«Входной билет в русскую культуру». Юля Варшавская и Антон Желнов — о том, как американцы издавали книги русских эмигрантов

Сегодня в нашем цикле колонок о жизни эмигранток в ХХ веке – особенный выпуск. В Ригу с премьерой своего нового документального фильма «Камень. Ножницы. Бумага», посвящённого деятельности американского издательства Ardis, приезжает журналист Антон Желнов. Показ пройдёт 4 декабря в рамках фестиваля Artdocfest. Поэтому новую удивительную эмигрантскую историю я расскажу с его помощью.

А история Ardis и правда поражает: однажды два американца, Карл Проффер и его жена Эллендея, настолько полюбили русскую литературу, что в 1969 году побывали в СССР, вернулись домой – и решили открыть у себя в доме издательство, где публиковали запрещенных в Союзе авторов. А заодно стали друзьями, домом, опорой для таких людей, как Иосиф Бродский и Саша Соколов. Они публиковали Набокова, Битова, Довлатова, Лимонова и многих других. Поддерживали их жён и вдов.

При этом Профферы сталкивались с непониманием со стороны соотечественников, а вскоре стали невъездными в СССР. Им приходилось постоянно искать источники финансирования (а открыли издательство они вообще на гонорар от КАМАЗа), но они продолжали свою деятельность несмотря ни на что. Благодаря их работе западная аудитория смогла читать великих русских писателей в переводах, а запертые за железным занавесом советские люди буквально контрабандой получали «тамиздат», передавая его тайком из рук в руки.

В нашем интервью Антон Желнов (в чьих предыдущих фильмах про Илью и Эмилию Кабаковых, а ещё — про Владимира Сорокина мне посчастливилось быть исполнительным продюсером) рассказал, как Профферы влюбились в русскую литературу, чем помогали Иосифу Бродскому и почему Эллендея сталкивалась с шовинизмом, хотя была равноправным партнёром в деле.

— Первая мысль, которая возникает, когда читаешь про издательство Ardis: «Господи, как потрясающе жили эти люди, какой отрезок истории им удалось наблюдать, быть его частью». Хочется быть мухой на стене во время их разговоров, например, с Бродским или Набоковым. Насколько в действительности значимым был этот момент в истории — для русской литературы, для эмиграции?

Я бы тоже не отказался побыть мухой на стене в то время, потому что оно действительно было уникальным. Но для меня в той же степени уникальными были и 1990-е, и 2010-е годы. Я не завидую другим эпохам, потому что мы и сами свидетели интересных событий. Но если говорить про то время, оно и правда было особенным: третья волна эмиграции, которую ещё называют «еврейской».

Всё это происходило на стыке 1960-1970-х годов, когда и образовался Ardis. Он попал в этот политический нерв, когда из СССР стали уезжать талантливые люди, которым не давали реализоваться на родине. Эмиграция была не только творческой — многие учёные тогда тоже уезжали. Что-то подобное мы наблюдаем и сейчас: всё повторяется.

Кроме того, в тот период случился расцвет неподцензурной литературы, ведь как раз спустя 20 лет после окончания войны выросло поколение сильных поэтов, прозаиков, которые уже стали достаточно зрелыми для того, чтобы написать свои главные вещи. Это «оттепельные» люди, которые к 1970-м написали свои главные произведения: Аксёнов, Битов, Войнович. Поэтому уникальность той эпохи — не субъективная, а скорее историческая оценка.

— Что меня отдельно удивляет в этой истории: Карл и Эллендея Профферы не были эмигрантами, они родились в Америке. Почему они вообще пустились в эту авантюру? Как в них возникла такая любовь к русской литературе, что они были готовы положить на неё всю свою сознательную жизнь?

