокзала.
«“Слепых” фотографируешь?» — тут же задает мне вопрос человек с оружием. «Слепыми» здесь буднично зовут патрули ОБСЕ за то, что «не говорят правду». В особенности мандата наблюдательной миссии никто не вникает. От железнодорожного вокзала до линии фронта не больше километра ровной дороги, хорошо заметные белые джипы наблюдателей ОБСЕ облюбовали удобную стоянку для своей рутинной работы — подсчета количества выстрелов и взрывов.
Самый дорогой маршрут (117 рублей) отсюда в Александровку, где находится официальный переход через линию соприкосновения для выезда по направлению на Запорожье и Днепр. Это линия фронта по другую строну от Донецка.
Самый популярный — донецкий 106-й маршрут. Автостанция — лишь промежуточная станция на нем, после которой он превращается в городской. Проезд по Ясиноватой обходится в 8 рублей, а конечная остановка находится в пустынном и очень живописном месте на окраине, возле здания заводоуправления Ясиноватского машиностроительного завода.
Владимир, Арсен
В заводоуправлении нет крыши и сильно побитый снарядами фасад — в 2014 году по забору завода проходила линия фронта. На крыше девятиэтажки, что расположена через дорогу, сидел артиллерийский корректировщик бригады «Восток» (ДНР), его прицельно расстреливали из танковых пушек. Обрушившийся подъезд этого дома уже восстановили, но ремонт еще не закончен, людей в квартиры не заселяли.
Тогда в ходе летнего наступления 2014 года части ВСУ и добровольческие батальоны сначала зачистили Авдеевку, а потом, 17 августа 2014 года, на личных страницах в социальных сетях президента Украины Петра Порошенко и министра МВД Арсена Авакова появились сообщения о том, что на городском совете Ясиноватой поднят украинский флаг.
Но уже к вечеру подразделение бригады «Восток» записало на одной из улиц Ясиноватой ролик, доказывая, что город остается под контролем ДНР. Бои в городе шли три дня, потом линия фронта какое-то время шла практически по окраине, сейчас она проходит примерно в 3 км от Ясиноватского машиностроительного завода — между Ясиноватой и Авдеевкой.
Перед проходной завода камень с именами семи работников завода, погибших в ходе этой войны, над ней броская надпись: «Ясиноватский машиностроительный завод имени 60-летия СССР». К новому зданию заводоуправления меня провожает сотрудник охраны.
Этот завод — не только единственный оазис благополучия в Ясиноватой, но и единственное на территории самопровозглашенных республик оставшееся в частных руках крупное машиностроительное предприятие, которое работает.
Напротив нового заводоуправления кирпичная стена, которая украшена целым рядом больших портретов. Начинается он с Владимира Путина, заканчивается покойным командиром бригады «Спарта» Арсеном Павловым, больше известным по позывному Моторола. Там же портрет Ивана Балакая, комбата 11 полка 1-го армейского корпуса ДНР. Полк этот составлен в основном из подразделений расформированной бригады «Восток». Год назад, 29 января 2017 года, Балакай погиб в бою под Авдеевкой. То, что у завода особые шефские отношения с подразделениями, составленными из бойцов бывшей бригады «Восток», тут никто не скрывает.
Ад в питомнике
Мы поднимаемся на второй этаж в приемную, и пока владелец и генеральный директор завода Владимир Трубчанин дает последние указания подчиненным, я рассматриваю кабинет. За спиной у генерального еще один портрет Владимира Путина, рядом со столом макет горнопроходческого комбайна, на столе рядом с семейными фотографиями снимок хозяина кабинета, позирующего в цеху завода в кузове грузовика во время установки там двуствольной 23-миллиметровой зенитки. Такие современные «тачанки» — популярное у пехотных командиров оружие по обе стороны линии фронта.
Я сообщаю Владимиру Трубчанину, что совсем недавно был ровно напротив через линию фронта, в кабинете директора Авдеевского коксохимического завода (АКХЗ).
«С той стороной меня уже ничего не связывает, недавно получил российский паспорт, в пятницу вот получу российские права, а украинский я заказным письмом отправил в консульство в Ростове-на-Дону», — подчеркнуто спокойно поясняет Трубчанинов и достает из ящика стола российский паспорт.
Последнюю продукцию на подконтрольную Украине территорию завод отгрузил год назад. Для работы с украинскими заказчиками завод создавал «зеркало», зарегистрировав украинское предприятие в Константиновке. Как заводу удалось пережить блокадный 2017 год, Трубчанинов особо не распространяется.
«Я понимал, к чему идет, и мы везде, где могли, переходили на комплектующие и сырье из России, — рассказывает он. — В итоге в прошлом году выручка была под полмиллиарда рублей, продукцию сейчас мы поставляем в основном в Таможенный союз. Это Россия, Казахстан, и в пятницу (разговор проходил в понедельник, 5 февраля. — прим. “Спектра”) мы выиграли тендер в Белоруссии. Раньше половина продукции уходила украинским заказчикам, но с 1 марта 2017 года, когда ввели стопроцентную блокаду, этот рынок закрылся и, судя по всему, надолго. Они у “сепаратистов” больше ничего не покупают».
