Когда-то совсем давно по указу Петра Первого для рабочих Адмиралтейских Верфей была построена небольшая церковь в память святого Исаакия Далматского. Много позже Екатерина Вторая, дабы продолжить дело Петра, решила возвести вместо развалившейся церкви собор. С размахом, из мрамора. При Екатерине достроить не успели, а сын ее Павел экономии ради доделывать храм велел из кирпича.

Один остроумец откликнулся на строительные инновации эпиграммой «Сей храм двум царствам столь приличный — основа мрамор, верх кирпичный», после чего лишился языка и отправился в Сибирь. Буквально лишился — язык ему отрезали, — император Павел не особенно ценил добрый юмор. Император Александр, сын Павла, который по ряду причин на отца в деле управления государством походить не хотел, а на бабушку — стремился, кирпичную надстройку велел сломать.  После этого появилась еще одна эпиграмма: «Сей храм трех царств изображенье — гранит, кирпич и разрушенье». Автор не пострадал — его, кажется, даже не искали, времена были либеральные.

Сейчас мастера эпиграммы повывелись, но, надо полагать, губернатор Петербурга Георгий Полтавченко и высшие чины РПЦ жалеют, что традиция урезать языки ушла в прошлое. Вокруг решения передать Исаакиевский собор церкви — много неприятного для них шума, включая демарш городских депутатов и петицию в интернете с сотней тысяч подписей. Но главное — многострадальный храм снова оказывается «изображеньем царства», навскидку и не скажешь, которого по счету.

Фото Sputnik/Scanpix

Санкт-Петербургская епархия еще в июле 2015 года попросила городские власти вернуть собор церкви и получила отказ. Тогда даже собирались проводить городской референдум о статусе Исаакия, но не провели. А в январе 2017-го Полтавченко без всяких референдумов сообщил — решение принято, собор передадут церкви, музейные функции не пострадают. Общественность, как по команде расколовшись на два лагеря, ринулась в идеологическую битву: одни, заранее уверенные, что от РПЦ исходит только зло, оплакивают творение Огюста Монферрана, другие доказывают, что храм на то и храм, чтобы в нем шли церковные службы, которые, к слову сказать, и так с 1991 года в Исаакии проходят). Редкие голоса специалистов, пытающихся рассказать, как сложно на самом деле устроен музейный комплекс и как много доходы от его эксплуатации значат для финансирования городской культурной сферы в целом, теряются за шумом, который хор спорщиков создает.

Немногочисленные оппозиционеры в городской Думе, а равно и примкнувшие к ним политики из несистемной оппозиции, утверждают, что решение принято незаконно, поскольку и запрос, и текст решения по нему должны быть опубликованы в интернете, а у Полтавченко до таких мелочей просто руки не дошли. Теперь депутаты собираются на ступенях собора беседовать с неравнодушными петербуржцами о его будущем. А у нас есть повод подумать о способах функционирования власти в России и методах принятия решений. Здесь второй по величине город в стране вполне может быть моделью для государства в целом.

Сможет ли РПЦ обеспечить нормальное функционирование музея? Многие сокрушаются, что после передачи храма церкви не удастся посмотреть на Питер со знаменитой колоннады. Но, знаете ли, с организацией обзорных экскурсий на смотровую площадку Храма Христа Спасителя в Москве церковь вполне справляется, жалоб нет. Однако музейный

комплекс — сложносочиненный организм. Останутся ли у ученых возможности для продолжения научной работы? Есть ли у РПЦ компетенции для сохранения росписей и интерьеров, регулярной реставрации и  т.п.? Насколько менее доступным сделается собор для туристов и сделается ли?

Фото Jorge Lascar/ Wikipedia/CC BY 2.0

Давайте скажем честно — мы не знаем. Мы не знаем, потому что городские власти, по всей видимости, приняв, по сути, политическое решение, никакой предварительной экспертизы не проводили. В 2015 году не стали передавать церкви собор, сославшись на бюджетные трудности, а теперь время пришло. Наверное, трудности преодолены. Или степень богомольности губернатора достигла новых высот. Вознесся выше он главою богомольной Александрийского столпа. Будь у власти на руках результаты хоть какой-нибудь экспертизы, их непременно использовали бы в качестве аргумента в возникшем споре. Раз молчат, значит, не удосужились поговорить заранее с музейными работниками, дефицита которых в Петербурге не ощущается.

Тот факт, что на почти любом уровне власть никак свои решения предварительно не обсуждает с гражданами (ну или имитирует дискуссии, как московская мэрия на печально знаменитом портале «Активный гражданин»), давно уже не удивляет и даже не злит. Нельзя же злиться на природные явления. На снег зимой, на то, что российская власть игнорирует мнение населения. Это воспринимается как норма. Но вымывание экспертизы из сферы принятия решений (о каковом исчезновении вполне можно судить по косвенным признакам) — путь к потерям более серьезным, чем предполагаемое исчезновение маятника Фуко из Исаакиевского собора. Хотя маятник, конечно, тоже жалко. Вспомним, как официальные представители Минобороны РФ искренне изумлялись, выяснив после (а не до!)  начала военной операции в Сирии, что далеко не все в мире разделяют их уверенность, что любые противостоящие Асаду группировки там являются террористами. Вспомним, как президент РФ на итоговой пресс-конференции в 2015 году искренне удивлялся: «Про так называемых туркоманов я слыхом не слыхивал. Знаю, что туркмены наши родные живут в Туркменистане, а здесь… Нам никто ничего не говорил». Речь, напомню, шла о двух убитых туркоманами российских военнослужащих, а специалисты, которые что-то слышали про «так называемых туркоманов», в России все же имеются, хоть и меньше их, чем в Петербурге музейных работников.

Нет людей, компетентных во всем и сразу. Но зато есть люди, которые уверены, что они — именно такие, и никакие консультации ни по каким вопросам им не требуются. Минус в том, что как раз они теперь и правят нами, оставляя и специалистам, и досужим зевакам разве что право постфактум поспорить о принятых ими по неведомым причинам решениям.