Корреспондент «Спектра» Дмитрий Дурнев провел два дня в городе Бахмут на контролируемой украинскими властями территории Донецкой области, где находится один из самых известных сейчас на Украине прифронтовых следственных изоляторов. Там по «месту совершения преступления» чаще всего ждут суда заключенные из числа участников вооруженного конфликта.
Самым большим открытием от посещения СИЗО, где всего содержатся около 800 заключенных, для нас стал тот простой факт, что солдат Вооруженных сил Украины и Национальной гвардии в камерах немногим меньше, чем сторонников ДНР и ЛНР (в СИЗО Бахмута их около 70 человек), которых здесь именуют не иначе как «сепаратистами» и которые, следует отметить, делят с военными крышу одного следственного изолятора.
Среди заключенных СИЗО №6 на день посещения более 50 человек являлись военнослужащими ВСУ, которые содержатся там в ожидании судов и перевода в колонии. И в их положении есть одно существенное отличие не в пользу военнослужащих ВСУ: те, кто ждут суда по статьям об участии или пособничестве террористической деятельности (соответствующая статья 258 УК Украины есть практически у всех сторонников ЛДНР), знают, что рано или поздно они, скорее всего, выйдут на свободу по обмену. А вот украинским солдатам, обвиняемым в местных гражданских судах за преступления, совершенные в ходе боевых действий, свобода светит только в случае оправдания, меняться им некуда и не на кого.
Подробнее о том, как в СИЗО Бахмута содержатся предполагаемые сторонники ЛДНР, читайте в первой части репортажа:
От ареста до обмена. Как в украинском СИЗО сидится сторонникам ДНР и что происходит с ними на суде
Посещение следственного изолятора №6 города Бахмута состоялось в ходе обычной проверки условий содержания заключенных, которую проводил помощник народного депутата Надежды Савченко Руслан Биленко. Посещение мест лишения свободы народными депутатами, их официальными помощниками, правозащитниками и аккредитованными журналистами находится полностью в рамках украинского законодательства.
В периметре
Начали мы посещение СИЗО, как водится, с кабинета хозяина — нынешнего начальника изолятора Александра Малахова. Александр Анатольевич — уникальный для Украины гражданский вольнонаемный начальник тюрьмы. До 2013 года он отслужил больше 20 лет в системе исполнения наказаний и ушел на пенсию. И вот в этом году был назначен начальником СИЗО №6 в Бахмуте уже без звания и погон. В таком качестве на Украине он единственный.
Застали мы начальника за решением специфических проблем. Перед выходными СИЗО пытались отключить от электроэнергии за неуплату. Но бдительная охрана режимного объекта энергетиков внутрь к рубильнику не пустила. «С водой и газом у нас все в порядке, — поясняет Александр Малахов. — А вот с оплатой электроэнергии есть перебои с финансированием. С заработной платой сотрудников все в порядке, а питание для заключенных мы в полном объеме получаем напрямую в виде продуктов».
Первым делом задаем ему вопрос, который нас беспокоит больше всего:
— Скажите, у вас же и украинские военные, и «сепаратисты» в одинаковых условиях содержатся?
— Абсолютно в одинаковых, никаких прерогатив нет.
— А может такое быть, что они в одной камере окажутся?
— Нет, такого нет. Быть не может, — четко отрезал начальник СИЗО. Дальше мы узнали, что в изоляторе вообще все так устроено, что бойцы ВСУ и сторонники ЛДНР вообще нигде не пересекаются, ни в каких помещениях учреждения.
Снаружи СИЗО Бахмута — обычное здание вроде конторы небольшого периферийного завода напротив обычной панельной девятиэтажки по очень обычной улице имени Циолковского. Периметр СИЗО не такой уж и большой, и двор его выглядит гораздо лучше улиц вокруг — грибок для курильщиков, много зелени, побеленные бордюры и прекрасная церковь посреди комплекса. Входы во все корпуса — маленькое произведение декоративного искусства.
