Людмила Улицкая — одна из самых читаемых в России и многих других странах писательница,  автор сценариев, в прошлом — генетик и создатель пьес для детей. Ее книги переведены на три десятка языков, а каждое новое творение обеспечивает автору очередную премию — в России, Франции, Италии, Австрии и других странах.

- Уважаемая Людмила Евгеньевна! Вы занимались генетикой, потом созданием пьес, переводами, затем непосредственно авторской прозой. Такой смелый разброс — признак неугомонности натуры, горения, поиска или того, что просто что-то переставало устраивать в каждой предыдущей сфере?

- Ни одно, ни другое, ни третье — просто так вела жизнь, а я следовала за ее предложениями и не сопротивлялась.

- Но что помогает такой творческой плодотворности? Что ни год — новая проза, сценарии и премии за них. Когда и качество, и количество на высоте. Это что — живость ума, скорость смены событий в мире или вот та самая неугомонность в крови?

- Такая точка зрения может возникнуть у людей, которые меня не знают. А близкие и друзья знают, как мне трудно работать, усадить себя за стол, как я долго убираю в квартире и разбираю стол, пытаясь достичь какого-то внутреннего порядка, прежде чем сесть за работу. Получается вроде большого подготовительного ритуала. Память слабеет, что меня очень огорчает. Та большая скорость, на которой всегда двигалась моя жизнь, замедляется. Вот я и думаю — может, это хорошо?

«Страна наша все время движется в сторону архаики». Знаменитая писательница Людмила Улицкая — об обвинении в «плагиате», детях-друзьях, свободе вероисповедания и о «ритуалах» перед началом работы

- Я вот прочитала, что вы себя называете «еврейкой, принявшей христианство». В этом мне тоже видится синтез, калейдоскопичность сознания. Одновременно чувство генов, крови, но и свобода от привязки к ним. Это можно назвать космополитизмом души?

- Мне нравится такая постановка вопроса. Чем больше живу, тем менее чувствую себя привязанной к какой-то «партии», к какой-то завершенной идеологии. Я сегодня больше знаю об иудаизме, чем в мои молодые годы. И мощную связь иудаизма и христианства отлично осознаю. Но я не собираюсь менять вероисповедание, хотя, признаюсь, оно меняется вне моих усилий — все ближе к той несформулированной религии, которую исповедовал, скажем, Эйнштейн: есть над нами Бог, а все остальные попытки создать организованную религию — только временные и здешние. Может быть, мы узнаем что-то окончательное, когда перешагнем рубеж жизни?  

- И как к этому относятся близкие — к избранному вероисповеданию? К «многостаночности» во всем?

На встрече с читателями. Фото ИТАР-ТАСС/Максим Новиков/Scanpix/LETA

- Да они такие же, как я. Но религиозные разговоры за столом — не редкость. Мой муж читает книги по буддизму, я сейчас читаю Агаду, а один из сыновей про какие-то модернизированные формы христианства.

- Признаем: ваши взгляды на воспитание и образование детей в России воспринимают неоднозначно (я тут про книгу «Другой, другие, о других»). Как бы вы эти самые взгляды обозначили? Что, как и когда современным детям можно и нужно говорить?

- У меня только небольшой (двое сыновей) личный опыт. Главной целью моего воспитания было вырастить из детей друзей, чтобы когда они подрастут, наши родственные отношения имели меньшее значение, чем дружеские. Так и получилось. Мы дружим. Говорить — с самого начала. Они сложные вещи порой понимают лучше, чем взрослые.

- У нас упор на патриотизм с яслей и «скрепы». На Западе — современные тенденции с гендерным многообразием и правом на внутреннее самоопределение хоть лесной феей. Мне кажется, если и возможна золотая середина, то у нас она как раз была лет 10−20 назад, пройдя незамеченной. Когда все делали, что хотели, никто об этом особо не кричал, и потому до этого и дела не было. Когда есть крайности, просто по закону физики будут случаться опасные перекосы, которые мы наблюдаем сейчас. С казнями геев в Чечне, например, с одной стороны, и с избеганием определения пола у детей до 18 лет в США — с другой. Так эта золотая середина возможна, по-вашему?

