После начала «специальной операции» жизнь российских учителей не стала легче. Татьяна Червенко — учитель математики в обычной московской школе №1747. В интервью «Спектру» она рассказала, о чем она рассказывает детям на «Разговорах о важном», чем российская действительность похожа на Гарри Поттера и почему детям нельзя врать — особенно во время войны.
Учительница математики Татьяна Червенко — одна из самых активных деятелей «Альянса учителей», независимого российского объединения школьных преподавателей. После успешной карьеры в консалтинге, окончившая мехмат МГУ учительница уже четыре года работает в обычной школе «во дворе». Московская школа №1747 звезд с неба не хватает и стала известна в прошлом году именно благодаря деятельности Червенко: после скандала из образовательного учреждения ушла заведующая воспитательной работой, призывавшая родителей голосовать за кандидата от «Единой России» на праймериз.
Борьбу со школьным начальством Татьяна ведет уже больше полутора лет. Она старается освещать школьные проблемы, противостоять »выученной беспомощности коллег» и рассказывать детям о том, что на самом деле происходит в мире после 24 февраля. Начальство в долгу не остается — учительницу постоянно проверяют «на соответствие», максимально пристально следят за ее работой.
После ряда интервью на Червенко даже написали донос. Учительницу математики обвиняют в том, что она настроена против «специальной военной операции», ходит на митинги и не проводит должным образом «Разговоры о важном» — специальные патриотически уроки, на которых школьникам рассказывают об особом месте России в истории и результатах войны в Украине.
«Буквой Z впереди паровоза бежать не хотят»
— Изменилось ли отношение руководства школы к вам после 24 февраля? Как вообще начальство реагирует на ситуацию в мире? Что-то поменялось?
— Во многом все осталось так, как было. Школа совершенно обычная, директор абсолютно послушная департаменту образования. То есть что ей говорят, то она и передает вниз. При этом начальство не любит, когда родители организуются в защиту учителя или в защиту прав. Но усиления никакого после начала войны не было. Руководство ведь не такое глупое. Они понимают, что это все (режим Путина — прим. »Спектра») может скоро закончиться. А им еще жить и работать. Поэтому они не рвутся, боятся всего: боятся переусердствовать, боятся не выполнить. Буквой Z впереди паровоза бежать не хотят. То есть школу этой буквой не обвешивают. Думаю, в этом и моя заслуга есть тоже.
Даже за тем, как проводят «Разговоры о важном» особо никто не следит. Я со своим классом просто занимаюсь математикой. Мы готовимся к ОГЭ, к олимпиадам. Для нас это и есть — разговоры о самом важном. «Ведь что у нас самое важное?» — спрашиваю я у детей. Математика! Все во благо родины, очень патриотично. Кто-то начинает возмущаться, но я просто раздаю двойные листочки, проверяем устный счет.
Поэтому ажиотажа никакого нет, начальство не давит. Да, после написания доноса мне вынесли выговор — за самовольную смену темы урока. Уволить меня пока не могут, после двух выговоров это возможно. Чувствую, они уже готовят второй — придираются к проверке тетрадей, ищут повод.
— А как остальные учителя отнеслись к этим «Разговорам о важном»? Неужели все саботируют эту инициативу, занимаются какими-то более важными для школьников делами?
— У нас за этим в школе никто не следит. По крайней мере, за мной не следят. Опять же, мне дети рассказывают, как в некоторых классах прям проводят, прямо стараются сделать так, как требуют. У других быстренько по теме нужной пройдутся — и классный час, какие-то бытовые вещи обсуждают, учебу. По-разному.
Дети в моем классе, где я классный руководитель, рассказывают, что учитель обществознания, например, «топит за войну»: все рассказывает, как там Украина неправа, а мы правы. Дети, как мне кажется, об этих уроках говорят с отвращением. В остальном ситуация не особо меняется. Учителя английского — у них все на уроках, как было раньше, про Англию рассказывают и так далее, без перегибов.
— Насколько вообще, на ваш взгляд, это правильная затея — так организовывать уроки, на которых нужно рассказывать о патриотизме, доводить до детей «политику партии»?
— С самого начала было понятно, что затея, мягко говоря, так себе. В конце июня начальство сказало, чтобы мы подписывались на Youtube-канал «Разговоры о важном». Сначала там вкрадчивыми голосами рассказывали, как с детьми разговаривать. Что их надо слушать, должен быть диалог. Потом некий (Александр) Асафов рассказывал про генетический код, сплочение вокруг флага. Я думала сразу уволиться, уехать, чтобы вот этим не заниматься. Выложили потом темы уроков. Вот был день пожилого человека, например. Темы скучные, а наполнение еще хуже. Даже если это не касается каких-то завоеваний нынешних.
