21 декабря создатели сериала «Слово пацана. Кровь на асфальте» представили зрителям последний эпизод своего творения, которое в минувшем году по популярности превзошло всех конкурентов на «Кинопоиске». Причем ещё до того, как вышла последняя серия. Сериал был снят на основе документального исследования Роберта Гараева «Слово пацана. Криминальный Татарстан».
Гараев — журналист, музыкант и писатель – в молодости сам состоял в одной из молодёжных группировок Казани, поэтому работа над книгой стала, по словам её автора, своеобразной психотерапией. Общаясь с «пацанами» и экспертами, изучая архивы, Гараев вспоминал и переживал свой травматичный опыт.
Нечто подобное сегодня испытывают миллионы жителей бывшего СССР, чья молодость пришлась на 70-90-е годы. Скорее всего, это одна из причин невероятной популярности сериала среди зрителей старших возрастов. По мнению Гараева, болезненная реакция руководства Татарстана, которое критиковало сериал «Слово пацана» и призывало его запретить, также вызвана застарелой коллективной травмой.
О том, почему сериал превратился в социальный феномен, о жизни «пацанов» 80-х и их отличии от современной молодёжи, а также о продолжении сериала Роберт Гараев рассказал журналу «Спектр».
— В своей книге вы пишете, что казанский феномен — серьёзно изученное явление. Что из опубликованных исследований, статей или документальных фильмов кажется вам наиболее интересным и близким к реальности 80-х годов?
— Конечно, самый интересный труд — книга британского социолога Светланы Стивенсон «Жизнь по понятиям. Уличные группировки в России». В 2005-2010 годах она брала интервью у 37 членов казанских группировок. К тому времени их характер поменялся в сторону меньшей агрессивности. Группировки уже не действовали, что называется, «напоказ». Можно сказать, стали прятаться.
К тому же это была уже эпоха капитализма, который проник внутрь самих группировок. Старшие собирали младший возраст уже не для того, чтобы «делить асфальт», а для того, чтобы те сдавали деньги «на общак» и решали мелкие вопросы, связанные с коммерцией. У меня в книге приводится пример, как «пацаны» сжигают чей-то ларёк, потому что на «их территории» есть такой же.
1980-е годы хорошо описывает Любовь Агеева в книге «Казанский феномен: миф и реальность». Она вышла в 1991 году. Однако, когда мы читаем любую научную литературу тех лет, то неизбежно сталкиваемся с отпечатком советской эпохи. Например, какой бы учебник по истории 80-х мы ни открыли, обязательно увидим ссылки на Ленина. Вы даже не замечаете эти абзацы, возникает эффект «слепого глаза», — но они есть. Дальше идёт уже что-то нужное. Так и у Агеевой. Но у неё есть интересная статистика, письма читателей, показано, каким образом велась в 1980-х годах общественная дискуссия по этой проблеме. Нерв времени у неё показан, конечно, абсолютно точно.
Я брал у неё интервью. Она сейчас мало что помнит, но понятно, что была глубоко в теме. Агееву допустили, например, до материалов дела по банде «Тяп-Ляп» 1979 года. Я читал только обвинительное заключение и приговор, а она — все тома этого громкого дела. Более того, разговаривала с мамой расстрелянного Завдата Хантимирова («Джавда»).
Александр Слагаев, социолог, посвятил этой теме много научных работ. Он, правда, занимался не 1980-ми годами, а более поздним временем. Интересно, что на свою научную деятельность получал гранты от МВД. В его диссертации 2004 года есть раздел «Рука руку моет»: о неформальных связях участников организованных преступных группировок с коррумпированными милиционерами. Он опрашивал милиционеров разных районов Татарстана и обнаружил зарождение этих связей: те и те помогали друг другу.
Ещё один человек, от которого я получил много информации, работая над книгой, — Роман Лебедев, бывший сотрудник петербургского Агентства журналистских расследований (АЖУР). Он в молодости сам «мотался» с одной группировкой в Казани, но для него, так же как и для меня, это был скорее исследовательский опыт.
Кстати, Роман стал одним из авторов главы «Казанское ханство» в сборнике «Бандитский Петербург», который вышел под редакцией известного журналиста и писателя, директора АЖУРа Андрея Константинова.
