В Беларуси двое суток идут массовые уличные акции протеста против очевидно (так по крайней мере это представляется протестующим) сфальсифицированных итогов президентских выборов. Для защиты своей «победы» Александр Лукашенко использовал не только ОМОН, но и спецназ, а протестующие – «коктейли Молотова». Есть и первая подтвержденная жертва этих столкновений милиции с демонстрантами. Формальный лидер белорусских протестов Светлана Тихановская после отказа лично участвовать в уличных акциях, как нередко делают в таких случаях лидеры демократических революций, и подачи жалобы на итоги выборов в ЦИК Беларуси, который пока полностью подконтролен Лукашенко и может отменить итоги выборов только под «натиском улицы», вообще уехала из страны в соседнюю Литву. Причем сделала это, возможно, после попытки своего задержания белорусскими властями.
Трое не зарегистрированных оппозиционных кандидата в президенты Беларуси тоже не участвуют в протестах физически. Двое - Виктор Бабарико и Сергей Тихановский - по-прежнему в лукашеновских тюрьмах, еще один - Владимир Цепкало — в Москве. Ни программы (кроме попыток добиться ухода Лукашенко), ни единого лидера у белорусской демократической революции на данный момент нет. Есть тактическая цель — добиться ухода Лукашенко и новых президентских выборов.
Победу Лукашенко на выборах практически сразу публично признали два его главных формальных союзника, от которых критически зависит белорусская экономика – Россия и Китай. Но, может быть, самым показательным стало поздравление с победой, которое белорусский диктатор, пытающийся разметать протесты светошумовыми гранатами и резиновыми пулями, получил от премьер-министра Армении Никола Пашиняна. Человека, который пришел к власти в Армении на волне уличной демократической революции всего два с небольшим года назад. Человека, который с помощью улицы свергал гораздо меньшего «тирана», чем Лукашенко — Сержа Саргсяна — доведшего правда Армению до крайнего экономического упадка.
Демократические революции и попытки свержения мирными акциями протеста неугодных народу лидеров, которые не хотят уходить из власти добровольно и не дают шансов поменять себя на честных выборах, – довольно обычная практика для ряда постсоветских государств.
Парадокс в том, что сам процесс реального распада СССР был активирован 29 лет назад, в августе 1991-го, сначала попыткой силовой реставрации через свержение первого и единственного президента Советского Союза Михаила Горбачева заговорщиками из ГКЧП, а потом и уличными протестами против этой реставрации в Москве под руководством Бориса Ельцина. История всех постсоветских государств в значительной степени начиналась благодаря это демократической уличной революции на улицах Москвы.
В истории постсоветского пространства уже была даже одна попытка осуществить тот план, который теперь пытается претворить в жизнь в Беларуси Светлана Тихановская. Она намеревалась выиграть выборы, стать временным президентом, чтобы через шесть месяцев провести в стране честные выборы с участием всех кандидатов, которые захотели бы претендовать на пост главы государства. Роза Отунбаева, которой, кстати, на днях исполняется 70 лет, с июля 2010 по 1 декабря 2011 года, после череды революций в Киргизии, была временным президентом Киргизии, обещала передать власть законно избранному новому главе государства, не баллотироваться самой, и сдержала свое слово. Стала ли Киргизия спустя 9 лет после этого нормальной демократической страной? С большой натяжкой. СМИ и политическая жизнь там свободнее, чем в других центральноазиатских государствах, но до полноценной демократии и тем более до нормальеого экономического развития пока еще, как до Великой китайской стены.
Роза Отумбаева. Фото распространяется по лицензии Creative Commons Attribution 2.0 Generic
Путин столкнулся с чередой смены режимов в постоветских государствах еще в первый и начале второго срока своего правления, в 2000-х годах. Именно тогда в недрах его администрации родился термин «цветные революции», которыми стали обозначаться все подобные события в Грузии, на Украине, в Киргизии (при всей их абсолютной непохожести друг на друга). Потом для обозначения таких событий в официальном российском политическом дискурсе стали использовать украинское слово «майдан», поскольку именно поражение кремлевского ставленника Виктора Янковича на Украине воспринималось Кремлем наиболее болезненно.
