Когда об исходе президентских выборов в США узнали в Госдуме, радости депутатов не было предела. «Три минуты назад Хиллари Клинтон признала свое поражение на выборах президента Соединенных Штатов, а секунду назад Трамп начал свою речь как избранный президент Соединенных Штатов Америки, с чем и я вас всех поздравляю», — заявил единоросс Вячеслав Никонов, а ему в ответ начали аплодировать. И с тех пор в России все ждут каких-либо сигналов от Дональда Трампа, которые указывали бы на его готовность радикально пересмотреть российскую стратегию Вашингтона.

Методом исключения

Положительное восприятие Дональда Трампа в России во многом связано с личностью его оппонентов: не только Клинтон, но и соперников по республиканским праймериз. Джеб Буш, в течение длительного времени считавшийся основным претендентом, приходится братом Джорджу Бушу-младшему, президентство которого, начавшееся на достаточно позитивной ноте (все мы помним, как Буш «посмотрел в глаза Владимиру и увидел его душу»), завершилось глубоким кризисом в двусторонних отношениях на фоне войны в Южной Осетии. Сенатор от Флориды Марко Рубио вообще охарактеризовал Владимира Путина как «гангстера и головореза», обещая усилить изоляцию Москвы и ввести новые санкции.

Хиллари Клинтон тоже никогда не отличалась благосклонностью к путинской России. «Сейчас делаются усилия по ресоветизации региона, — говорила она в 2012 году о создании Евразийского экономического союза. — Это будет называться по-другому. Это будет называться Таможенным союзом, Евразийским союзом или еще как-нибудь. Но не будем обманываться. Мы знаем, какова цель, и мы стараемся выработать эффективные способы замедлить или предотвратить [интеграцию]». Во время предвыборной кампании Клинтон пошла еще дальше, даже переходя на личности. По ее словам, Путин является «крестным отцом мирового крайнего национализма».

Непродолжительная встреча Барака Обамы и Владимира Путина на саммите АТЭС в ноябре 2016 года. Фото: AP / Scanpix

Трамп, в свою очередь, подобных комментариев не давал, российского президента называл «в большей степени лидером, чем Обама», и в целом сосредоточился на внутренних проблемах, таких как миграция, реформа здравоохранения, улучшение инфраструктуры и создание рабочих мест. Следуя логике меньшего зла, в России многие сделали вывод, что победа нью-йоркского миллиардера изменит российско-американские отношения и позволит завершить эту «новую холодную войну».

Фактор страха

Обычно российская оппозиция шутит над передачами по федеральному телевидению, где американской внешней и внутренней политике уделяют больше внимания, чем происходящему в РФ, указывая, что для американцев Москва имеет небольшое значение. Но нынешняя президентская кампания с точки зрения обсуждавшихся тем была для Соединенных Штатов уникальной.

Как отмечал в программе «Познер» российский международник Федор Лукьянов, давно иностранная держава не играла такой роли в риторике кандидатов. Для лагеря Клинтон Москва фактически оказалась одним из ключевых инструментов давления на Трампа. Экс-госсекретарь в прямом эфире обвиняла его в поддержке кибератак на США и представляла как «марионетку» Путина. Более того, американское правительство выпустило официальное заявление о том, что, по их мнению, российское руководство санкционировало вмешательство хакеров в избирательный процесс в Соединенных Штатах.

Однако, полагает Лукьянов, исход выборов все-таки подтвердил, что среднего американца внешняя политика мало интересует и что ставка Клинтон на запугивание Россией не оправдалась. Не услышали избиратели и предупреждения Барака Обамы о том, что человеку, который не способен контролировать свой Twitter, нельзя доверить ядерное оружие.

Дональд Трамп действительно никогда не занимал выборную должность и тем более не занимался внешней политикой, хотя и утверждал, что имеет более тесные личные отношения с многими лидерами, чем оппоненты-политики. Многие его одобрительные комментарии в адрес Москвы были спровоцированы выпадами Хиллари Клинтон (мол, Путин ее не уважает) и стремлением упрекнуть администрацию Барака Обамы в отсутствии характера. Трамп не приходит в Белый дом с собственной внешнеполитической концепцией, поэтому его действия в отношении других стран в значительной степени будет определять республиканское окружение, где новой философии внешней политики тоже не изобрели.

Три школы

После холодной войны на американскую внешнеполитическую практику влияние оказывают три теоретические школы: неоконсерваторы, либералы-интернационалисты и реалисты. Неоконсерватизм наиболее ярко проявился в президентство Буша-младшего. Именно их решением было вторгнуться в Ирак, исходя из того, что колоссальное превосходство в военной сфере позволяет Америке перестраивать мир и другие государства под свои интересы и тем самым силой поддерживать благоприятный для Вашингтона мировой порядок.