— Вы сказали, что Любовь Агеева работала журналистом в Казани и затрагивала эти темы еще в 1980-х — то есть участники группировок могли читать её статьи. Одна из ваших респонденток пишет, что водила своих школьников в кино — смотреть документальный фильм о «Казанском феномене». Есть такой эпизод и в сериале. Как «пацаны» оценивали всё это? Интересовались ли, что о них говорят за пределами собственного круга?
— Отношение казанских «пацанов» к своей медийности было примерно таким же, как у одного из героев сериала «Клан Сопрано»: узнав, что его упомянули в какой-то статье, он скупил 150 экземпляров газеты. Тщеславие, конечно, присутствовало.
Любимая телепередача у «пацанов» была «Перехват» (криминальные новости на местном ТВ). За публикациями в газетах они тоже следили. Зампред Верховного суда Татарстана Максим Беляев в одной из своих книг, «Бандитская Казань» или «Бандитский Татарстан», писал, как киллер «Саша Иерусалимский» бравировал: мол, «„заказ“ будет выполнен, вечером смотрите новости».
Недавно Станислав Смелов из казанского издания «Бизнес Онлайн» прислал мне статью 1989 года, которую опубликовали в «Вечерней Казани». С её помощью пытались вывести на «суд народа» лидеров одной из группировок — Хайдара Закирова и его подельника Александра Навалова. Они вели самые страшные войны. Были опубликованы их фото и обращение к читателям, что правоохранительные органы знают об их преступной деятельности, но серьёзных обвинений предъявить не могут. Все потерпевшие запуганы. «Граждане, пожалуйста, приходите, кто не боится дать против них показания». Даже такие были публикации.
Вообще, судя по интересу людей, чья жизнь была связана с улицей, к моему паблику в VK и к книге, я понял, что для них очень важна фиксация истории. Это ведь своеобразное признание. К тому же исследователи не осуждают их, как полицейские.
Я задавал им вопросы, ответы на которые могли бы объяснить, например, устройство этих сообществ, какие-то иные детали. Им импонировало, что я серьёзно обсуждаю какие-то, казалось бы, глупые вещи, выясняю мелкие, странные детали. То, что я сам в них ориентировался, их тоже подкупало, скорее всего. Но назвать свою книгу научным исследованием я не могу. Считаю себя журналистом-исследователем.
— Наверняка «пацаны» между собой обсуждали, почему они бьются стенка на стенку, рискуют здоровьем, отказываются от курения и алкоголя. Что ими двигало: «патриотизм» района, блатная романтика, уличная «элитарность» или что-то иное?
—Не сказал бы, что под этим была какая-то идеология. «Пацаны» были достаточно циничны. Привлекало положение в уличной иерархии: пацан — это представитель аристократии среди остального подросткового населения на «своей» территории.
В книге я довольно подробно раскрываю мысль про «государство в государстве». У группировок ведь были все соответствующие атрибуты, включая территорию, «гражданство», «налоги», «законы», «внешнюю политику» и так далее. Был свой «кодекс чести». Эти люди были важнее, сильнее, заметнее на улице. На них смотрели девчонки, они ходили по району расслабленно. Всё это повышало их уличный статус.
Им ещё нравилась закрытость их сообщества, которому никто не перечил. Чувство братства опять же. Это очень похоже на то, что показано в фильме Скорсезе «Славные парни». Значимой, конечно, была близость к какому-то «авторитету». В Татарстане вообще очень важно, чтобы у тебя был знакомый или родственник, который мог бы за тебя поручиться, сказать, что ты «ровный пацан».
Кадр из сериала «Слово пацана». Фото slovopacana.wink/Instagram
— В книге и в сериале есть эпизод про выезд в Москву, где казанские раздевают «мажора», дерутся с панком. Это было формой развлечения и пополнения гардероба, или под такие поездки подводилась, говоря советским языком, какая-то идеологическая база?
— Мне кажется, я понимаю, откуда у вашего вопроса ноги растут. Конечно, мы были бедны, и очень хотелось выглядеть модно. Однодневная поездка в Москву была ещё и приключением, конечно. На такие выезды были средства и силы.
Вы, наверное, читали давнюю статью в «Огоньке» о том, как журналисты вместе с фотографом Игорем Гавриловым приехали в Набережные Челны и беседуют там с местными пацанами. В этом разговоре очень чётко звучат такие мысли: «Мы иностранное не любим», «Вы нам не нравитесь, вы — Московия, а мы — Татария». Со слов пацана понятно, что панки, хиппи, брейкеры казались им чуждыми людьми.