Регулярно это все обсуждает с учителями замдиректора по воспитательной работе, что надо в формате беседы, дискуссии вести эти уроки. Но если это дискуссия — то нужен полноценный материал. Не нужно заливать, что Циолковский был патриотом. Не был он патриотом в нужном им ключе, можно ведь найти цитаты, где он говорит, что все открытия сделал вопреки, а не благодаря государству.
Это все (материалы уроков) скука страшная. Если надо говорить о патриотизме. Ну я бы взяла кого-то из вселенной Marvel. И стала бы обсуждать, например, Капитана Америку, Человека-Паука. Зачем они это делают, почему они безвозмездно помогают своим гражданам. Почему Бэтмен не уехал из этого Готэма, а остался и пытался там что-то наладить.
«Твои мозги важнее, чем руки с автоматом»
— Вы 6 марта участвовали в одном из антивоенных митингов. Как к этому отнеслись в школе? Дети об этом знают?
— Да, я выходила на митинг, меня задержали. Семь часов продержали в ОВД, но народ в автозаке попался душевный. В итоге отпустили, статья 20.3.3, административка, штраф. «Альянс учителей» это опубликовал. Естественно, мое начальство тоже узнало. Руководство мне дало понять, что они знают об этом. Я так понимаю, что там отдельный товарищ майор за этим следит, смотрит мои интервью, отправляет руководству школы.
В руководстве сказали, что, мол, родители же могут узнать. А кто-то может быть и за («военную операцию»)— из родителей, имелось в виду. Директор еще начала с того, что у нее тоже бабушка украинка, она меня понимает. Я сказала ей, что это моя личная жизнь, она к работе не относится. На этом все. Но, в принципе, я говорю откровенно со всеми детьми, вопросы такие не возникают. Но если возникают — я могу ответить.
Родителей детей в моем классе мне вообще ничего не сказали. Но наверняка кто-то из других классов узнал, особо разговоров не было. Это ведь частная жизнь, существует учительский кодекс, нельзя обсуждать свою личную жизнь с родителями, спросили — ну поговорили. Мы другие вещи с родителями обсуждаем. Бывает иногда, они мне что-то расскажут, какие-то истории из школы. Про драки, неудавшиеся суициды. Школа это покрывает, школа с этим не работает.
— А дети часто вообще задают какие-то вопросы о войне? Их настроение, поведение как-то изменилось после 24 февраля? А после 21 сентября, когда началась мобилизация?
— Когда все началось, я прямиком не хотела говорить об этом. Сказала только, что все ведь читали и смотрели Гарри Поттера, в последних фильмах было очень плохо. Представьте, объясняла я им, что мы живем в такой же период. Но, как мы видим по фильмам, все равно правда восторжествует. Конечно, у меня в классе есть и «патриоты». Мне мальчик недавно сказал, когда такой разговор начался: «Я знаю отношение всех присутствующих к этому». Я ответила: «Надеюсь, что, когда тебе будет 18 лет, все закончится и тебя туда не отправят. Твои мозги важнее, чем руки с автоматом».
У меня в классе один ребенок написал на парте букву Z, а другой герб Украины нарисовал — я сказала, что нельзя парты портить, стирайте. Да, есть пара детей, который могут и меня подразнить, рисуют на доске мелом эти буквы Z, но дальше не заходит, стерли и забыли. Или может кто-то сказать, что у вас буква Z на кроссовках, New Balance. Я отвечаю, что это не Z, это N от Навальный.
Я считаю, что если я либерал, то я либерал во всем, не могу я всех строить одинаково. Я детей, особенно чужих, могу только научить. Поэтому я прошу их просто стереть букву Z. Доказать что-то, научить ведь можно на личном примере. А пользоваться им или нет — это уже личное дело каждого.
Ажиотажа какого-то не было — ни после 24 февраля, ни после 21 сентября. Даже с флагом, который теперь обязательно нужно поднимать перед занятиями. Ну как-то поднимают, где-то там. Но детей для этого два дня искали в чатах, кто будет поднимать флаг из старшеклассников. Желающих не было.
— А родители как-то влияют на позицию детей? Вы замечаете это?
— Сначала, как началось, дети немного притихли в феврале. Но они же дети, они быстро отходят. Сложно представить, что они будут сидеть подавленные неделями. Но девочка одна мне говорила, что разрывается, не знает, что делать. У нее родственники на Украине. А дядя пошел служить, с российской стороны. До сих пор, насколько я понимаю, она против, но мучается этим. Такие уже повзрослевшие взгляды, мол, зачем эта агрессия.