Матрешки с политиками в московском магазине. Фото: Reuters / Scanpix

Либералы-интернационалисты, к которым относятся Барак Обама, Хиллари Клинтон и, например, Збигнев Бжезинский, тоже считают, что доминирование Соединенных Штатов необходимо укреплять, но действовать следует прежде всего через институты и западные ценности. С их точки зрения, победа в холодной войне была достигнута за счет привлекательности американской модели развития и внутреннего стремления человека к демократии. Соответственно, и сегодня эту политику необходимо продолжать, способствуя вестернизации мира и обращаясь к вооруженным интервенциям только в исключительных случаях. Для администрации Билла Клинтона таким исключительным случаем стала Югославия в 1999 году, для Обамы — Ливия в 2011-м.

Реалисты же, включая Генри Киссинджера, Дмитрия Саймса или Джона Миршаймера, критикуют неоконсервативную и либеральную позицию. Как правило, они утверждают: мир таков, какой он есть, и пытаться изменить его бессмысленно. В 1990-е годы в их среде были популярны рассуждения о том, что господствовавшие в прошлом державы погибали от имперского перенапряжения, вовлекаясь в дорогостоящие авантюры. От этого же они предостерегали и Америку.

В рамках реалистской логики было бы разумно, как пример, отдать региональным державам первенство в собственных региона (России — в СНГ) в обмен на признание глобального лидерства Вашингтона. За это в Кремле и ценят реалистский подход: есть надежда, что оставят в покое как по вопросу демократизации, так и евразийской интеграции.

Правда, на фоне эйфории победы в холодной войне и в условиях отсутствия такой угрозы, как СССР, реалисты уже больше двух десятилетий фактически находятся в упадке: во внешнеполитическом мышлении республиканцев преобладает неоконсерватизм, а демократов — либеральный интернационализм. И наблюдатели предсказывали, что в случае избрания представителя Республиканской партии президентом в Белый дом вновь вернется неоконсерватизм.

Не свой человек

Но Трамп не является классическим республиканским кандидатом. В частности, он последовательно выступал против войны в Ираке, начатой администрацией республиканца Джорджа Буша-младшего, и неоднократно повторял, что сможет договориться с Путиным, тогда как неоконсерваторы в ответ на политику Москвы однозначно настаивают на жестком давлении. Еще в 2007 году после Мюнхенской речи президента РФ видный сторонник этой школы Макс Бут опубликовал статью с красноречивым заголовком «Вошь, которая зарычала».

Владимир Путин и Хиллари Клинтон на саммите АТЭС в 2012 году. Фото: Reuters / Scanpix

«Я не знаком с Путиным. Думаю, было бы здорово, если бы смогли поладить с ним, чтобы вместе противостоять „Исламскому государству“ (запрещенная в РФ террористическая организация. — прим. „Спектра“)», — озвучил Дональд Трамп в октябре идею, которая едва ли была принята на ура неоконсерваторами, исключающими сотрудничество с тем, кого они считают бунтовщиком и угрозой американскому доминированию.

При этом реалисты не спешат признавать его своим. В феврале 2016 года исследователь Леон Хадар в журнале The American Conservative критиковал бизнесмена за то, что в его внешнеполитических суждениях нет последовательности и что он только выступает против определенных практик предшествующих администраций без встречных инициатив. По мнению Хадара, Дональду Трампу еще только предстоит озвучит свою стратегию.

Профессор Роберт Каплан тоже не видит в его заявлениях реалистских установок. «…осторожность и знание истории являются неотъемлемой частью реалистского мышления, — пишет Каплан. — Понимание истории приходит из чтения. (…) Но Трамп представляется человеком пост-литературного мира, который обошел книги и попал сразу в цифровой мир, где ничто не проверено, контекст отсутствует и процветает ложь». К тому же, по словам автора, реалиста отличает умеренность, готовность осознать неприятную правду и отказ от наивных взглядов. Всего этого, как утверждается, Трампу пока не хватает.

Состоявшиеся и потенциальные назначения на основные должности по-прежнему не позволяют назвать администрацию Дональда Трампа реалистской. И хотя его команда только формируется, вице-президент Майк Пенс, скажем, явно тяготеет к стандартному для республиканцев жесткому подходу в отношениях с РФ, констатирует эксперт Дмитрий Суслов. Упоминавшихся в прессе кандидатов на пост госсекретаря — экс-посла США в ООН Джона Болтона и бывшего губернатора Массачусетса Митта Ромни — точно нельзя отнести к сторонникам сближения с Россией. У губернатора Южной Каролины Никки Хейли, недавно назначенной Трампом следующим представителем Вашингтона в ООН, в прошлом даже не было опыта во внешнеполитических делах.

22 ноября журналисты The New York Times спросили у избранного президента о будущей политике на российском направлении. Он ответил, что возможное потепление в двусторонних отношениях точно не будет обозначаться термином «перезагрузка», и напомнил о критике, обрушившейся на Клинтон, когда начатое в 2009 году сближение обернулось новой конфронтацией. «Я бы не стал использовать этот термин после того, что произошло», — заключил Дональд Трамп.