- Да, есть такая прекрасная вещь как здравый смысл. Есть такая прекрасная древнейшая аксиома — не делай другому того, чтобы ты не хотел для себя. Люди в биологическом смысле животные, и как всем животным нам присуще чувство агрессии, оно необходимо для выживания. Но человеку дан еще и разум, чтобы агрессию подавлять. Не всегда получается. Все проблемы, о которых вы говорите, могут быть решены только с участием головного мозга, а не с помощью палок или автоматов.

Людмила Улицкая: «Точно знаю, что хорошо жить надо сейчас, сию минуту». Фото Caro/Ponizak/Scanpix/LETA

- Не могу не коснуться истории с обвинением в «плагиате» и претензиями Натальи Рапопорт. Писательница утверждает, что вы воспользовались ее «воспоминаниями» о событиях во время легочной чумы в СССР в 1939 году. Если в начале истории Наталья, насколько я понимаю, не приняла деньги, чего хочет теперь?

- Я не предлагала ей никаких денег, это ее фантазия. В то время у меня было двое маленьких детей и алименты, я довольно сложно выживала. А чего она хочет теперь — надо спросить у нее. Ведь она ко мне не обратилась, а написала в Фейсбуке. Не позвонила, не написала. Поэтому — чего ей хочется — не знаю. Видимо, скандала. Но я к скандалам не склонна, и ей будет непросто его организовать. Думаю, если она подаст в суд, это будет правильнее, чем писать безадресно, минуя меня.

- А где вообще кончается «собственность» на чьи-то воспоминания и начинается авторский вымысел?

- Да кто же знает? Я действительно использовала ее историю, рассказанную за столом. Но застольные разговоры не включены в авторское право. Вначале мы пытались работать вместе, но меня она не устроила как соавтор. К тому же, я написала книгу художественную, а не документальную. Чувствую себя в своем праве рассказывать любые истории, которые мне интересны.

- Я знаю, еще до пандемии кто-то из продюсеров собирался снимать сериал на основе вашего произведения. Это так, и, если да — о чем речь? Или планируются какие-то другие экранизации по вашим книгам?

- Я об этом ничего не знаю. Был только один режиссер, который снимал сериал по моему роману — Юрий Грымов. Признаюсь, я совершенно не стремлюсь к экранизациям.

Людмила Улицкая: «Наступающее на нас будущее мне тоже не особо нравится». Фото Caro/Ponizak/Scanpix/LETA

- Эпидемия и связанный с ней локдаун коснулся вас? Есть ли, по-вашему, опыт других стран в этом смысле, на который России стоило бы обратить внимание?

- Нет, мой образ жизни не поменялся. Я мало выхожу из дому, но иногда гуляю в парке. Так было раньше, так есть и сейчас. Разве что я никуда за границу не выезжала последние полгода. В конце этого месяца, может, вылечу… справки собрала.

Опыт других стран слишком разный: в Италии это почти террор, в Скандинавии — наоборот вольготно, но потом они пожинали плоды этой своей вольготности… Такого опыта до этого никогда не было — так что все бредут наощупь.

- А в целом — нам стоило бы взять за основу чей-то пример в политическом, социальном, культурном плане и как вы вообще видите наше развитие в будущем?

- О, на этот вопрос нет у меня ответа. Страна наша все время движется в сторону архаики. Меня это,  когда я это осознала, сначала очень раздражало. А потом я смирилась: Может, это и есть «русский путь»?..

Людмила Улицкая на презентации книги М. Ходорковского. Фото AFP PHOTO/Андрей Смирнов/Scanpix/LETA

Наступающее на нас будущее мне тоже не особо нравится — меняются, ломаются многие стереотипы, и это болезненно. Точно знаю, что хорошо жить надо сейчас, сию минуту. И прилагать к этому усилия.