Несмотря на то, что практически каждую неделю мы слышим либо о новых санкциях против России, либо об очередной инициативе по их введению, бизнес-отношения между Москвой и западными столицами не прерваны. Европейские лидеры посещают знаковые российские экономические форумы; германские финансисты и промышленники успешно сопротивляются критикам новой ветки «Северного потока»; западные банки по-прежнему являются держателями до 34% российского государственного рублевого долга и более $200 млрд валютных обязательств крупных российских корпораций.

Время от времени политики в Европе и Соединенных Штатах пытаются сводить счеты друг с другом, обвиняя оппонентов в сотрудничестве с Россией или в излишней мягкости по отношению к ней. Можно ли в таком случае говорить о том, что санкции неэффективны?  Что введение их было ошибкой? И что в более или менее отдаленном будущем их все равно придётся отменить, даже несмотря на то, что они так и не достигнут ставившихся их инициаторами целей?

Мне кажется, что на первые два вопроса уже сегодня можно дать положительный ответ — но вот третий выглядит куда менее очевидным.

В 2014 году западные страны ввели санкции по вполне понятной причине — в условиях открытой российской агрессии против Украины они не могли никак не отреагировать на происходящее, но военного ответа дать было нельзя. Санкции стали «наименьшим из зол», и сначала они были, я бы сказал, достаточно мягкими. После уничтожения донбасскими ополченцами пассажирского самолета, начала российских манипуляций с выборами в демократических странах, войны в Сирии и кампании по истреблению бывших российских граждан за рубежом, санкции стали основой западной политики в отношении России. Теперь их вводят по многим поводам.

Но Запад так и не решился нанести радикальные удары: заморозить российские активы в своих юрисдикциях, ввести нефтегазовое эмбарго, запретить своим компаниям владеть российскими активами, отменить все ранее выданные россиянам визы и виды на жительство.

Канцлер Германии Ангела Меркель. Фото EPA/Scanpix/Leta

Все эти меры, если бы они были осуществлены, обошлись бы слишком дорого: тот же российский газ в Европе можно заменить поставками сжиженного природного газа (СПГ) практически завтра: недозагруженные мощности регазификационных терминалов превышают 150 млрд кубометров в год, и новые терминалы могут быть введены довольно оперативно, тогда как закупки в России составили в 2017 году 194 млрд кубометров. Однако такой шаг удорожил бы поставки не менее чем на $90−110 за тысячу кубометров, что обошлось бы европейцам в $18−20 млрд ежегодно.

То же самое с долговым и фондовым рынком: российские активы общей стоимостью около $300 млрд можно распродать — но с дисконтами в 5−10% и более, что тоже кажется неприемлемым.

Поэтому санкции остаются половинчатыми — и, соответственно, эффективными быть не могут.

Если так, то не приходится сомневаться, что в их нынешнем виде санкции были ошибкой. Они не только не обеспечили желаемого результата, но, с одной стороны, во многом ударили не по тем, кто их ввел (так, например, российский продовольственный рынок был потерян для производителей из Центральной Европы и Балтии, тогда как немецкий промышленный экспорт по сути не пострадал) и оказались более жесткими со стороны наименее затронутых российской агрессией стран (стоит заметить, что сама Украина сначала долго торговала с Россией, с особым цинизмом отправляя туда товары через отобранный Крым как «свободную экономическую зону», а затем отказываясь ввести с Россией визовый режим и денонсировать договор о дружбе, который в итоге просто не был продлен).

Пушки для Азовской лужки. Зачем Украина формирует военную флотилию на Азовском море, и как это связано с разрывом Договора о дружбе

С другой стороны, санкции оказались на руку Владимиру Путину, причем по двум причинам: они помогли ему создать внутри России ощущение осажденной крепости и сплотили население вокруг Кремля даже в условиях экономического кризиса, и при этом усилили давление на рубль, позволив ему удешевиться — что в российском случае означает: власти стали получать в бюджет больше рублей даже при прежних ценах на нефть.

В итоге мы имеем поставленный под удар европейский частный бизнес и счастливый Кремль с бюджетным профицитом, который в этом году достигнет 4 трлн рублей и станет самым большим в новейшей российской истории.

Между тем, парадокс санкционной политики заключается в том, что неэффективность и даже ошибочность санкций не означают их скорой отмены. Европа, которая, как мы уже отметили, продолжает вести бизнес с Россией, и даже порой показательно делает это «в пику» Соединенным Штатам, тем не менее, не готова отменять санкции — на мой взгляд, по двум причинам.