Я думаю, что если у кого-то родителей будут по мобилизации забирать, это повлияет. А так ничего не изменилось: где-то там далеко что-то делают. У нас очень мало тех, кто до мобилизации воевал, в Москве, я имею в виду. Пока еще не говорили, что кто-то погиб из родственников или родителей. И безработных чтобы очень много стало — тоже такого нет. Одна девочка уехала в Турцию с семьей. Но это не та среда, где у родителей есть много денег на переезд, это обычные семьи. Куда они уедут, у них ипотека и так далее.
Но я родителей редко вижу, на родительском собрании обычно. Люди, в целом, боятся быть откровенными, боятся показать свою позицию. Специально никто не спрашивает, но я могу намекнуть, что высшее образование стало еще более актуальным. Когда начались «Разговоры о важном» я сказала родителям, что вместо них будет математика. Никто возмущаться не стал.
«Выученная беспомощность»
— Вы обсуждаете как-то в коллективе, с другими учителями то, что происходит сейчас?
С детьми я общаюсь больше, чем с коллегами. Нас в школе 200 с чем-то сотрудников. Но, в основном, у всех в ответ на происходящее — выученная беспомощность. Лучше уволиться и уйти тихо. У меня была коллега, украинка. Вот она уволилась. Сказала, что по семейным обстоятельствам, переехала. Это было ее решение, но она не вышла бы куда-то на митинг.
С парой коллег я перекинулась мнениями. Одна из них сказала, что это все какой-то кошмар. Мол, она спрашивала у дочки, что ей подарить на 15 лет, та ответила, что хочет шенген. Другая коллега говорила, что переживает за свой класс, у нее мальчики растут, как это вообще, куда их призывать потом на войну.
Я бы сказала, что все, кто был ярким учителем, интересным, все из школы ушли. Начальство интертное, что сверху спустили — то и сделают, ни больше и ни меньше. Начальство ревнует к таким учителям, с которыми детям хорошо. Н таком а фоне руководство выглядит бледными поганками. У моего сына, когда он учился в этой школе, была учительница информатики. Она пыталась бороться с каким-то учителем, который пил на рабочем месте. Его уволили — и ее тоже. Это даже не политика, она просто боролась за то, чтобы было нормально все.
— Это из-за того, что система такая или люди в ней такие? Почему, на ваш взгляд, учителям будто бы все равно?
— Это взрослые люди. У меня нет этого учительского отношения, что нужно всех переучить и всех перевоспитать. Даже с детьми. Почему я должна переубеждать мальчиков, которые рисуют букву Z на доске? Ну я могу с ними поговорить по-человечески. Спросить: хорошо ли нападать на другую страну, убивать? Но это нелегко, вот так напрямую настаивать на чем-то и таким образом кого-то воспитать.
Последствия российских ракетных ударов по центру Киева. 10 октября 2022 года. Фото Gleb Garanich/REUTERS/Scanpix/Leta
Детям нельзя врать. И не надо их бояться. Не врать и не бояться, да. Дети чувствуют, если их боятся. Дети чувствуют, если их ненавидят. А многие учителя ненавидят детей. Этим людям нужно менять профессию, а они ее менять не хотят
Я разговариваю с такими учителями, и они говорят, что пошли в профессию, так как не хотели где-то в конторе отсиживать до пяти. А тут провел уроки — и идешь куда хочешь. У меня пытались как-то отобрать мой класс, где я классная руководительница. Родители вступились, отстояли. Начальство мне тогда говорило, зачем вы так держитесь за класс, были эти — дали бы других. Как так?
— Как вы вообще со всем этим справляетесь? Как находите силы на борьбу и на работу?
— Не очень справляюсь, если честно. Собираюсь уехать, но сын не хочет старший. Готовлю загранпаспорт для младшего. С 24 февраля прям депрессия, спать не могу нормально. В Киеве есть знакомые, я им писала, пыталась им как-то помочь переехать в Румынию. Они остались, в итоге.
Не думаю, что дети замечают мое состояние. Я ведь не родитель, я классный руководитель. Да и не настолько я прям в прострации. Работа отвлекает от того, что ты смотришь какие-то новости, это летом ты думскроллишь, а так работаешь.
Я буду говорить правду так, как я считаю нужным. Буду напрямую высказывать свое мнение, если заставят эти «Разговоры о важном» вести. Да, рано или поздно кто-то из детей запишет. Зачем это все? Даже не из-за того, что прилетит какая-то административка. На штраф деньги можно найти. Жалко будет, что дети сдают, не хочется узнать, что они могут так поступить.