Каждые десять лет на пространстве бывшего Советского Союза происходят события, которые существенно меняют облик этой части мира. В 2003 году в Грузии случилась первая "цветная революция", инициировавшая одну из самых успешных и масштабных экономических реформ в регионе и ставшая примером как успешных, так и неудачных массовых мирных выступлений против зарвавшихся властей (как это было в 2004-2005 годах в Украине, в 2010 в Молдове, в 2011 в России или в 2020 в Белоруссии).
В 2013-2014 годах в Украине поводом для протестов стало стремление сделать цивилизационный выбор между бывшей империей и объединенной Европой – и население высказалось в пользу последней, даже несмотря на то, что ценой такого решения стала война и потеря значительной части территории страны. В 2022 году пришла очередь Казахстана – самой успешной страны постсоветской Центральной Азии: здесь массовые протесты были вызваны массой причин, от неприятия бедности в богатом государстве до недовольства сосредоточенностью значительной части национального богатства в руках представителей и ставленников семьи первого президента и "лидера нации" Нурсултана Назарбаева. У меня нет сомнения в том, что последствия текущих событий окажутся не менее значимыми, чем грузинской и украинской историй.
Нурсултан Назарбаев. Фото REUTERS/Scanpix/LETA
События в Казахстане примечательны во многих аспектах.
Во-первых, на протяжении трех десятилетий страна была образцом для подражания в экономическом и геополитическом смысле. Назарбаев почти с нуля построил успешное государство, которое проводило наиболее последовательно "многополярный" курс, лавируя между Западом, Россией, Китаем и Турцией; он ввел его в созданный Россией Евразийский Союз, ориентируясь при этом на торгово-инвестиционное сотрудничество с Европой и США и обеспечив впечатляющий экономический рост. Десятилетиями власти пытались вырастить образованную национальную элиту, отправляя подающих надежду студентов в лучшие университеты США, Великобритании, Китая и арабских стран. Казахстан по постсоветским стандартам выглядел чуть ли не идеальным примером догоняющей модернизации – никак не более авторитарной, чем те, что реализовывались в свое время на Тайване или в Южной Корее.
Однако и первый президент республики во многом напоминал выдающегося южнокорейского лидера Пак Чон Хи: развивая экономику и встраивая свою страну в современный мир, он создавал подчиненные своим близким корпорации, подавлял оппозиционную политическую активность и не гнушался жестоким силовым подавлением протестных акций. Нынешний кризис в этом отношении представляется естественным элементом в переходе от более авторитарной к менее авторитарной модернизации – и Назарбаев, судя по всему, пал его жертвой, хотя и не в том прямом смысле, как его южнокорейский коллега. Оценивая текущие протесты, я предполагаю, что они в конечном счете будут подавлены, но это не остановит серьёзных перемен в стране в ближайшие годы.
Во-вторых, казахстанские политические элиты оказались самыми предусмотрительными и реалистичными среди руководства постсоветских авторитарных стран. В 2019 году президент Назарбаев отказался от полномочий и инициировал процесс передачи власти, которую получил Касым-Жомарт Токаев, вступивший в должность президента страны. Токаев - профессиональный дипломат и осторожный чиновник, заявивший о необходимости проведения ряда либеральных реформ.
Процесс транзита шел почти три года до момента начала протестов, которые при любом исходе показали, что мягкий сценарий перехода от долгого авторитаризма к пусть даже "управляемой" демократии невозможен. С высокой степенью вероятности Токаев сможет сохранить власть, воспользовавшись протестами для "зачистки" назарбаевских приближенных, но при этом он вынужден будет пойти на ограничение своих полномочий и в большей мере учитывать интересы не только элит, но и населения.
Бывший президент Казахстана Нурсултан Назарбаев (слева) и действующий президент Казахстана Касым-Жомарт Токаев. Фото AP Photo/Alexei Filippov/Scanpix/LETA
Все это будет иметь большое влияние на всех авторитарных правителей постсоветских государств – от Путина до Рахмона и от Лукашенко до Алиева. Если украинская "революция достоинства" испугала всех этих вождей и заставила их дополнительно укреплять силы безопасности и структуры по борьбе с собственными народами, то казахстанские протесты однозначно девальвируют любые возможности управляемой передачи власти, так как формирующееся двоевластие становится предпосылкой для распространения недовольства и несогласия.
В-третьих, казахстанские протесты указывают еще на один важный момент: условием устойчивости персоналистской системы является постоянный рост благосостояния населения (в 2000-е годы и в Казахстане, и в России, и в Беларуси поддержка власти была весьма широкой и устойчивой). Этот рост благосостояния не может быть заменен, например, дешевизной части товаров и услуг, которой часто хвалятся автократы. Газ, из-за которого вспыхнули нынешние протесты, даже после двухкратного повышения цен стоил 120 тенге, или около 27 центов (около 20 рублей) – т.е. в 1,5 раза дешевле, чем в России и в 2,8 раза – чем в Украине (бензин в Ливии или Венесуэле тоже был почти бесплатным, что не помешало запуску протестов, в конечном счете превративших эти страны в территорию хаоса).