Да, они не были эмигрантами, хотя у Эллендеи ирландские корни, поэтому она в некоторой степени обладает европейской оптикой. Карл действительно на 100% человек, выросший в Америке. Они вообще из разных штатов, но так случилось, что они встретились в университете штата Индиана, в Блумингтоне, где Карл уже преподавал, а Эллендея училась в аспирантуре. Позже они переехали в Мичиган, который стал домом и для них, и для Ardis, — в город Анн-Арбор.

Почему они так любили русскую литературу? На этот вопрос можно ответить, сославшись на время. Пик холодной войны — русское тогда в принципе было в моде среди интеллектуалов, профессорской публики. Оно было недосягаемым, закрытым, за «железным занавесом». Плюс американское правительство тратило много денег на славистику, на изучение русского языка, потому что они «боролись с врагом». Так что, естественно, ко всему русскому было внимательное отношение. И здесь можно вновь провести параллели с сегодняшним днём и внимательным изучением всего российского.

Вторая часть ответа, конечно, лежит в личной плоскости. Понятно, что без любви и страсти ничего бы не получилось. Карл просто полюбил русскую литературу, у него был профессор Джон Мерсер (и у нас есть об этом фрагмент в фильме), который научил его пониманию русской литературы. Она показалась Карлу гораздо более живой, страстной, глубокой, чем английская или американская литература. В общем, он заразился ею в прямом смысле этого слова. Его первым предметом исследования был Гоголь.

Эллендея тоже довольно случайно пришла к изучению русской литературы. Она мечтала быть переводчиком или писательницей, но никогда не думала, что свяжет свою жизнь с русским языком. Я думаю, что совпали время и запрос на русское. Они понимали: что-то интересное происходит там, за железным занавесом. Эллендея посвятила много лет изучению творчества Булгакова. И так, через Булгакова и Гоголя, они получили свой входной билет в русскую культуру.

— Есть известный стереотип, что иностранцы не могут понять русскую душу и литературу, соответственно. Как ты думаешь, был ли какой-то американский, западный взгляд у Карла и Эллендеи на издаваемые ими русские книги? Я читала, что они далеко не всё публиковали и внимательно отбирали тех авторов, с которыми были готовы работать.

– Я думаю, это заблуждение — про загадочную русскую душу. Как и про русский язык, который непонятен иностранцу. Безусловно, есть контекст. Он существует у любой литературы — и у русской, и у американской, и у французской. Но я не сторонник идеи, что иностранец неспособен что-то русское постичь, тем более если он этим занимается профессионально, как Карл и Эллендея. Мне кажется, что это выдающиеся люди, которые понимали нюансы, всю сложность советского мироустройства, всю сложность русского текста. В конце концов, «Школа для дураков» Саши Соколова — сложнейшее модернистское произведение, но эта книга была издана впервые в Ardis. И Профферы (в том числе благодаря журналистке Маше Слоним, для которой русский язык был родным) понимали: если это талантливо — значит, важно.

По поводу выбора издаваемых книг. Кроме Ardis были и другие тамиздаты — «Посев», YMCA-Press, но они были нацелены в первую очередь на политическую прозу. Для YMCA, которая базировалась сначала в Берлине, потом в Париже, главной книгой, наверное, стал «Архипелаг ГУЛАГ» Солженицына. Кроме того, они издавали религиозную литературу, запрещённую в СССР. Для Ardis важнее была эстетика, а не этика и не политика. Это издательство было универсальным, потому что не было нацелено только на борьбу с Советским Союзом через политические тексты.

Не будем забывать, что Ardis начинался вообще с литературы Серебряного века — с репринта книжки Мандельштама «Камень», и это к актуальной советской прозе 60-х и 70-х никакого отношения не имело. Они издавали Набокова, который тоже был далёк от Советского Союза и борьбы с ним. Поэтому диссидентского духа там не было. Они делали ставку на талант и пытались найти этот талант, в некотором роде спродюсировать его. И в тот единственный раз, когда Профферы зашли на политическое поле, издав альманах «Метрополь» с текстами неподцензурных советских авторов, они за это поплатились тем, что им закрыли въезд в СССР на десятилетия.

