Предложение спикера Совета Федерации Валентины Матвиенко об укрупнении регионов вполне логично вписывается в ряд недавних инициатив российской власти — создание Национальной гвардии, назначение полицейской генеральши ответственной за права человека, проекты главного следователя по «китаизации» рунета.

Смысл всего этого закручивания гаек — в блокировании потенциальных возможностей гражданского протеста, который может развернуться после сентябрьских псевдовыборов. А поскольку регионов в России, по официальным данным, насчитывается 85 — это многообразие создает некоторые неудобства для централизованного управления, привычного в эпоху «вертикали».

Разумеется, объяснения самой Матвиенко иные — она озабочена «качеством жизни людей». Но арифметическое укрупнение регионов создает лишь иллюзию повышения этого качества. Да, возможно, в столице каждого из укрупненных регионов оно возрастет — поскольку туда будет поступать больше налогов. Но у жителей тех регионов, которые планируется расформировать, качество жизни, наоборот, снизится, и к тому же — все основные вопросы им придется решать в другой, более далекой региональной столице.

Впрочем, Матвиенко не уточнила, какие именно регионы она имела в виду. За нее этими предположениями поделился другой сенатор, Сергей Калашников. В центральной России он предложил объединить Смоленскую, Брянскую, Калужскую и Орловскую области. В Поволжье — Чувашию, Мордовию и Марий Эл. На Урале — Пермский край и Свердловскую область. Есть проекты и для Дальнего Востока.

Чувашская республиканская общественная организация «Ирĕклĕх» уже выступила с протестом против таких проектов. Но разве имперским политикам, называющим себя «федеральными», есть дело до мнения жителей какой-то небольшой республики, к тому же не самой экономически развитой?

Если провести параллель — можно (а точнее невозможно) представить шквал протестов, например, жителей маленького Вермонта, если бы какие-то вашингтонские политики вдруг вздумали объединить его с соседним, гигантским штатом Нью-Йорк. Но такое решение действительно выглядит немыслимым, поскольку США являются реальной федерацией.

В США, кстати, вообще не существует расхожего российского деления регионов на «доноров» и «дотационников». Оно характерно именно для сырьевой экономики. А в экономике современной, постиндустриальной, работают совсем иные критерии. Каждый штат умудряется разрабатывать собственную специфику и делать ее экономически эффективной. Конечно, это достижимо лишь на основе нормальной децентрализации налоговой системы. Например, жители 50-тысячного городка Редмонд у канадской границы, в котором расположена штаб-квартира Microsoft, совсем не горят желанием «сливаться» с другими городами и штатами.

Но Россия до сих пор строится по имперской модели, предусматривающей все решающую столицу в окружении покорных колоний. И эти колонии, глядя с кремлевских башен, можно перекраивать сколько угодно. И неважно, что там думают «на местах» (классический советско-чиновничий сленг, вернувшийся в годы «вертикали»).  

Валентина Матвиенко — далеко не первый политик, предлагающий укрупнить российские регионы. Еще в 2007 году эту идею в своей характерной стилистике озвучивал Владимир Жириновский: «Не должно быть никаких Бурятии, Татарстана, Башкирии». Советский патриот Виктор Алкснис идет еще дальше: «На мой взгляд, имеет смысл объединить Республику Карелию, например, с Мурманской, Архангельской, Вологодской областями, Республикой Коми и назвать эту территорию Северным краем. А Еврейскую автономную область — с Амурской областью и с Хабаровским краем, назвав Дальневосточным краем. Точно так же Татарстан можно объединить, например, с Ульяновской и Самарской областями и назвать это Казанским или Поволжским краем… В идеале надо бы провести административные границы между новыми субъектами федерации по линейке».

Виктор Алкснис. Фото с Википедии

Внук красного латышского стрелка явно перенял характер у залихватского дедушки! В 1990−91 гг. полковник Алкснис был одним из лидеров депутатской группы «Союз», боровшейся за сохранение СССР. Но его типично имперское отношение к советским республикам, желание всех выстроить «по линейке» вместо того, чтобы поинтересоваться мнением самих местных жителей, в конечном итоге как раз и привело к распаду Союза. И сегодня он предлагает «спасать Россию» теми же методами.