Причем до сих пор, даже почти через 20 лет после первых «цветных революций», российская власть исходит из этого, что за каждой попыткой смены власти в любой стране существующего уже давно только на бумаге СНГ стоят «происки США» или «коллективного Запада», то есть всегда некоей враждебной России внешней силы. А не реальные внутренние проблемы этих стран и реальное недовольство народа тем, как эти проблемы решают конкретные политические лидеры.
Об успехе или неудаче любой такой демократической революции можно судить по двум главным критериям. Первый - экономический: стала ли жить страна после смены ненавистного правителя лучше и богаче. Второй - политический: оказались ли перемены, ради которых затевалась смена власти, необратимыми, или все вернулось на круги своя.
Пока самой успешной за всю историю после распада СССР революцией можно признать грузинскую. А Михаил Саакашвили без сомнения остается редчайшим примером относительно удачного реформатора на постсоветском пространстве. Грузия безусловно сделала шаг вперед в своем экономическом развитии по сравнению с эпохой Эдуарда Шеварднадзе, преуспела в борьбе с коррупцией (недостижимая высота для других бывших советских республик, за исключением давно ставших частью политического Запада, членами ЕС и НАТО, стран Балтии), а политическим оппонентам Саакашвили, давно находящимся у власти, не удалось полностью изменить и уничтожить созданную им экономическую и политическую реальность в стране. При этом очевидно, что Грузия не стала процветающим и полноценно демократическим государством и к тому же лишилась части территории —Абхазии и Южной Осетии, — которую, правда, не контролировала в полной мере и до победы «революции роз».
Главным завоеванием украинских майданов пока остается только очевидная возможность законным путем менять власть. Но если посмотреть на постсоветскую историю Украины, мы увидим, что за 30 лет никому, кроме Леонида Кучмы, не удалось проработать президентом страны более одного срока. То есть, менять президентов на выборах на Украине получалось и до майданов. При этом издержки демократической революции для Украины пока оказались крайне тяжелыми — страна платит гигантскую цену за право быть свободной — потерю Крыма и кровопролитная война в Донбассе. Сама Украина в условиях латентной гибридной войны не провела необходимых экономических реформ и продолжает беднеть и терять население.
Киргизии в 2000-е годы пережила череду насильственных революций, в какой-то момент имела уникальный не только для бывших советских республик, но и для всего мира состав парламента, в котором ни одна партия не имела более 10% голосов, но так и осталась весьма небогатым государством без внятных перспектив развития.
Главная задача, которую пока не могут решить на обломках советской империи ни страны, пережившие насильственные смены власти в результате уличных протестов (Грузия, Киргизия, Армения, Украина), ни авторитарные режимы с несменяемыми пожизненными правителями или институтом контролируемых преемников (Россия, Таджикистан, Туркмения, Азербайджан, Узбекистан) — это построение прочных деперсонифицированных институтов государства, не зависящих от того, кто стоит у власти, и создание механизма мирной легитимной смены власти и политического курса без потрясений.
Мало «убить дракона» - надо еще и самому не стать драконом. Мало под лозунгами стабильности, охраны суверенитета, держаться за власть до посинения, как это делают Путин или Лукашенко – надо создать такую систему государственных институтов, чтобы уход из жизни или из власти любого политика не приводил бы к разрушению страны или политическому хаосу. Нормальная государственная система всегда независима от любого политика. Любая нормальная страна всегда больше одного человека и не должна критически зависеть от его личной судьбы, настроения и состояния здоровья.
Создание полноценных государственных институтов и прочной национальной экономики остается главными и пока не разрешимыми задачи для постсоветских государств. Свержение надоевших до смерти правителей не самоцель. Потому что после, даже если это получилось, надо жить дальше. Причем желательно лучше, чем «до». Главное – построить такую государственность и такую экономику, которые исключали бы как бессрочную узурпацию власти одним человеком, так и полную неуправляемость государства. Когда кому-то из стран СНГ это удастся, тогда и можно будет говорить, что демократическая революция (или эволюция) действительно победила.