Крымская татарка Эльнара Нуриева рассказала историю депортации своей бабушки — крымскотатарского хореографа Сафие Налбантовой, в юном возрасте депортированной вместе с семьей на Урал и вернувшейся домой в Крым уже в старости. «Спектр» публикует этот материал. Оригинал размещен на сайте телеканала «Громадское».

18 мая 1944 года — трагический день для крымских татар, а с недавних пор — официальная трагическая дата в календаре Украины. С самого раннего утра того дня и на протяжении трех неполных следующих дней по приказу НКВД  более 183 тысяч крымских татар — все крымскотатарское население полуострова — были погружены в товарные вагоны и отправлены эшелонами на Урал и в Среднюю Азию. В приказе о депортации крымскотатарский народ был назван народом-предателем и обвинен в государственной измене и коллаборационизме. 

В Марийской АССР, Узбекистане, Таджикистане и Кыргызстане были организованы охраняемые спецпоселения крымских татар, покидать которые представителям народа запрещалось долгие годы. Большинство депортированных занималось малоквалифицированным тяжелым трудом — валили лес, работали в шахтах, обрабатывали тяжелые целинные земли. Женщины работали наравне с мужчинами. Негласный запрет не пускать крымских татар ВУЗы страны привел к тому, что лишь немногие крымские татары в 70−80х годах ХХ века смогли получить высшее образование.

В 2015 году депортацию крымских татар Украина официально признала геноцидом крымскотатарского народа. Только во время переезда в места депортации несколько сотен крымских татар погибли. В первые годы жизни в спецпоселениях от голода, истощения и болезней погибли еще от 20% до 46% процентов переселенных.  

В каждой крымскотатарской семье — своя история депортации. Ее могут рассказать как непосредственные свидетели тех событий, так и их дети, внуки и правнуки. Громадское на русском публикует одну такую историю — о жизни крымской татарки Сафие Налбантовой, которой удалось выжить и вернуться домой, в Крым.

Моя бабушка Сафие родилась в Капсихоре. Нынешнее его название — Морское, это село под Судаком. Когда она была еще ребенком, ее отец был раскулачен и отправлен в Сибирь. Поводом стала корова.  Семья прятала ее от коллективизации, надеясь хоть как-то прокормиться. Чтобы не ставить под угрозу родственников, моя прабабушка собрала всех детей — а их у нее было семеро — и переехала в Карасубазар [сейчас Белогорск], небольшой город в центральной части Крыма, где копала огороды, чтобы хоть как-то содержать свое большое семейство. Из Белогорска их депортировали уже всех вместе, прадед только вернулся из ссылки. На момент депортации Сафие было 15−16 лет.

Бабушка, к сожалению, очень мало помнила о своем родном крае, она плохо помнила местный говор и в основном говорила на диалекте той местности, где выросла — на татском, который фактически и считается литературным.

Фото из семейного архива Эльнары Нуриевой

Все рассказы бабушки о пути в высылку были душераздирающими. Когда 18 мая солдаты подняли их среди ночи, говорили: «Берите еды на несколько дней». Но дорога заняла около трех недель. Мне запомнилось, что не давали хоронить погибших, их выбрасывали на ходу или оставляли на станциях — стариков, детей, слабых людей, не выдерживавших пребывания в забитых наглухо товарных вагонах. По мусульманским обычаям это вообще неприемлемо, нужно предать тело земле, нужно прочитать молитву. И второе такое воспоминание — это то, как приходилось справлять нужду. Не было отведенных для этого мест, и приходилось пользоваться небольшими проемами, которыми даже окнами нельзя назвать, чтоб хоть в какой-то чистоте содержать вагон. Я этого не видела, но картина, описанная бабушкой, у меня до сих пор стоит перед глазами.

Выжить моей бабушке помогло здоровье и желание жить. Таких сильных людей я в жизни больше не видела. У нее была была невероятная тяга к жизни. Это во всем проявлялось. Как она рубила дрова в 73 года, еще до газификации нашего микрорайона. Как она боролась с болезнью, когда ей исполнилось 80 лет! К счастью, из ее семьи в той дороге никто не умер. 

Семью бабушки выслали на Урал, в Марийскую АССР, а большая часть народа попала в Среднюю Азию. В тяжелых лагерных условиях молодая 16-летняя девушка наравне с другими валила лес. Местные встретили крымских татар настороженно, им ведь говорили, что сейчас приедут страшные предатели Родины, головорезы и так далее. Но тем не менее отношения наладились. На каком-то празднике в Марийской ССР, сейчас это Марий Эл, она танцевала со своим братом Эдемом. Бабушка моя была самоучкой, она просто танцевала. Работник филармонии заметил и пригласил их обоих работать. Так и начался ее путь хореографа. В свободное время от лесопилки она танцевала.

Условия работы в филармонии были более чем жесткими. Когда труппу звали танцевать куда-то за пределы поселка, где они жили, ей нужно было идти к коменданту ставить подпись, что она выезжает. К ней приставляли конвоира, который с ружьем ее сопровождал. Все ехали как артисты, она же —  как особо опасный преступник.

Фото из семейного архива Эльнары Нуриевой

Фото из семейного архива Эльнары Нуриевой

Конвоир наблюдал за ней и в зрительном зале. И я вообще не представляю, как можно было выходить на сцену, танцевать, улыбаться, когда ты знаешь, что за тобой следит человек с ружьем, который в любой момент может предпринять абсолютно неадекватные действия. Это для меня невероятная сила духа.