Они подчёркивали, что вы, москвичи, в джинсах, а мы — в «телагах» (телогрейках). Это наш суровый стиль. Надо сказать, что в 1960-х годах действительно возник такой стиль в духе «социалистического реализма». Ему соответствовали немногословные, большие, сильные, мускулистые герои. Не могу сказать того же самого про казанских группировщиков: кто-то был стильный, а кто-то просто обыкновенный дворовый гопник.
— Материал в «Огоньке» про Набережные Челны я не читал, но в сериале несколько раз у героев присутствует антизападная линия…
— Я понимаю, о каких сценах вы говорите: Вова «Адидас» возвращается из Афганистана и требует от брата снять кепку, на которой написано USA, потому что «америкосы „духам“ стингеры поставляют». Это был такой «афганский» дискурс. Но, с другой стороны, он чуть ли не в той же серии говорит, мол, Горбачёв обещал — у нас будет как в Америке.
За это кинокритик Зинаида Пронченко, которую я очень уважаю, как-то очень необоснованно, на мой взгляд, ругала сценарий в том духе, что Вове надо бы разобраться со словами. На самом деле это так и было: «пацаны» на дискотеках танцевали под итальянское диско, под С.С. Catch, Modern Talking, Boys Boys Boys. Это было всё крайне модно, так же как и фирменные шмотки, но что касается идеологии, то «пацаны» придерживались, если так можно выразиться, пролетарских взглядов: Америка — это плохо.
Есть ещё эпизод, где герой Марат транслирует мысль, что в названии группы Kiss зашифрована нацистская символика. Это просто дворовая легенда. Я в Казани одно время вращался в музыкально-тусовочной среде. Могу сказать, что местные панки были достаточно смелыми ребятами, которые разбирались в классической музыке, но отпечаток этого повального гопничества сказывался даже на их внешнем виде. Хотя они периодически получали от «пацанов», но многие сами провели какое-то время на улице, в группировках, как я, например.
— Небывалый успех сериала, причём не только в России, не может быть случайным. Кроме кинематографических достоинств в нём должен быть ещё и ответ на какой-то социальный запрос. На какой, с вашей точки зрения?
— Теряюсь в догадках. У вас есть предположения?
— Возможно, в нынешней ситуации это запрос на безопасность в кругу таких же, как ты, жителей родной улицы, а не под крылом государства? Не закон, а «понятия»? Не договор по ипотеке, а «слово пацана»?
— Я бы не стал сейчас оценивать степень доверия или недоверия к государству. Не знаком с индексами недоверия. Ситуация развивается параллельно. С одной стороны, удобно верить государству, а с другой, в ситуации, когда возникают катаклизмы и наши привычные социальные связи рушатся, как это произошло после 24 февраля прошлого года, человек стремится найти какие-то новые. Возможно, вернуться к старым дворовым, потому что здесь все тебя знают, все здороваются, бабки обсуждают девочек и их короткие юбки, ты знаешь, где живёт сосед-алкоголик, и так далее.
В 1980-х годах жизнь была больше обращена к улице, поскольку не было гаджетов или, например, интересных телепрограмм. Молодёжь была предоставлена сама себе. Я, например, пока не закончил художественную школу, не мог войти в группировку, потому что на это просто не было времени. Если кто-то серьёзно занимался спортом, то тоже должен был выбирать: тренировки или улица, которая забирала тебя полностью.
Кадр из сериала «Слово пацана». Фото slovopacana.wink/Instagram
— Вернёмся к нашему времени. Политолог Григорий Голосов сделал такое предположение: «Вполне возможно, что Жоре Крыжовникову, наложив своё произведение на подросший продукт маткапитала и общее озлобление атомизированного общества, удалось пробудить нечто такое, что будет ещё долго сказываться». На ваш взгляд, феномен социального явления под названием «Слово пацана» просуществует долго или его вскоре перекроет новый проект, наподобие «Игр престолов»?
— «Игры престолов» — хорошее сравнение, но, с другой стороны, они так не «вирусились», как «Слово пацана». Что-то сопоставимое с нашим сериалом было только с «Игрой в кальмара», который установил предыдущий рекорд на «Кинопоиске».
Сериал Жоры Крыжовникова, как и моя книга, рассказывает о субкультуре, поэтому и сам имеет все признаки субкультуры. Напомню, что у любой субкультуры должны быть атрибуты, которые отличают её от остального общества.