— Правильно ли я понимаю, что Карл и Эллендея были не просто людьми, которые издавали тексты Бродского и Набокова, но и сыграли большую личную роль в судьбах тех писателей, которые переезжали в Америку? В том числе помогли Бродскому в принципе выехать из СССР и оказаться в США.

Безусловно. И этому посвящена большая часть фильма: это не просто издательство, а в некотором роде дом. Ведь «Ардис» в прямом смысле находился в их поместье в Анн-Арборе, он был домом для новых эмигрантов. Профферы не просто принимали эмигрантов, которые потом у них жили, они в прямом смысле занимались и бытом, и устройством, и документами русских авторов, которые уезжали в США.

Без предложения Карла устроить Бродского на работу в Мичиганский университет поэт, думаю, не решился бы так смело уехать из страны. Потому что, вопреки распространённой версии, что он был выслан, сейчас мы знаем (благодаря в том числе работам Глеба Морева), что это не совсем так. У него всё-таки был выбор: оставаться или уезжать. Другое дело — мы не знаем, какие последствия ждали Бродского, если бы он оставался в Ленинграде. Но это был в конечном счёте его выбор, а не КГБ. И это стало возможным благодаря предложению Карла. Поэтому, конечно, Профферы не просто помогли, а во многом предопределили эмиграцию Бродского.

— А сталкивались ли они с критикой внутри американского интеллектуального сообщества за свою работу с русскими?

Да, и у нас в фильме есть архивная съемка Эллендеи, где она говорит, как многие американские интеллектуалы их осуждали. Даже New York Times прямым текстом описывала эту ситуацию как ненормальную: американцы ездят в Советский Союз, помогают русской литературе — да, пусть и отменённой, как сказали бы сейчас, но всё же. Какого чёрта? Не будем забывать, что Ardis появляется как раз после чехословацких событий, после советских танков в Праге.

Поэтому многие в США крутили у виска, но Профферы в каком-то смысле были бунтарями, им хотелось попробовать запретный плод. И они, надо сказать, не ошиблись. Позже стали создаваться программы, поддерживаемые государством и ЦРУ, по распространению запрещённой русской литературы. Но это уже было потом. А когда Профферы начинали, они сталкивались с хейтом и непониманием, в том числе со стороны интеллектуального американского сообщества.

— Как было устроено издательство и на что оно существовало? Я читала, что у них были не только проблемы с хейтом, но и с финансированием. На что они жили, на что они издавали все эти книги?

Ardis действительно, в отличие от упомянутых YMCA-Press или «Посева», не был подконтролен властям или спецслужбам. Это было в прямом смысле независимое издательство. Эти факты важно уточнить, потому что многие считают, что всё контролировалось, всё финансировалось, везде помогала разведка. С Ardis это не так. Это действительно было начинание, построенное на энтузиазме, за ним никто не стоял. И первые деньги, которые позволили им уже развернуться, а затем и переехать в тот самый дом, который считается базой Ardis (бывшее здание гольф-клуба), Профферы заработали на переводах чертежей для советского завода КАМАЗ.

— То есть они буквально иноагенты?

Они буквально иноагенты. Во всех смыслах. У них был заказ, поступивший от брата Карла, который был как-то связан с промышленностью, работал в Детройте. Это был заказ на перевод чертежей завода КАМАЗ, и за эту техническую работу они получили довольно внушительную сумму, которая позволила им переехать и создать полноценное издательство.

Но и до этого Ardis уже существовал. Он находился в другом доме, совсем маленьком — буквально в гараже, — там же, в Анн-Арборе. Всё это начиналось совсем «на коленке», на личные деньги, которые тратились скорее не на книгоиздание, а на журнал о русской литературе Russian Literature Triquarterly. Это была попытка создать такой новый «Современник». Но настоящий Ardis начался с денег от КАМАЗа. Эта история звучит анекдотично, но это правда.

— Они публиковали книги и на русском языке, и делали переводы?