Сегодня на заводе работают 700 человек, средняя заработная плата составляет астрономические для Ясиноватой 20 тысяч рублей. До войны сотрудников было 950, 50 из которых работали в местном собачьем питомнике, крупнейшем на территории Украины.
«Если вы знаете, завод мне достался от отца, а он человеком интересным был — любил рыбалку и собак, — говорит директор завода. — С рыбалки обычно двух-трех брошенных псов мог привезти. На пике у нас 2300 собак было в вольерах по всему заводу, своя ветеринарная служба, карантин, питомник для щенков. В книгу рекордов входили как самый большой собачий питомник Украины. И я все это продолжал содержать».
Большая часть собак погибла в одном бою 17 августа 2014, когда к воротам завода прорвался украинский танк. За воротами в сотне метров от проходной занимали позицию три гаубицы с тягачами и боекомплектами. Артиллерийские расчеты, похоже, решили, что танк свой, и не отреагировали. А тот со 100 м расстрелял позицию, боекомплект взорвался.
«Там был ад! А у нас рядом с этими гаубицами и ветеринарный пункт был, и карантин, и питомник для щенков, очень много собак в том месте было», — говорит Трубчанинов.
Комбайны — Кузбассу, ежи — Донбассу
Мы идем смотреть завод с гендиректором и его заместителем Сергеем. Я аккуратно спрашиваю, можно ли снимать Сергея?
«Уже можно! — отвечает Владимир Трубчанин. — Все его игры на той стороне кончились год назад, именно он был генеральным директором того предприятия, которое было зарегистрировано в Константиновке. Он только с виду такой маленький, а в 2014 году во время обстрела “Града” своим телом человека накрывал!»
Мы идем по цехам. Завод построен в 1947 году и раскинулся поистине с советским размахом на 60 га земли. Все цеха пешком не обойти. За директором в отдалении следует новенький фольксваген с водителем.
В механическом цеху мне показывают новую большую машину. «Это проходческий комбайн КСП 35-100 весом в 100 тонн, самая большая машина, которую мы сейчас выпускаем. Он в этом месяце будет отгружен заказчикам в российском Кузбассе», — перекрикивает шум цеха Трубчанин. Наискосок от комбайна выстроилась другая продукция — знакомые по советским военным фильмам противотанковые ежи из рельсов. Директор охотно фотографируется как с проходческим комбайном, так и с противотанковыми заграждениями.
Мы смотрим литейный цех с парой электродуговых плавильных печей, смотрим, как выглядит процесс «координатной шлифовки», цех, в котором устроен герметичный отсек с японскими роботизированными станками… Везде в крыше, в стенах мне показывают следы от попаданий мин и снарядов, в одном из последних цехов — инструментальном — полностью восстановлена одна стена. После нее мы выходим на улицу и видим развалины.
«Вот здесь до января 2015 года ремонтно-механический цех был, но 30 января 2015 года нам из Авдеевки такое прилетело, что этот цех просто сложился и все! Инструментальный и ремонтно-механический — первые два цеха, с которых начался этот завод в 1947-м, — продолжает экскурсию Трубчанин. — Сколько там на авдеевский коксохим снарядов упало? Три сотни с чем-то? У нас к этой цифре нолик можно смело приписать, мы прилеты просто не считали. Заводоуправление наше видели? Видели — значит, не пойдем его смотреть!»
Справедливости ради стоит сказать, что АКХЗ ареной боевых действий не был и надолго не останавливался. Ясиноватский машиностроительный завод вставал почти на полтора года и одно время являлся практически передовой позицией бригады «Восток». Директор рассказывал, что были времена, когда четыре заводских бомбоубежища делили напополам военные и гражданские. В двух прятались работники и сбежавшие жители соседних домов, в двух сидели бойцы подразделений командира «Востока» Александра Ходаковского. О Ходаковском генеральный отзывается с большим уважением, говорит, что они дружат семьями. Рассказывает, что танковый снаряд достал в том числе из стены собственного частного дома: «Говорят, хранить такие вещи плохая примета, но я храню!»
Напоследок меня ведут к теплицам. Они разбиты неподалеку от разрушенной ветеринарной лечебницы с вольерами для собак. Новая отапливаемая теплица надежно утоплена в землю, наружу торчит только стеклянная крыша, сквозь которую виден цитрусовый сад.
Я смотрю, как цветут и плодоносят лимонные и еще какие-то совсем экзотические деревья вплоть до большого бананового куста, слушаю историю единственного медведя в заводском собачьем питомнике, которого отправили в мирную жизнь в Орехово-Зуево, смотрю на ровные расчищенные от обломков площадки неподалеку от теплицы, оставшиеся от ветеринарной клиники и питомника для щенков.
И совсем забываю спросить, зачем все это нужно.