Накануне памятной даты — 25-летия начала операции «Буря в пустыне», которую также называют Второй войной в Персидском заливе — Ближний Восток замер в ожидании третьей. Перерастет ли дипломатический конфликт между Ираном и Саудовской Аравией — двумя региональными сверхдержавами — в вооруженное столкновение? Этим вопросом задаются сейчас во всем мире.

Если третья война в Персидском заливе все же начнется, то по своим последствиям она будет намного более катастрофической, чем первая — ирано-иракская война 1980−1988 годов, и вторая — операция международной коалиции по освобождению Кувейта в 1991 году.

Нынешний конфликт — классический случай, когда ни тот, ни другой участник не вызывает симпатии. Саудовская королевская семья во главе с больным и практически не участвующим в управлении страной королем Сальманом пытается репрессиями подавить протестные настроения в среде шиитского меньшинства. О том, что эти репрессии лишь обостряют ненависть шиитов к суннитскому большинству, говорить излишне.

Король Саудовской Аравии Салман ибн Абдул-Азиз Аль Сауд. Фото AFP/Scanpix

Но в брутальном мире ближневосточной политики довольно трудно применять европейские или американские правовые критерии. Казнь шейха Нимра ан-Нимра и более чем сорока шиитских активистов, с точки зрения официального Эр-Рияда, не просто соответствует законам королевства, но и являет собой демонстрацию необходимой жесткости перед лицом растущих региональных амбиций режима мулл в Тегеране. С одной стороны, шииты в суннитском королевстве действительно подвергаются дискриминации. С другой стороны, Тегеран не первое десятилетие оказывает им серьезную пропагандистскую и материальную помощь, культивирует антиправительственные, а в Восточной провинции (Эш-Шаркия — крупнейший административный округ Саудовской Аравии, прим. «Спектра»), где шиитов особенно много — и сепаратистские настроения. Тот же шейх Нимр в своих проповедях не раз призывал к свержению монархии, хотя всегда отмечал, что хочет добиться этого не силой оружия, а мирными акциями гражданского неповиновения.

Осуждение Саудовской Аравии Ираном выглядит лицемерно. Муллы не стесняют себя в применении смертной казни к врагам режима, сажают христианских проповедников и спонсируют исламистский террор по всему миру. Иранская традиция натравливания наемных толп на дипломатические миссии не угодивших режиму иностранных государств вызывает особое беспокойство. Разгром саудовского представительства в Тегеране живо напомнил захват посольства США в ноябре 1979 года и взятие более чем пятидесяти его сотрудников в заложники.

Эр-Рияд и Тегеран — не просто столицы двух региональных сверхдержав, но и идейные полюсы для суннитов и шиитов всего мира. И для саудовского, и для иранского руководства прагматические соображения всегда будут переплетаться с идеологическими, со стремлением не уронить достоинства, не поступиться престижем. 

Происходящее — следствие необратимых изменений, начавшихся на Ближнем Востоке после окончания «холодной войны», а также ухода Соединенных Штатов с мировой арены вообще и из ближневосточного региона в частности. Это отступление стало главным содержанием политики Вашингтона при Бараке Обаме. Государства, фактически созданные Великобританией и Францией на обломках Османской империи, просуществовали век прежде всего потому, что сначала были вотчинами европейских колониальных держав, а затем клиентами либо СССР, либо Соединенных Штатов в годы «холодной войны». Ее окончание вкупе с глобализацией рынков, миграционных потоков и, что немаловажно,  информационной революцией, взорвали ситуацию в регионе. Так называемая «арабская весна» стала самым ярким символом этой новой реальности. Она смела три режима — тунисский, египетский и ливийский. Все три были светскими, все три много лет уничтожали любую вменяемую оппозицию, все поставили свои общества, наряду с Западом, перед выбором: «Либо Мубарак (Каддафи, бен Али), либо исламисты». Все три рухнули под напором народных восстаний. Главными бенефициарами этих революций стали именно исламисты разных мастей, то есть те, кого экс-диктаторы сами сделали в глазах общественного мнения своими единственными реальными оппонентами.

Иракские шииты протестуют против шейха Нимра ан-Нимра. Фото AFP/Scanpix

Многажды проклятое либералами всего мира американское вторжение в Ирак 2003 года на фоне потрясшего регион в последние годы политического землетрясения — всего лишь эпизод. Рискну предположить, что тирания Саддама Хусейна скорее раньше, чем позже пала бы точно так же, как и режим Каддафи, как и сирийский режим — ведь это была диктатура меньшинства. Стареющий Саддам не смог бы передать свою легитимность, а значит, и кресло, по наследству сыновьям, как не смогли это сделать ливийский полковник и египетский президент Мубарак.