У субкультуры должны быть свой язык, своя форма одежды, свой фольклор, музыка, песни. Всё это делает, наверное, сериал «Слово пацана» как раз таким субкультурным феноменом. Мужчины 40-50 лет смотрят его потому, что как бы путешествуют на машине времени — в своё прошлое.
Я долго пытался понять: почему молодёжь всё это смотрит? Известный журналист и редактор Юрий Сапрыкин, который написал о сериале достаточно похвальную рецензию, указывает, что он своих детей расспрашивал об этом. Выяснилось, что они смотрят на Марата и Андрея как на героев комикса Marvel. Для детей это какие-то очень необычные герои, которых даже не хочется повторять, потому что ты же не хочешь быть таким, как Человек-паук. Тебе нравится сам персонаж, потому что он неординарный. Так же, наверное, подростки сегодня не хотят стать Кощеем, хотя немножко его копируют. Употребляют слово «чушпан». Слушают песню «Пыяла» группы «Аигел» или «Ласковый май», который все взрослые уже успели забыть.
Я очень удивился, когда два-три года назад обнаружил в «ТикТоке» у своего сына клип с песней группы «Форум» под названием «Белая ночь». Это ведь из моего песенника 1989 года. Современные дети воспринимают это как странную, непонятную музыку из прошлого, которую они сами откопали, как какой-то древний прикол.
— Вы писали в книге о сегодняшней молодежи: «Молодое поколение в условиях недовольства общепринятой идеологией, снижения уровня доходов и общей усталости от несменяемости режима ищет собственных авторитетов и свою систему ценностей». Что может входить в эту систему сегодня?
— Как отмечают разные учёные – политологи, социологи, антропологи, — понятие «пацанской чести» ушло из группировок 1980-х годов и перешло в преступные группировки 90-х. В нулевые годы эти неформальные представления о чести появились уже у силовиков, в армейской среде.
Например, если в детективных фильмах и сериалах убили полицейского, то его коллеги будут ловить преступника не просто потому, что они обязаны это делать, а потому, что погиб кто-то из их круга.
«Мы — братство, мы – сильные, мы сами за себя постоим» — это неформальные принципы, которые сейчас, мне кажется, присущи скорее силовикам на низовом уровне. Я не верю, что после сериала люди начнут выходить на улицу и собираться в группировки. Те же самые хорошо оснащённые силовики не дадут возродиться преступности старого, отжившего типа.
Кадр из сериала «Слово пацана». Фото slovopacana.wink/Instagram
— Здесь вы вступаете в заочную полемику с юристом и общественным деятелем Алексеем Федяровым, который работал следователем прокуратуры, а потом сам оказался в «местах не столь отдалённых». Сейчас он предприниматель, занимается благотворительностью. Комментируя сериал «Слово пацана», Федяров подчеркнул, что государству было бы выгодно возрождение организованной подростковой преступности: «Нужно пополнять колонии, а любая уличная группировка — это постоянный и надёжнейший поставщик арестантского мяса». Кроме того, по его мнению, «нет более пронизанной оперативной агентурой среды, чем блатная, особенно среди отсидевших».
— Интересная мысль у Федярова, но я бы возразил, наверное, потому что «народная статья» у нас — это 228 УК РФ (незаконное приобретение, хранение и перевозка наркотиков). «Закладчиков» больше, чем преступников, и ловить их легче. Плюс они безопаснее, чем какие-то ребята, у которых есть сообщества, которые могут дать отпор.
Мне кажется, что Федяров говорит про экстремистский, по законам Российской Федерации, «АУЕ». Про блатной мир и криминалитет старого типа, где всё связано с нищими местами заключения, с тем, что надо их поддерживать — «греть».
Я не владею серьёзной информацией по тем регионам, где распространено "АУЕ". В принципе на казанских улицах бытовало мнение, что в 1990-х с ворами не считались. «Пацаны» были сами по себе. Сейчас очень многие отсидели, принесли блатные порядки и обычаи на улицу, но мне кажется, что это всё распространено сильнее в Забайкалье, Приморье, ближе к Сибири, где много поселений бывших заключённых.
Казань сейчас другая — нарядная, хипстерская, безопасная. Мне кажется, что улица по инерции ещё живёт какими-то традициями, но статус «криминальной столицы» город потерял уже давно. В какой-то момент у меня была амбиция изучить сегодняшнее состояние дел. Книгу я написал давно, но бываю на связи со своими старыми героями из 1980-х. Нынешняя молодёжь неинтересна этим «старикам», связь поколений прервалась. Раньше она существовала: отец был в группировке, потом сын, потом его сын. Казанские группировки, на мой взгляд, пережили три поколения.