«Тут 15 лет полковник Миронюк начальником был, большая часть красот при нем построена!» — поясняет мне Руслан Биленко, который и сам когда-то сидел в кресле начальника этого самого СИЗО. Я уже знаю, что своей заслугой он считает утепление вышек с пулеметчиками. Они действительно сияют белыми пластиковыми окнами, по периметру проволочное заграждение, за ним полоса взрыхленного песка шириной метра полтора и белая стена с колючей проволокой поверху.
«Если заключенный попадет за проволочную сетку, по нему должны открывать огонь», — буднично поясняет Биленко и обращает мое внимание на окна ближайшего корпуса.
Я вижу решетки, висящие кабели и непонятные палки, торчащие наружу. «Телевизионные антенны», — подтверждает мою догадку сопровождающий. Мы уже знаем, что фотографировать сотрудников нельзя, но и при всем желании особо такой возможности и нет, пустые дворы и коридоры — главная примета учреждения.
Прежде всего мы осматриваем душевые, заключенные моются строго по графику — раз в неделю, в камерах еще есть умывальники. «Бани» две — побольше и поменьше. Та, что поменьше — отдельная, для больных туберкулезом. Между ними помещения, где стоит аппарат, похожий на большую деревянную бочку. «Старая обжарочная паровая камера производства 1938 года! — с уважением отзывается сопровождающий нас подполковник. — Есть современный электрический шкаф, но у него “киловаттность” такая, что при его включении гаснет периметр! Ну и с педикулезом у нас давно никто не обращался, с клопами было, боролись».
Помещением, душевыми и камерами заведует молодой, лет 19, солдат Виктор. «Я уже младший сержант! — поясняет он. — Лычки в кармане, пришью скоро. Год уже служу. Устроился сюда на конкурсной основе. Мои обязанности: отвести, привести заключенных, чтобы они без драк, стычек покупались, прошли в предбанник, оделись. За графиком следим строго, военных и сепаратистов разводим по разным дням, баня и все остальное у нас вне политики! Зарплату и правда повысили. За прошлый месяц чистыми уже 4800 гривен (150 евро, 10500 рублей. — прим. “Спектра”) получил».
Заглядываем в камеру-карцер. Это комната с каменными стенами, столиком, скамейкой и пристегивающимися к стене нарами. «Отбой в 22:00, подъем в 6 утра, на день нары пристегиваются, можно сидеть, изучать свое дело. Осужденные могут получить до 15 суток карцера, контингент с неутвержденными приговорами (те, кто еще только ожидают приговора суда. — прим. “Спектра”) — до 10 суток», — рассказывает сотрудник изолятора.
Как по мне, карцер не сильно отличается от прогулочного дворика. Гуляют заключенные не более 60 минут на крыше корпуса. Там большое пространство, разделенное стенами на «дворики» площадью метров по 20. Сверху «дворики» накрыты крышей, между крышей и стеной зарешеченная щель сантиметров 50 — оттуда и поступает свежий воздух во время «прогулки». Хорошими считаются прогулочные дворики с вмурованными в стену турником или брусьями.
Смотрим первую камеру. В ней содержится 11 человек. Биленко просит напомнить площадь помещения и получает ответ: «18 квадратных метров».
«Ну, в принципе такие камеры во всех СИЗО Украины. Чтоб вы не думали, что тут что-то особенное», — комментирует помощник народного депутата.
Среди прочих встретилась одна отремонтированная камера с загородкой в кафеле в человеческий рост, но не до потолка. Как оказалось, в ней сидели «заключенные, имеющие неформальный авторитет», их еще «смотрящими» зовут. Кроме этой перегородки, на мой взгляд, условия мало чем отличались от других.
Особенности прифронтового правосудия
Дальше мы посещаем в основном камеры с украинскими военными. Их выводят в коридор, мы смотрим бытовые условия, делаем фото, Биленко спрашивает, нет ли жалоб на руководство, медицину, условия содержания...
Тут следует пояснить, что в отсутствие военного положения на Украине, самой объявленной войны и военных судов как таковых украинских солдат за действия, совершенные на поле боя и в прифронтовой полосе, судят по законам мирного времени, не обращая особого внимания на то, что действия, которые вменяются подсудимым в вину, они совершали в условиях боевой обстановки.