Фото из семейного архива Эльнары Нуриевой

Фото из семейного архива Эльнары Нуриевой

Уже в начале 60-х годов старший брат моей бабушки получил предложение переехать в Таджикистан, работать там. И таким образом он потянул за собой всю семью. Туда переехала моя бабушка. Ей в то время даже обещали дать звание народного артиста в Марийской АССР, но опять же, из-за того, что она крымская татарка, это постоянно откладывалось. Работники филармонии говорили, что на следующий год она обязательно получит это звание. В общем, она так его и не получила и переехала в Таджикистан. 

В Таджикистане их семье удалось найти очень много новых друзей и земляков, с которыми потом в Крыму они очень тесно общались, как родственники. Они поселились в городе Кайраккум, который фактически состоял из переселенцев. То есть это были депортированные корейцы, немцы, крымские татары — все репрессированные народы. Все были объединены общим горем, всем наклеили клеймо предателя. Сейчас у моей мамы очень много друзей, с которыми они жили в Кайраккуме, в разных странах мира. Очень много евреев, немцев, много корейцев, которые живут в Америке. Интернационал был полный. А вот местного населения, по рассказам моей мамы, было буквально несколько семей. 

Фото из семейного архива Эльнары Нуриевой

В Кайраккуме бабушка устроилась в местный хореографический кружок. Это были народные танцы. Бабушка очень хотела ставить крымскотатарские танцы, но этого нельзя было делать. Крымскотатарскую хореографию танцевали в основном на свадьбах. Только благодаря этому ее удалось сохранить. Бабушка рассказывала, как она поставила танец дружбы народов, где были и молдавские танцы, и русские, и украинские — всех народов СССР, но ей не разрешили вставить туда крымскотатарский блок, не разрешили выступить в крымскотатарских костюмах. И когда все выступали на площади, она просто попросила музыкантов сыграть хайтарму в конце. Наплевав на все, она станцевала со своей ученицей хайтарму (национальный танец, который символизирует возвращение — прим.ред.).

Фото из семейного архива Эльнары Нуриевой

Тогда мою бабушку не наказали, ей повезло, потому что за такие поступки наказывали серьезно. Бабушкин брат, который хорошо пел, еще на Урале однажды публично исполнил старую песню «Порт Артур» на крымскотатарском языке, и его арестовали на несколько суток. Я долго думала, почему. Это очень старая песня, в которой поется о том, как Российская империя призвала в свои ряды крымских татар, совсем мальчишек, и отправила их воевать на эту китайскую границу.   Их матери остались в Крыму и знали, что они детей отправляют на верную смерть, они плакали о том, что пришли эти солдаты, забрали детей и детки теперь не вернутся.

Оказалось, нельзя было петь в советское время такие песни, в которых крымские татары не предатели, в которых они воевали за Российскую империю, пусть и не по своей воле. И самое удивительное — песня была на крымскотатарском языке, как далеко на Урале кто-то вообще догадался, что песня об этом? 

Бабушка Сафие вернулась в Крым только в начале 90-х. Мы все вернулись практически на голую землю. Я все свое детство провела в строящемся доме. И я не одна такая, думаю, большинство моих ровесников помнят эту картину. Вместо детских площадок я видела недостроенные дома, фундаменты, на которых мы прыгали, торчащую повсюду арматуры. И такие понятия, как сейсмический пояс, арматура, монолит, я знаю с детства, и многие мужчины удивляются, откуда девушка, не имея инженерного образования, может это знать. Для меня все эти слова такие родные. Очень были тяжелые годы, потому что нужно было одновременно строить какое-то жилье и работать. Уже моей маме, учительнице английского языка, сложно было найти работу. В одной из школ ей напрямую сказали, что крымских татар не берут. «Нам неважно, какой вы специалист», — так и сказали.

К сожалению, с таким отношением в 90-е сталкивалась и я. Это было в начальной школе, у меня был сосед по парте. Однажды я попросила у него ластик, а он мне сказал: «А мне мама сказала татарам ничего не давать». Мне это было дико слышать. Я выросла в 6-м микрорайоне Бахчисарая, месте компактного проживания крымских татар. Я никогда не слышала, что мне можно было чем-то пожадничать или меня как-то обидеть просто потому, что у меня другая национальность.

Единственное, что бабушке удалось сохранить после долгих лет высылки, — это Коран моей прабабушки 1906 года издания. Его она взяла с собой из дома в 1944 году. С его помощью и прабабушка, и прадедушка молилась в местах спецпосления, да и уже в Таджикистане, за плотно закрытыми шторами и закрытыми на щеколды дверями (совершать религиозные обряды крымским татарам в местах депортации запрещалось). С ним моя бабушка вернулась в Крым. После ее смерти Коран хранится в доме у моей мамы. 

Фото из семейного архива Эльнары Нуриевой

Сейчас я живу в Киеве, но самая важная часть моей жизни, все знаковые события, связаны с Крымом. Я достаточно часто там бываю с учетом нынешних условий — навещаю родных в Крыму каждые 3−4 месяца. Я занималась танцами с 10-ти лет в бахчисарайском ансамбле Ильхам под руководством талантливого хореографа Алие Серверовны Меметовой. Моей заинтересованностью хореографией и таланту больше всех радовалась, конечно же, моя бабушка. Она всегда просила ей показывать дома, что и как мы делали. В 75 лет она убирала свою палочку в сторону и говорила «Нет, ты неправильно делаешь, сейчас я тебе покажу как надо». Но в 16 лет я попала в аварию и получила серьезную травму позвоночника, из-за которой мне надолго пришлось забыть о танцах. Спустя 10 лет я вернулась в хореографию, и сейчас танцую так, как много лет назад это делала моя бабушка.