Иракская операция Джорджа Буша-младшего, как бы к ней ни относиться, была последней серьезной попыткой Вашингтона повлиять на события на Ближнем Востоке. Преемник Буша продемонстрировал, что отказывается от активной роли в регионе еще в апреле 2009. Тогда Барак Обама произнес свою печально знаменитую речь в Каире. В ней он долго извинялся за мифические обиды, нанесенные мусульманам Соединенными Штатами. «Слабак» — подумали арабы, персы, израильтяне, региональные диктаторы, фанатики-исламисты, немногочисленные либералы и консервативные монархи. С этого момента каждый из них должен был рассчитывать только на себя. Влияние сверхдержав и дискредитированных диктатурами светских идеологий было вытеснено средневековым конфликтом шиитов с суннитами, а также мусульман с оставшимися еще немногочисленными христианами. Взлет так называемого (запрещенного в России) «Исламского государства» — лишь последнее по времени проявление этого конфликта, который будет продолжаться десятилетия, если не затянется на столетия.

Шиитский Иран и суннитская Саудовская Аравия оказались в роли символических лидеров двух главных противоборствующих лагерей. Иранцы, с их чувством цивилизационного превосходства и насчитывающей 25 веков имперской традицией, пережившей рухнувшую в 1979 году династию Пехлеви, оказались готовы к этой роли лучше саудовцев. Более того, у режима мулл теперь появился неожиданный союзник — нынешняя демократическая администрация США, настоявшая на поспешной сделке с Тегераном. Снятие экономических санкций возвращает ему почти сто миллиардов долларов замороженных  в период санкций активов и вновь делает Иран одним из ведущих экспортеров нефти и газа.

Однако шииты составляют меньшинство мусульман. На стороне Саудовской Аравии — сотни миллионов суннитов. Кроме того, несмотря на равнодушие Вашингтона, связи Эр-Рияда на Западе прочнее и развитее, чем у прожившего более тридцати лет в изоляции Ирана. Кроме того, иранское руководство находится под давлением общества, которое все настойчивее требует демократизации. В этих условиях ставка на псевдопатриотическую истерию и раздувание противостояния с суннитами может показаться единственно возможным средством поддержания легитимности для управляющих страной аятолл.

Шиитские священники топчут портрет саудовского короля в знак протеста против казни шейха Нимра ан-Нимра. Фото REUTERS/Scanpix

Впрочем, похожая ситуация и в Саудовской Аравии: неспособный управлять государством больной король, ухудшающееся экономическое положение, растущая безработица при увеличивающейся доле молодежи в составе населения, давление консервативных религиозных авторитетов, требующих еще более полного внедрения исламских норм в жизнь.

Нынешний конфликт Тегерана и Эр-Рияда, может, именно сейчас и не закончиться войной. Хотя бы потому, что ни одна из сторон не может быть уверена в победе. Однако кое-что можно предсказать с достаточной долей уверенности.

Во-первых, на обозримый период стоит забыть о любых надеждах на окончание гражданской войны в Сирии и каком бы то ни было политическом урегулировании в этой стране. И иранцы, и саудовцы удвоят усилия по поддержке своих «клиентов» — соответственно, режима Башара Асада и воюющих с ним повстанцев.

Во-вторых, Иран ускорит работу над созданием баллистических ракет нового поколения, способных нести ядерные боезаряды. В Тегеране не верят (на мой взгляд, справедливо), что США смогут вновь ввести режим санкций, если иранцы начнут нарушать условия прошлогодних договоренностей с международной «шестеркой» и возобновят работы над разработкой ядерного оружия.

В-третьих, ответом на это станут попытки саудовцев получить полный пакет технологий для создания своей ядерной бомбы у Пакистана, уже имеющего неплохой опыт их распространения.

В-четвертых, скорее всего, активизируются уже существующие контакты государств персидского залива с Израилем. И для израильтян, и для тех же саудовцев Иран — главный враг. Ради борьбы с ним монархии Аравийского полуострова готовы будут пойти и на негласный союз с теми, кого в официальной пропаганде иначе как «сионистскими врагами» не именуют.

Участница акции протеста в Иране перед зданием посольства Саудовской Аравии с плакатом. Фото AFP/Scanpiх

Есть и другие риски. Например, Тегеран может приказать своей агентуре по всему миру начать кампанию террора против саудовских дипломатов и членов королевской семьи (для режима аятолл террор всегда был важнейшим политическим инструментом). Это быстрее, чем нынешние события, может подтолкнуть две страны к войне.

Новой американской администрации, если она предпримет попытку вернуть США влияние на Ближнем Востоке, будет крайне тяжело. Ей придется преодолевать тяжелейшее наследие недоверия и разочарования, порожденных политикой Барака Обамы прежде всего (хотя и не только) у союзников Америки — Израиля, Египта и государств Персидского залива. Более того, не только американцы, но ЕС, Китай, да и Москва (объективно самый слабый и маловлиятельный из сегодняшних ближневосточных игроков) могут оказаться перед лицом новых драматических вызовов.

Если посмотреть на пятнадцать-двадцать лет вперед, то вполне возможными выглядят окончательный, если угодно, «официальный» распад Сирии и Ирака; создание независимого курдского государства на их обломках; свержение монархии в Бахрейне и превращение страны в протекторат Тегерана; антиклерикальная революция в Иране (которая, впрочем, едва ли приведет к отказу от ядерных амбиций).

Ирано-саудовская война — лишь один из кошмарных снов Ближнего Востока, который больше никогда не будет прежним.