С конца августа стало появляться все больше свидетельств присутствия на Донбассе подразделений российских военнослужащих. В конце концов, наличие российских военных признали и сепаратисты, и российские телеканалы. По их версии, на Донбассе воюют бойцы, официально берущие отпуск в армии, чтобы помочь делу «Новороссии». Александр Литой поговорил с двумя жителями Украины, рассказавшими на условиях анонимности, что они воевали в составе добровольческих батальонов, побывали в плену и вернулись к своим еще до объявления перемирия. Они утверждают, что их захватывали именно кадровые российские военные, действующие самостоятельными подразделениями, а не в рядах ДНР. В то, что перемирие долго продлится, собеседники «Спектра» не верят.

Андрей:

«Напишите, что я — просто Андрей. У меня восьмилетний сын, а вы ж знаете, как и в России, и в ДНР ненавидят именно наш батальон „Донбасс“…

Когда мы зашли в Иловайск, мы взяли третью или четвертую часть города. Если бы пришло подкрепление, мы бы взяли город и закрепились там. Но так как подкрепления не пришло, день-два нужно было подождать и уходить, пока проход еще был открыт. Я не знаю, почему нас и оттуда не вывели, и не прислали подкрепления. Мне очень хочется задать этот вопрос нашим полководцам. 

Очень много хороших людей там погибло.

Нас накрывали минометным огнем, артобстрелом, работали „Грады“, „Ураганы“ — по 3−4 раза на день. То, что мы отбили, мы держали до последнего — но нужно было уходить, если не было подкрепления.

Мы ехали как бы по зеленому коридору, который нам должны были дать, попали под очень сильный артобстрел. Из наших двадцати машин уцелело буквально две, десятки бойцов сразу погибли. Дальше расстреливали из зеленки из пулеметов. Кто его знает, сколько их там сидело. Основной удар был нанесен артиллерией, основные потери были из-за нее.

Фото REUTERSScanpix

Все было настолько пристрелено… Кстати, они и говорили, что ждали нашу колонну два дня. Сто процентов, у них была задача нас уничтожить: в колонне были и люди из батальона „Донбасс“, и из „Днепра“, по-моему. Я так понимаю, батальоны добровольцев как бы уже невыгодны. Наверное, политики понимают, что люди с оружием и к ним могут прийти задать вопросы.

Очень много бойцов, которые пусть и ранены, но выжили, понимают, что мы пошли в этот коридор, чтобы нас просто уничтожили. Это легкое решение: распускать батальоны, куда-то отправлять — долго, сложно, возникают вопросы. А тут: ну, бой, так получилось.

Наши дали бой, заняли круговую оборону, продержались немножко и попали в плен. Нас забрали не ДНР, ЛНР, казаки, а именно русские войска. Видел их танки, артиллерию.

Не могу сказать, что к нам плохо относились. Во время боя мы взяли шесть человек пленных — никто их пальцем не трогал, кто был ранен — перевязали. В знак благодарности, русские наших раненных обменяли на своих ребят. Не могу сказать, как наши пленных брали — было попадание в кузов машины, в которой я ехал. У меня ожоги, мелкие ранения. Я был уже трехсотый, в шоковом состоянии.

Нас вывезли в чистое поле, положили на пахоту, мы укрылись тем, чем у кого было, нас в кольцо взяли, чтоб никто не убежал. Ночевать так было холодно, но зато никого не избивали.

Ближе к обеду на следующий день нас повезли менять на пленных. До этого даже дали сухпаек, хотя бы один на 3−4 человека, водички немножко. Рядом было поле арбузов — нас туда колонной сводили.

Видно было, что они не очень хорошо к нам относятся, но и на том спасибо, что не пытали. Мы им начали объяснять: „Вот, мы — эти мифические бандеровцы, которые кушают детей, кровью запивают… Мы — такие же, как вы, никакой разницы между нами нет“.

Некоторые из них даже были в шоке, что увидели просто нормальных людей, которые воюют за свою страну. Многие так и остались негативно настроенными. Мое мнение — у них в России ничего не обсуждается, если дядя Путин сказал, значит, люди пойдут это делать.

Нас загрузили в „КамАЗ“, привезли — я даже не знаю, как называется это село — нас, когда забирали, там были еще пленные украинские военные. Все ходячие шли пешком, всех раненых загрузили в „КамАЗ“. Сказали остаться тем, кто из батальона „Донбасс“ и не ранен: их отдали ДНР.

Бойцы батальона „Донбасс“. APScanpix

Мы, раненные, сидели в „КамАЗе“. Нераненные стояли, там рядом какая-то речка была или водоем… Очень большое спасибо, их командир сдержал слово. Он говорил: когда брали в плен, вы не тронули наших бойцов, а я раненных не отдам ДНР.

Приехало машин пять дээнэровцов, выскочили с оружием, начали бегать и кричать: „Где донбассовцы? Отдайте нам их быстренько“. У парней отбирали вещмешки, берцы — такое мародерство пошло — очень неприятно было на это смотреть. Командир этот нас не отдал. Говорит: „А я не знаю, кто из ‚Донбасса‘, они шевроны посрывали“.

Потом пришла колонна машин скорой помощи, мы загрузились и поехали к нашим, в Курахово. Оттуда — на Павлоград. Из Павлограда — в Днепропетровск, в больничку.

По виду российские военные — спецура и десантники. Не призывники. Они не смешиваются с ДНР, это было просто русское военное подразделение. Флагов на технике у них я не видел, но форма — российская, у некоторых были российские шевроны.