Большую часть (около 60% книг) они публиковали на английском языке. Они переводили русских писателей для американской аудитории, существовала система мягких и твёрдых обложек. Мягкие обложки предназначались для университетских библиотек. Твёрдые обложки шли на продажу в Америке, в Европе, в западных странах. Книги на русском языке, безусловно, предназначались для отправки в СССР, чтобы познакомить советских читателей с той литературой, с которой они не могут из-за цензуры познакомиться легально. Но базово Ardis — это англоязычное издательство.

— Почему я спрашиваю: ведь мы выросли на историях наших родителей о том, как они буквально с фонариком под подушкой читали тамиздатовские книги, которые чудом попадали в Советский Союз. Это же целая история, очень важная для советской интеллигенции. Как эти книги попадали в СССР? И было ли это одной из целей работы Ardis?

Безусловно, как я уже упомянул, 40% книг были на русском языке. И, естественно, одной из целей было познакомить с ними советского читателя. Попадали они самыми разными путями, но, конечно, всё это было секретным и нелегальным.

В то время летать между странами имели возможность, например, дипломаты или журналисты. Они тайно перевозили тексты, например, в виде микрофильмов. Была масса способов их перевозить и распространять по своим людям — в том числе через посольства, которые в некотором роде служили «почтовым отделением».

В процессе создания фильма нам удалось узнать важную вещь: на самом деле всё это было довольно централизованным предприятием. Я имею в виду распространение русских книг. В Америке эта система финансировалась ЦРУ и называлась International Literary Center — Международный литературный центр. По сути, это был такой книжный Wildberries, сеть книжных магазинов в Нью-Йорке, в Канаде, в разных американских штатах, где распространялась русская литература. А ILC выкупал у издательств тираж запрещённых книг, что позволяло им частично окупать расходы. И дальше, если ты был готов посотрудничать с этой компанией, тебе давали определённый тираж, который ты мог вывозить за границу.

То есть это была — и гласно, и негласно — агентурная работа, за которой следила американская разведка. Цель — борьба с Союзом через распространение инакомыслия. Многие книги, например, попадали в СССР через моряков, которые отправлялись из Америки в балтийские воды. А дальше эти тиражи, парадоксальным образом, после конфискации милицией ею же и продавались на чёрном рынке. Всё как всегда в России.

— То есть Рига буквально была контрабандистским пунктом для запрещённой литературы?

В том числе, поскольку большинство книг доставляли именно морем. И, естественно, какое море между Россией и Западом? Конечно, Балтийское! Наше открытие заключалось в том, что эти книги помогали распространять и сами власти. Это вообще уникальное свойство нашей страны: вроде бы всё запрещено, но сама милиция участвовала в популяризации запрещённой литературы.

– Так как мой цикл текстов посвящен женщинам в эмиграции, давай поговорим про Эллендею Проффер. Я отметила, что в одном из интервью она буквально в первом же абзаце очень чётко сказала: «Вы должны понимать, что мы были равноправными партнёрами». И это напомнило мне другую нашу с тобой знакомую — Эмилию Кабакову, которая всегда настаивала на соавторстве в их художественных работах и выставках с Ильёй Кабаковым. Расскажи про Эллендею и её роль в Ardis: они и правда были равноправными партнерами?

Конечно, это не математика, чтобы можно было отмерить равноправное участие.  Они были семьёй, как и упомянутые тобой Эмилия и Илья Кабаковы. Когда это дела семейные, сложно оценивать их в бизнес-категориях — кто каким кому приходился партнёром. Но, безусловно, она была человеком, без которого бы Ardis не случился. Эллендея не помогала его создавать, она была полноценным соавтором Карла в этой работе. Я бы сказал, что они были одним целым и разделить часть, которую делает Карл, и часть, которую делает Эллендея, невозможно. Они вместе выбирали книги, которые издавали со своими сотрудниками. Вместе, конечно, спорили. Вместе ездили в Советский Союз.