В России нулевых годов уже был опыт таких региональных укрупнений. Например, в 2003 году Пермская область и Коми-Пермяцкий автономный округ были объединены в Пермский край. Местное население тогда охотно за это проголосовало на референдуме. Предполагалось, что индустриально развитая Пермь поможет вытащить небольшой округ из экономической депрессии, а заодно и сократится количество чиновников.

Однако сегодня результаты этого объединения выглядят не столь радужными. Жители «столичной» Перми не слишком довольны растущим объемом дотаций, которыми краевой бюджет теперь должен делиться с округом. Коми-пермяки, напротив, жалуются на то, что их региональная культурная специфика, которая вполне признавалась, когда они были равноправным субъектом Федерации, резко утратила свое значение. Ну, а количество чиновников, вопреки прогнозам, не только не сократилось, а даже возросло.

Надежды на то, что объединение регионов приведет к сокращению бюрократического аппарата, выглядят совершенно иллюзорными. Чиновники просто перераспределятся как в калейдоскопе. Ведь именно они являются базовым классом нынешнего российского государства. Это в позабытые «лихие 90-е» было модно изучать экономику и бизнес, сегодня самые популярные вузы — всевозможные «академии управления», выпускающие профессиональных бюрократов.

Некоторые политологи также надеются на то, что укрупнение регионов сделает их «сильными». Но здесь вопрос в критериях этой «силы». Если крупнейшие региональные предприятия, как почти повсюду в России, останутся в собственности «федералов», а губернатором (учитывая новейшие тенденции) назначат какого-нибудь силовика — можно ли такой регион считать действительно «сильным»? Реальная сила региона состоит в его самоуправлении. Да, возможно, каким-то республикам и областям имело бы смысл объединиться — с точки зрения экономической эффективности. Однако такое решение должны принимать сами жители этих регионов, в лице своих свободно избранных парламентов, а не московские любители рисовать карты. (Показательно, что тот же Жириновский путает Красноярск с Краснодаром.)

Укрупнение российских регионов вряд ли возможно до сентябрьских выборов в Госдуму. Все-таки оно не может состояться только по желанию федеральных политиков — закон пока еще требует проведения местных референдумов. Но такие референдумы вполне могут быть приурочены к этим самым выборам и пройдут под аккомпанемент массированных пропагандистских обещаний «улучшения качества жизни».

Впрочем, в некоторых регионах уже сегодня относятся к таким проектам скептично. Так, жителей Карелии несколько напугало мартовское обещание одного из лидеров «Единой России»: «Например, проблемная для партии Карелия будет нейтрализована объединением с более понятной Ленинградской областью». Оказалось, что единороссы лишь обсуждают нарезку своих избирательных округов для праймериз. Но нельзя поручиться, что они однажды не задумаются о «нейтрализации» Карелии и в административном смысле. На прошлых думских выборах 2011 года их партия в республике получила один из минимальных результатов по РФ — 32,3%.

В 2015 году российское министерство экономического развития опубликовало проект «Основы государственной политики регионального развития РФ». Он существенно отличается от действующих ныне «Основных положений региональной политики в РФ», принятых еще в 1996 году. Прежде всего тем, что в новом документе, в отличие от прежнего, отсутствуют ссылки на региональное самоуправление и прочие тезисы, характерные для федеративного государства. Отныне региональную политику предлагается вести сугубо централизованно, «в национальных интересах РФ». Такую ситуацию уже можно охарактеризовать как «постфедерализм».

А вместо решения насущных проблем регионов — избираемости власти и экономической децентрализации — в России, по предложению той же Валентины Матвиенко, будут создавать «министерство счастья» и «министерство будущего». Здравствуйте, господин Оруэлл! Как вы были правы! Только с номером года несколько ошиблись…