Судят их гражданские суды и по гражданскому УК, причем дела рассматривают местные судьи, сохранившие свои посты еще с довоенных времен, а судейский корпус здесь совершенно обычный для своего региона, который в свое время массово голосовал за Януковича и не поддержал Майдан. И по всем этим городам с разной степенью интенсивности, но прошла война.
«Нас не фотографируйте, у нас много родственников на той стороне!» — это требование к корреспонденту «Спектра» со стороны судьи Бахмутского суда могло прозвучать и в Мариуполе, и в Старобельске, и в Северодонецке.
Солдаты ВСУ в СИЗО Бахмута не жаловались на руководство колонии и условия содержания. Эти условия одинаково плохи для всех, а сотрудники СИЗО к военным и «сепаратистам» как к людям, в своем большинстве не имеющим за спиной криминального и тюремного опыта, относятся достаточно терпимо.
Солдаты жаловались на отношение к ним судов. Имя Петра Порошенко, обещавшего в ходе судебной реформы ввести военные суды, звучало в процессе коротких бесед почти в каждой камере, где содержатся бойцы ВСУ. Военные люди хотят, чтобы их судили военные суды — это их главная проблема.
Служивые люди
Во время нашего осмотра все в основном молчат. Ближайший ко мне солдат с тату на руке — надпись на латыни на все правое предплечье. Аккуратно интересуюсь: в чем обвиняют, откуда, как переводится надпись? «Статья 186, часть 3, грабеж, — коротко поясняет он. — А на руке написано: “Поступки важнее слов!”».
«Приходит ли продавщица с ларька?» — рядом продолжает интересоваться Биленко.
Буфеты бывают в армии и колонии, в СИЗО заключенные не гуляют по территории, в их распоряжении только ларек. По камерам ходит сотрудница торговой точки со списком товаров и ценами, и если на счету у подсудимого есть деньги, он может себе что-то заказать. В день нашего посещения в прайсе были чай по 62 гривны (130 рублей, 1,88 евро) за полкило, колбаса фуршетная (300 г) — 49,4 гривны (104 рубля, 1,5 евро), сахар — по 17,5 гривны (34 рубля, 53 евроцента) за килограмм, сгущенка (900 г) — 32.26 гривны (68 рублей, 1 евро), зубная паста — 18,4 гривны (38,74 рубля, 55 евроцентов).
У украинских солдат денег на счету, как правило, бывает немного — все издалека, родственники не едут из-за дороговизны пути, но в основном потому, что судьи не дают разрешение на посещение.
«Согласно законодательству, они имеют право на свидание со своими родственниками, но разрешение на усмотрение судьи, а на судей не повлиять никак, — очередной раз поясняет ситуацию сопровождающий и, обращаясь к солдатам, продолжает: — Судьям нужно нравиться!»
«В основном мы им не нравимся! — под смех сокамерников говорит бывший солдат 17-й танковой бригады родом из Кривого Рога, который ждет решения суда по своему делу. — Я не могу залог за себя внести и выйти под домашний арест, хотя у меня есть деньги на карточке. Но судья не дает разрешение, мотивируя это тем, что мой потерпевший может потребовать компенсации. Потерпевший уже сказал в суде, что ничего не требует, а я вот и дальше сижу в СИЗО!»
Фамилию свою солдат говорить не захотел, статью, по которой его обвиняют, тоже, а вот фамилию судьи назвал: Харченко. Может кто-то из украинских правозащитников прочтет этот материал?
«На меня на посту напали два пьяных солдата, я заместитель командира взвода, исполнявший в тот момент обязанности командира, и мне пришили статью 115 часть 2 (умышленное убийство), — рассказывает нам сержант 101-й бригады уже в следующей камере. — На меня напали, я применил оружие. С точки зрения любого военного суда или трибунала я поступил правильно! С точки зрения гражданского суда — нет. Я знаю, что многих военных сажают по делу, но в моем случае я исполнял долг! Служил я в Часовом Яре, 101-я бригада, охрана генерального штаба…» До недавнего времени в этом городе, находящемся в подчинении горсовета Бахмута, стоял крупный штаб ВСУ.