Это был совместный труд. И они оба этим вдохновлялись, оба этим жили. Поэтому тут даже некорректно, мне кажется, говорить о том, какую она сыграла роль в этом издательстве, потому что она и есть это издательство, как и Карл. Они и есть Ardis, в прямом смысле этого слова. Когда Карл умер, на Эллендею свалилось всё сразу: во-первых, маленькие дети, во-вторых, управление издательством. И это всё делала она. С 1984 года, после смерти Карла, и до 2001 года, когда издательство было продано, всем занималась Эллендея. Поэтому, безусловно, она была не просто красивая женщина, которая нравилась русским писателям. Она главная героиня нашего фильма.

— Но некоторое высокомерие по отношению к ней тоже было?

Было ли шовинистское отношение к ней со стороны наших соотечественников? Да, было. Считали ли они, что можно пойти к Карлу в обход Эллендеи? Да, считали. Обижало ли её это? Безусловно.

Её ранило, что к ней относились просто как к жене и красивой подружке, но не как к деловому человеку. В нашем фильме она рассказывает про шовинистское отношение, которое она наблюдала по отношению к себе. И она была с этим не согласна. И сотрудники издательства пытались нашим переехавшим писателям объяснить, что Эллендея — такая же часть команды, как и Карл, и в обход неё не надо ничего делать. Она принимает непосредственное участие в жизни издательства. Многим русским писателям это было невдомёк, и они не хотели с этим соглашаться. Да, в этом смысле им было присуще такое снисходительное отношение к ней.

— Просто из некоторых её интервью мне показалось, что она довольно жёстко отвечает на вопросы, совсем не в интонациях «подружки издателя», напротив. Но, может быть, это ответная реакция на тот самый шовинизм, о котором ты говоришь.

Я бы не назвал Эллендею жёстким человеком. У меня не сложилось такое представление о ней. Она скорее справедливый человек, который знает себе цену. Но человек, знающий себе цену, умеющий её отстоять, и жёсткий человек — это разные вещи. И поэтому её вдвойне обижало, что её не ценили по достоинству. В конце концов, мы помним их скандал с Бродским.

— Давай в двух словах расскажем, в чём там был конфликт титанов.

Эта история многократно описана — и в книге самого Проффера, и в книге Николая Ускова (историка, журналиста, издателя Forbes Russia) «Ardis: Американская мечта о русской литературе». Пересказывать весь этот конфликт нет смысла, но если коротко — был скандал, в котором Бродский грозил Эллендее судом. Он был связан с тем, что Бродский не хотел, чтобы вышли мемуары Карла о нём. Но потом, уже в 90-х, они помирились.

И вообще было много конфликтов, в том числе и с Сашей Соколовым. Эллендею обижало, что авторы Ardis не поддерживали её в сложной ситуации. Карл рано ушел из жизни, а русские писатели требовали денег, славы и не входили в её положение. И это одна из причин обид и непонимания. Потому что действительно у многих наших соотечественников был такой подход: мы гении, мы приехали, занимайтесь нами. И, наверное, это было главным источником непонимания между русскими эмигрантами и Эллендеей. Потому что Америка живёт по другим правилам, и большинству нужно начинать карьеру заново.  Если ты хочешь там чего-то достичь, нужно начинать с нуля. А многие из русских авторов этого не понимали.

— Если говорить про роль женщин, Карл Проффер написал книгу «Литературные вдовы России», где отмечает важнейшую роль жён писателей в сохранении их наследия. Насколько я знаю, Ardis много работал с ними?

Да, эта книга была важнейшая для Карла, как и мемуары о Бродском. Участие «литературных вдов», конечно, было важным аспектом, потому что в России (и из России) всё вывозили женщины. И тексты Мандельштама сохранились во многом благодаря Надежде Яковлевне, его вдове. Она же познакомила Профферов с Бродским. Без вдовы Булгакова, Елены, не было бы научных работ Эллендеи, которая дружила с ней. Без Веры Набоковой, с которой они тоже дружили, издательская судьба писателя сложилась бы совсем иначе.

