Спектр

Старый пудель. Валерий Панюшкин об аресте Жени Беркович

Женя Беркович. Фото Alexander Nemenov/AFP/Scanpix/LETA

Женя Беркович. Фото Alexander Nemenov/AFP/Scanpix/LETA

Сказать ли, что с ареста режиссерки Жени Беркович начнется большое Театральное Дело? Вот увидите. Режиссеров, артистов, драматургов будут теперь не просто увольнять или мытарить по экономическим делам, а возбуждать дела уголовные и сажать за крамолу, надолго. Пока не изведут всех, кто имел отношение к премии Золотая Маска и составлял славу русского театра, невероятно расцветшего в 2000-е годы.

Сказать ли, что с арестом Жени Беркович репрессии пришли в мой дом? Женя – подруга моей бывшей жены и подруга нынешней. Это не за кем-то пришли, это пришли за нами. Нельзя теперь говорить: «Я не заступался за евреев, потому что не еврей, не заступался за коммунистов, потому что не коммунист…» Вот они, здесь эти гады – в моем информационном пузыре, про который многие его обитатели до последнего времени продолжали думать, будто он пригоден для жизни.

Сказать ли?.. Нет, я вам лучше расскажу про Данилу Ивановича. Так звали пса режиссерки Жени Беркович. Маленького серого пуделя.

Он был очень старенький и очень тяжело болел всеми болезнями на свете. У него был рак с метастазами во все органы маленького собачьего тела. Женя лечила его – если не ошибаюсь, четыре курса химиотерапии.

От всех этих своих болезней Данила Иванович совершенно ослеп и совершенно оглох. Но не перестал любить хозяйку. Когда это возможно было, забирался ей на руки и вид у него был такой, что вот прямо сейчас происходит с ним настоящая, достойная жизнь.

Когда Женя шла куда-нибудь, Данила Иванович непременно шел следом, если его пускали. Повторяю, он был совершенно слепой и совершенно глухой, он шел за Женей по запаху.

Интересно, чего он хотел, когда шел за Женей, как привязанный? Защитить ее? Маленькое слепо-глухое существо. Получить от нее защиту? Или просто посидеть у нее на руках с таким видом, что вот это и есть самая что ни на есть настоящая, достойная жизнь?

По имени и отчеству, Данилой Ивановичем Женя почти никогда его не звала. Звала ненормативным, если можно так сказать, прозвищем. Он не обижался, но и не отзывался. Глухой, я же говорю, был совершенно. Но в том, как он ходил за Женей по запаху было какое-то наглядное чудо, сродни чуду ее стихов и спектаклей – и смешно, и хоть плачь, и какая-то поразительная безошибочность.

Прошлой осенью, где-то в районе мобилизации Данила Иванович умер. Может быть это и хорошо, что маленькому серому пуделю не довелось учуять всего того, что случилось потом с его страной, его городом, его домом и его хозяйкой.

А может быть, еще прошлой осенью он почуял в воздухе что-то такое, с чем несовместима даже собачья жизнь. Вот и умер. И правильно сделал.