Рассказы все эти сыпались не на меня, а на Руслана Биленко как представителя Надежды Савченко. На нее в СИЗО буквально молятся на всех этажах и в любых «по масти» камерах. Закон ее имени, разработанный и принятый Верховной радой, пока она сидела в российской тюрьме, отменили после четвертого голосования подряд — никак не могли набрать 226 голосов. Но на людей, оказавшихся в СИЗО до отмены закона, он еще действует, и срок, просиженный в СИЗО, продолжает засчитывается как день за два.
Законодательные изменения, предложенные народным депутатом Савченко, которые впоследствии были поддержаны парламентом и согласованы президентом Украины, меняли часть 5 статьи 72 Уголовного кодекса Украины, которая определяет порядок зачисления срока содержания под стражей до вынесения судебного приговора в срок отбывания наказания. Согласно изменениям, которые предусматривает этот законодательный акт, один день содержания под стражей засчитывается как два дня лишения свободы.
Фотографироваться никто из военнослужащих не согласился. Окна в камерах уже закрыты на зиму пленкой. Везде тяжелый запах немытых тел, еда и чашки с чаем на столе, полка с запасами на стене, телевизор под окном, под ним на веревках часто сушатся стиранные вещи. Санузел за легкой перегородкой, кое-где окружен пластиковой занавеской. Во многих камерах пластиковыми полуторалитровыми бутылками с водой было заткнуто очко санузла, видимо, чтобы запах не шел в камеру.
«За то же самое»
Единственный украинский боец, который согласился говорить с журналистом под запись, оказался старшим сержантом добровольческого батальона «Айдар» с характерным позывным Спикер. Зовут его Роман Щуров, в жаркой темной камере он был по пояс голым, но для разговора с журналистом надел чистую яркую футболку с символикой родного добровольческого батальона — на стене камеры украинский флаг, на руке у Спикера резиновый браслет в цветах национального флага. В остальном камера не сильно отличается от прочих: развешанное везде для сушки белье на веревках, полумрак, влажность.
Группой из трех бойцов в боевой обстановке они задержали сотрудника милиции с личным травматическим оружием и телефоном, в котором были звонки на номера, начинающиеся на +7 (код России). В 2014 году этого вполне хватало для ареста.
Спикер рассказал, что на переднем крае СБУ не было и они «договорились» с задержанным, что отвезут того на его же машине в штаб. В штаб милиционер вызвал подкрепление, которое его отбило.
«Где-то 2 тысячи стоил его телефон, столько же травматический пистолет — получилось хищение; на его машине привезли — угон; ну и похищение опять же группой лиц…», — поясняет «букет» своих статей сержант. Бойцы «Айдара», а их в одной камере сидело из той группы двое, выглядели, в отличие от солдат ВСУ, вполне уверенно. Их пытались брать на поруки народные депутаты, поддерживает их бывший комбат, защиту ведут три адвоката и, по всей видимости, их судебная эпопея близится к завершению.
«На суде нам сказали, что под Новгородским мы занимались “разбойной деятельностью”, — поясняет Спикер. — А нас за две недели до этого на позиции генерал Муженко (Начальник генерального штаба ВСУ. — прим. “Спектра”) награждал. Примерно за то же самое: мы тогда поймали группу “Ужа” горловского (отряд ополченцев ДНР под командованием полевого командира с позывным “Уж”. — прим. “Спектра”) и “положили” их. Показали трупы, мол, вот эти товарищи лежат, и мы от них грешную землю избавили. Нас наградили. А через неделю произошло почти то же самое, но вот уже третий год, как за это мы сидим здесь!»
«Этот парень — наш человек, сидевший раньше, — говорит мне Биленко, когда мы удаляемся от камеры с айдаровцами. — При встрече такого с сотрудником правоохранительных органов могло быть всякое»...
В предыдущих репортажах из СИЗО речь шла о том, как в нем сидят те, кого считают сторонниками ДНР и ЛНР:
От ареста до обмена. Как в украинском СИЗО сидится сторонникам ДНР и что происходит с ними на суде
А также граждане Российской Федерации:
«Террорист» на танке и питерский «волонтер». Как в украинском СИЗО сидят граждане России и скоро ли их обменяют