— У тебя в фильме тоже была важная соавторка — прекрасная журналистка Анна Наринская. Расскажи про её роль в фильме, как вы с ней работали вместе?

Как Карл и Эллендея! Натурально, я не преувеличиваю. Вместе придумывали, вместе разрабатывали сценарий. Ведь в кино самое главное — это найти интонацию. Эту интонацию, этот угол зрения на Ardis, на эпоху мы придумали вместе с Аней. На съемках Ани не было, потому что у неё не было на тот момент американской визы. Она была в Москве, но мы ежедневно выходили на связь, обсуждали каждое интервью, каждую съёмку, подготовку к ней. И после съёмок вместе обсуждали монтажный сценарий и то, каким этот фильм должен получиться. Поэтому полноценное соавторство.

— Насколько я знаю, тот факт, что вы вообще смогли этот фильм снять, — просто чудо. Вы начали снимать в феврале 2022 года, и шансов организовать съёмки в Америке было не очень много, но вам удалось это сделать. Расскажи — как?

Абсолютное чудо. 26 февраля мы улетели в Америку, в Лос-Анджелес. И, как оказалось, это был последний прямой рейс из России. И уже в США мы в ужасе узнавали новости, всё разворачивалось на наших глазах. Мы совершенно не понимали, что мы делаем, для кого мы в итоге снимаем кино. Будут ли с нами работать американцы? Ведь главным образом все наши герои — американцы. Как они будут настроены? Не «пошлют» ли они нас? Но все вошли в наше положение, мы решили не опускать руки: раз уж мы приехали в страну с командой, надо снимать. И это было правильное решение, которое нам позволила принять наш продюсер Софья Капкова, которая сказала: «Работайте». Все были в смятении, конечно.

— Но, поразительным образом, этот фильм спустя полтора года стал настолько актуальнее! Это точное попадание в тот контекст, в котором мы сейчас существуем. Наши с тобой общие знакомые и друзья издаются за границей, в том числе открываются русскоязычные издательства, которые публикуют на русском языке книги тех авторов, которые больше не могут быть изданы в России. Людей, которые ездят в Россию из Европы, просят привозить эти бумажные книги. И как будто бы мы возвращаемся в некоторую квазиситуацию, в которой работал Ardis. У тебя есть такое ощущение?

Писатель Михаил Зыгарь недавно хорошо пошутил: «Антон, зачем ты так приблизил героев своих фильмов к нашей жизни?» Он имел в виду не только Профферов, но и всех героев наших документальных фильмов — Кабаковых, Бродского, Сашу Соколова, Сорокина. Парадоксально, но то, что казалось фактом истории, теперь стало фактом моей жизни: мои друзья уехали, а наш фильм показывают за границей, куда его приходят смотреть новая волна эмиграции. И фильм про Ardis из попытки поговорить про прошлое стал разговором о настоящем. Хотел ли я этого? Нет. Я не ищу актуальности для своих фильмов, потому что, мне кажется, кино должно быть про кино. Это кадры, эстетика, режиссура, композиция, текст, музыка, а не политика. Я прямо тебе скажу, никакого политического запала у меня не было.

— Этого хватает и на основной работе.

Точно. В некотором смысле я относился к своим фильмам, как Профферы к своим авторам. Для меня во главе стояла эстетика. Но оказалось, что и эстетика теперь политика. Ну и что теперь делать? Надо довольствоваться тем, что есть. А если мы получим ещё и бонус в виде актуальности, я только рад. Значит, больше людей этот материал поймут, больше молодых людей, посмотрев наше кино, скажут: всё это мы почувствовали теперь на своей шкуре. Для них история Ardis не останется только воспоминанием из учебника или хроникой из кино. Может быть, таким образом наш фильм сможет чему-то научить или от чего-то предостеречь.