— Некоторые чиновники в той же Казани на полном серьёзе обсуждали, не запретить ли сериал. Как вам кажется, почему?
— Это здоровые чиновничьи опасения плюс коллективная травма, конечно. Явление затронуло всех абсолютно. От ярлыка «Бандитская Казань», который появился в 1990-х, не так легко было отделаться.
В своё время проблему проворонили. Кто отвечал за идеологическое воспитание подростков по большей части? Комсомол. Когда «Огонёк» поднял эту острую тему, милиция показывала пальцем на ВЛКСМ, тот — на милицию. Диалога с подростками тогда, конечно, уже не было. Власть дряхлела, её олицетворяли Юрий Андропов и Константин Черненко — престарелые деды. Что они там понимали!
Комсомол утратил остатки авторитета среди молодёжи. Можно сказать, что его место заняли эти преступные группировки. Это было логично, хотя какая-то часть молодёжи, конечно, сопротивлялась. Действовали боевые комсомольские дружины, оперативные комсомольские отряды имени Дзержинского и так далее, но всё же, выражаясь языком моих героев, «шишку на районе» держали «пацаны».
Кадр из сериала «Слово пацана». Фото slovopacana.wink/Instagram
— Чиновники, по-вашему, опасаются появления новой волны «пацанов на районах»?
— Ну, вышел сериал, куда-то поступил сигнал, появился какой-то документ, нужно отреагировать… Я не знаю, как функционирует чиновничий бюрократический аппарат, хотя недолго поработал в одной государственной организации. Мне запомнилось, что если появляется какая-то мелкая бумажка, её нужно обязательно согласовать на всех уровнях. Это очень специфический мир.
Я считаю, что опасаться новых группировок после сериала не стоит. Наоборот, надо было поддержать Жору Крыжовникова и меня как исследователя этого явления. На деле ведь что происходило? Набираешь номер пресс-секретаря МВД, объясняешь задачу, а человек исчезает. Если вам так страшна моя книга, стоило бы поговорить со мной, дать какие-то сведения, пойти на диалог. В результате сначала мы не берём трубку, а потом, когда книга выходит, прокуратура устраивает проверку. Ребята, это так не работает!
— Это правда, что на волне популярности сериала сейчас выходит новый тираж вашей книги?
— Да, очень много людей захотели купить книгу именно в бумажном варианте, хотя есть издание и в электронном виде. На Литресе она среди лидеров продаж, но людям хочется подержать книгу в руках. Помните, как раньше: ты покупаешь фирменную видеокассету с обложкой, смотришь, как она оформлена, ставишь её на полку, потом переставляешь… Она уже становится сувениром.
Думаю, моя книга сейчас играет для людей той эпохи такую же роль. Хочется людям после просмотра сериала углубиться в тему, полистать картинки. Пусть потом лежит на полке. Обложка красивая. Правда, это всё-таки специфическое чтение, для людей подготовленных, с крепким духом. К тому же она 18+.
— Вы продолжаете свои исследования в области подростковой преступности тех времён?
— Была у меня мысль написать следующую книгу о конкретной группировке, но в этом, мне кажется, мог проявиться элемент некой романтизации. Если ты пишешь про деятельность одной группировки целую книгу, то как будто выделяешь её из других. Исходя из этого, я решил свой взор устремить в сторону женского криминала, женских банд. Подробности пока не хочется раскрывать, потому что мы ещё с моими замечательными умными редакторами не обсудили, как будем работать.
— Может быть, тогда расскажете, что будет дальше с сериалом? Планируется ли его продолжение на волне успеха, или создатели берут паузу, чтобы посмотреть, чем закончатся все эти проверки?
— На данный момент вышли уже все эпизоды, и я поблагодарил, конечно, Жору Крыжовникова за то, что была переснята восьмая серия, потому что она получилась очень цельной. Все линии очень ловко закрыты. Ни о какой романтизации криминала после этого и думать не хочется. Я бы на месте Крыжовникова сейчас отдохнул, подумал и поразмыслил.
Естественно, моих советов он слушать не станет, потому что Жора — абсолютно самостоятельная единица. Если он захочет, то будет написан сценарий второго сезона. Не захочет — всё это останется односезонным гениальным кинематографическим проектом. Искоркой.