Перемирие… Уже было перемирие. Тогда они по нам продолжали стрелять, а нам — запрещали отвечать… Хотя, конечно, армия России очень сильна, и нам нужна была передышка. Хорошо, если за это время мы договоримся о нормальной поддержке с Запада… А так, бойцы „Донбасса“, „Днепра“, „Айдара“, „Азова“ — зализывают раны и снова готовы идти в бой».

Александр:

«Я — из добровольческого батальона. Не хотел бы называть его, и хотел бы остаться инкогнито. Я собираюсь продолжить воевать, и если снова попаду в плен, второго шанса мне не дадут.

Мы были в окружении в районе Саур-Могилы. Мы уже научились спать под обстрелом, на слух определять вид вооружения, из которого стреляют. Наша группа из шести человек выбиралась оттуда. Когда у нас закончилась карта района, мы уперлись, по сути, в стенку. Мы целый день шли, и каждый раз натыкались на русские регулярные войска. Это не добровольцы, не сепаратисты, а именно регулярные войска.

Вся Донецкая область — это поля и степь, перемежающиеся лесополосами. В таких лесополосах стоит техника. Мы не смогли найти края этому. Решили попробовать прорваться ночью, надеясь, что с четырех до пяти утра все-таки все будут спать.

Но потом мы нашли брошенный танк. В нем был сухпай. Кроме того, мы же были отрезаны от интернета и считали, что нужны доказательства присутствия российских войск в Украине. Пока осматривали танк, потеряли бдительность, попали в засаду и нас взяли после короткой перестрелки.

Считаю, нам повезло дважды. Нас взяли не сепаратисты, кроме того, мы попали к русским, не участвовавшим в боевых действиях, и пока не ожесточившимся. Они были довольны, что никто не пострадал. Если бы узнали, что я доброволец, мне было бы гораздо тяжелее в плену. Но, судя по документам из военкомата, мы все — мобилизованные.

Руки нам связали сразу. То, куда нас привели, трудно назвать лагерем для военнопленных. В лесополосе стоят грузовик и танк. Рядом — поле, там, на солнце сидит десяток пленных, в тени сидят солдаты.

Первой ночью, пока мы там спали, один из наших сделал ноги, и отношение ухудшилось, это очень разозлило наших охранников. Им приказали держать нас на солнце без воды, чтобы у людей не было сил.

За неделю до этого я уже привык к постоянной усталости, маленьким порциям еды и воды, также я и в Средней Азии все детство провел — может быть, и это помогло — но некоторым было несладко, они просто подыхали, умоляли дать воду.

Русские солдаты… Сначала чуть-чуть напоили, а когда через несколько часов кто-то еще воды попросил, ему ответили: „Что, вообще хорошего отношения не цените? В следующий раз бабу попросите?“.

Особенно первый день с русскими мы общались много. Нас допрашивали и просто разговаривали — солдатам делать нечего было. У  них такие закаканные мозги, мы живем в двух разных реальностях, никак не пересекающихся!

Они уверенны, что это все устроила Америка, на допросах спрашивали, много ли людей у нас было, говорящих с акцентом, были ли у нас в подразделении негры, видели ли мы вертолеты „Апачи“.

Это были десантники из славного российского города  — не буду говорить, какого. Контрактники, примерно 25 лет, красавцы как на подбор, но с закаканными мозгами. Какой-то феномен.

Некоторые ребята у нас аргументировано все им объясняли, это меняло их отношение, но минут на 20 только. У них очень четкая система установок. Себя они считают такими воинами добра.

Рассказывали нам совершенно нелепые вещи. Якобы, наши военные изнасиловали продавщицу в соседнем селе, а в другом селе нашего военного местные убили за мародерство. Мы их спрашиваем: где? Когда? Вы интернет вообще читаете? Они: „нет, мы читаем оперативные сводки“.

Еще через день нас загрузили в бронированный грузовик, завязали глаза, отъехали, вывели. Говорят, снимай повязку. И мне человек говорит: „Я — полковник украинской армии“. Я с удивлением: „Какой армии?“ Я не поверил своим ушам. Но это оказался не конец истории. Я поехал в составе украинской колонны, по договоренностям с ДНР собиравшей убитых, раненных и пленных в разных селах.

Пленных украинских военнослужащих проводят по центру Донецка 24 августа 2014 года. REUTERSScanpix

В Старобешево колонну остановил командир боевиков с позывным „Матвей“. Он потребовал, чтобы все вышли, начал кричать. Все, с кем я разговаривал, соглашаются, что он реальный психопат. Он разделил пленных на офицеров и рядовых. Сказал, что будет допрашивать офицеров на предмет участия в добровольческих батальонах. А наши военные были без оружия, на птичьих правах — сепаратисты чувствовали себя очень вольно.

„Я возьму офицеров до утра. Я их пальцем не трону. Но если вдруг кто-то из них из батальона ‚Азов‘, батальона ‚Айдар‘, ‚Донбасс‘ — я их буду бить, буду головы им отрезать“, — „Матвей“ сам себя заводил.

Но тут ему позвонили по рации, и он уехал. Половину наших увели непонятно куда, уже дело было к ночи — а ночью никто не ездит. Наш полковник рассовал нас по машинам „скорой помощи“, и мы уехали, чтобы не оставаться в Старобешево, и доехали к нашим. Причем офицеры там были очень условные. Один зачем-то говорит: „Я — сержант советской армии“. „Какой-какой?“ — его переспрашивают. Ушел вместе с ними, а мог бы уже домой вернуться.

Все идет к тому, чтобы там закрепились эти эрзац-республики, никого из украинских патриотов это не устроит. И со стороны сепаратистов есть непримиримые люди, которые не будут придерживаться режима прекращения огня. Это только передышка в долгой войне».