Первой является тот факт, что подобная отмена без хотя бы минимального изменения российской позиции (которое крайне маловероятно) означало бы откровенную потерю лица в глобальной политике и признание России партнером исключительной важности, сотрудничество с которым превосходит по своей значимости даже соблюдения норм международного права (и хотя о том, что без Москвы нельзя решить важнейшие мировые проблемы, говорится часто, настолько радикально «поступиться принципами» пока никто не готов).

Президент Франции Макрон и президент России Путин на Международном экономическом форуме в Санкт-Петербурге. Фото REUTERS/Scanpix/Leta

Вторым моментом может быть сформировавшаяся личная антипатия к Путину со стороны многих европейских лидеров, понимающих, что российские спецслужбы и пропагандисты откровенно формировали коалиции, действовавшие против них на выборах, а также нервно относящихся к постоянным обманам и дезинформации Москвы.

Отказ от санкций без изменения — хотя бы совершенно формального и декларативного — российского внешнеполитического курса невозможен, а трансформации его ждать пока не приходится.

Россия, постоянно подчеркивающая, что считает санкционную политику бесперспективной и на первый взгляд крайне заинтересованная в отмене ранее введенных Западом ограничений, как ни странно, также сейчас не видит в этом однозначной необходимости.

Режим санкций стал сейчас своеобразным «фоном», на котором российская экономика стагнирует, а доходы населения несколько снижаются. Да, санкции имеют долгосрочные последствия типа отсутствия индустриальной модернизации или невозможности разрабатывать сложные нефтяные и газовые месторождения — но в долгую перспективу в России никто не смотрит.

Пока же санкции позволяют объяснять населению хозяйственные проблемы, поддерживать крайне важный для финансовых властей заниженный курс рубля, выдавать самым близким друзьям «национального лидера» всевозможные льготы из-за того, что их компании подвергаются давлению, а также ограничивать прозрачность окологосударственного бизнеса и стимулировать так называемое импортозамещение. Поэтому призыв Путина к Западу ввести, наконец, все санкции, которым ему только хочется вовсе не является только проявлением истерии.

«И добыча крабов!». Экономист Яков Миркин об основах роста российской экономики, несмотря на санкции и пенсии

В результате можно заметить, что политика разного рода ограничений оказалась в своеобразной западне: после анонсирования последних санкционных планов Европа впервые жестко заявила, что не собирается присоединяться к ним в случае с «Северным потоком-2» и будет искать пути их обхода; это, на мой взгляд, выглядит определенным рубежом, и после него дальнейшая эскалация санкций может приостановиться.

Однако даже если предположить, что завтра санкции будут отменены, российско-европейская торговля вряд ли восстановится: конечный и инвестиционный спрос в России сегодня намного ниже, чем в 2013 году (российский импорт сократился за это время более чем на 28% и в значительной степени успел переориентироваться на Китай, так что на прежние выгоды рассчитывать не приходится. Россия же пока не готова ни к каким шагам, которые могли быть сочтены свидетельством изменения ее позиции и дали бы Западу хотя бы минимальный шанс заявить о подвижках и начать смягчение санкционной политики.

Владимира Путина можно понять — причем понять не его тупое упрямство, а его четкую логику: враждебность Запада (а проявляется она особо рельефно именно в санкционной политике) остается главным оправданием российских экономических неудач, порожденных в основном политикой самого Кремля. Если санкции будут отменены, этот фактор исчезнет, а притока капитала и инвестиций не случится: сегодня Россия не выглядит тем перспективным рынком, каким была в 2013 году, не говоря уже про 2007−2008 годы. Поэтому и для Запада, и для России сохранение status quo выглядит, похоже, наиболее рациональным и выгодным решением.

А это значит, что на экономические форумы в Санкт-Петербурге и Сочи с прежней периодичностью будут приезжать западные лидеры, газ будет, как и раньше, поставляться в Европу, а предприниматели с обеих сторон санкционной линии будут продолжать зарабатывать на сделках, проводимых в особом режиме и далеко не всегда требующих соблюдения обычных формальностей.

Автор: Владислав Иноземцев — доктор экономических наук, директор Центра исследований постиндустриального общества (Москва, Россия) и старший приглашённый исследователь Института перспективных исследований Польской Академии наук (Варшава, Польша).