Проблема состояла не в том, что какой-то товар неожиданно и серьезно подорожал, а в том, что уровень жизни граждан не рос уже несколько лет, что и вызвало массовую усталость. В Беларуси с обещаемой Лукашенко зарплаты "па пяццот" начиная с 2010 года или в России, где и сейчас реальные располагаемые доходы населения остаются ниже, чем в 2013 году, эта проблема стоит никак не менее остро – и никакие геополитические игры или поиски внутренних врагов не способны стать "антидотом" от возможного общенационального возмущения. В этом, я полагаю, состоит главный урок казахстанского протеста – протеста, больше похожего на революции в Тунисе или Египте, чем на выступления в Сербии, Украине или Беларуси.
Протестующие в Алмате 5 января 2022 года. Фото Photo by Abduaziz MADYAROV / AFP/Scanpix/Leta
В-четвёртых, события в Казахстане позволяют говорить об окончательном завершении "постсоветской" истории. Они показывают, что не только там, где лидеры общественного мнения или оппозиционных сил видят альтернативный культурный или геополитический идеал (в случае Грузии таковым является широкий Запад, в случае Украины и Белоруссии – ЕС, в гипотетическом случае Азербайджана – Турция), но и там, где внешних соседей (как Китай или исламский мир) скорее опасаются, реминисценции о метрополии не вызывают теплых чувств. Россия в нынешних условиях рассматривается как главное средоточие имперских и авторитарных традиций, и поэтому любое антидиктаторское движение уже не может не быть в той или иной степени и антироссийским. Если это еще не было столь очевидно в первые постсоветские десятилетия, то сейчас такая связка выглядит неоспоримой. Москве уже никогда не удастся изменить имидж России как авторитарной per se страны, отягощенной имперскими комплексами. Никакие иллюзии постсоветской интеграции не в состоянии реально повысить авторитет и влияние Кремля на территории бывших российской и советской империй.
Какими могут быть последствия казахстанских протестов? Их, как мне кажется, нужно оценивать во внутри- и внешнеполитическом аспектах.
В первом аспекте общий вектор представляется достаточно очевидным: даже в случае подавления протестов власти не смогут ужесточить политический курс и вынуждены будут пойти на уступки. Даже зачинщики протестов, в которых приняли участие сотни тысяч человек, не будут привлечены к ответственности: без широкой амнистии ситуацию в республике успокоить не удастся. Поэтому следует предположить, что в ближайшие годы произойдет поиск новой точки равновесия между властью и обществом, для чего потребуются экономические реформы, создание новых политических институтов и построение более свободной и справедливой электоральной системы. Казахстан имеет большие шансы стать первой постсоветской страной, которая перейдет от авторитарной модернизации к управляемо-демократической, и только в этом случае республику ждет продолжение экономического роста и относительно благополучное будущее.
Во втором аспекте события в Казахстане нанесли неожиданный – и очень сильный – удар по геополитическим амбициям Кремля. На протяжении ряда лет Москва представляла Евразийский экономический союз как "аналог Европейского Союза в Евразии", как реальный и мощный субъект, с которым европейцы могли бы вести диалог об "интеграции интеграций". События января 2022 показывают всю иллюзорность такого рода проекта. Если без Украины, по мнению покойного Бжезинского, Россия перестает быть империей, то без Казахстана она перестает быть евразийской державой и остается в полном геополитическом одиночестве. Протесты в Казахстане, я бы даже сказал, "обнуляют" заявку Путина на переговорах с США и НАТО: в новых условиях смешно выдвигать условие неразмещения баз или военных объектов на территории стран бывшего СССР, если все больше таких стран разбегаются от России – и тем более если в регионе возникает вакуум безопасности, который Запад будет стремиться заполнить на фоне растущего влияния Китая и поднимающегося исламского экстремизма.
В заключении стоит еще раз повторить, что протесты в Казахстане будут иметь очень серьезные последствия для авторитарных государств бывшего СССР, и прежде всего для России. В Кремле стоит задуматься о том, что без "перезапуска" экономического роста, ограничения сверхприбылей монополий, всемогущества чиновничества и запредельной коррупции, что в итоге могло бы привести к возобновлению роста уровня жизни людей, сохранение в стране пресловутой "стабильности" невозможно. Силовые структуры могут помочь в борьбе с условным Навальным и признанными "иноагентами" журналистами, но для противостояния сотням тысяч радикализировавшихся протестующих они не слишком эффективны. Поэтому новым старым императивом российской власти должен стать экономический рост и сокращение неравенства. Если этот сигнал будет проигнорирован, а выводом из казахстанского протеста станет утверждение необходимости еще больших трат на силовиков, Россию могут ждать очень серьезные испытания...