Это выражение давно стало мемом. Даже зеркальным гротеском — в стремлении «развалить Россию» одинаково горячо обвиняют друг друга власть и оппозиция. 

Ну, с точки зрения власти это хотя бы понятно. Дезинтеграции управляемой территории она боится как конца света. Еще в 2005 году тогдашний глава президентской администрации Медведев рассказывал страшилки: «Распад Союза может показаться утренником в детском саду по сравнению с государственным коллапсом в современной России».

Однако примечательно, что деятели оппозиции с тех пор наперебой кричат о том же самом — только называя виновником этого движения к «распаду страны» саму власть.

«Авторитарный режим, сложившийся в России в начале XXI века, бесперспективен, он лишь приведет к необратимому отставанию, окончательной потере конкурентоспособности, а возможно, и к развалу страны» (Григорий Явлинский);

«Политика, проводимая Кремлем, приведет к расширению войны на Северном Кавказе и к развалу страны» (Гарри Каспаров);

«Это нововведение приведет к окончательному отрыву Госдумы от нужд регионов и поставит страну под угрозу развала» (Владимир Рыжков — по поводу избрания глав регионов парламентами субъектов РФ из кандидатур, выдвигаемых президентом);

«Я занимаюсь общественно-политической деятельностью с целью смены этого политического курса, недопустимого и ведущего страну к развалу» (Михаил Касьянов);

Подборка цитат от Даниила Коцюбинского.

С недавних пор, благодаря «закону против сепаратизма», эту тему вообще сложно анализировать, не рискуя нарваться на обвинения в запрещенной «пропаганде». Будто бы если запретить говорить о проблеме — она исчезнет. Возникает лишь недоумение как у Вовочки: «Странно — ж*па есть, а слова такого нет!»

Кто-то и поныне ожидает «распада России» как избавления от имперской кармы. Однако главная проблема состоит в том, что это событие выглядит в принципе невозможным — если видеть в нем некий аналог исторического распада СССР. 

Союз распался потому, что в его республиках возникла легитимно избранная власть, которая уже более не подчинялась КПСС-овской «вертикали». А сегодня всякие возможности повторения той ситуации блокированы: выборы превращены в фарс на всех уровнях, избрание реально независимых кандидатов практически исключено. Все региональные Законодательные собрания — уменьшенные клоны Госдумы. Возникновение там фракций, защищающих интересы своей области или республики, невозможно — региональные партии в РФ запрещены. (В отличие, кстати, от реальных мировых федераций). 

Невозможно себе представить и сколь бы то ни было массовое гражданское движение за независимость того или иного региона — аналог прибалтийских Народных фронтов в СССР. Единственным сепаратистским исключением была Чечня — но ее успешно залили нефтяными деньгами.

Российская власть ныне предельно персонифицирована. С точки зрения конвенциональной политологии это опасная ситуация — такое сосредоточение власти в одних руках чревато ее полным рассыпанием, если с хозяином этих рук что-то случится. Жесткая «вертикаль» может моментально обрушиться в хаос, поскольку она способна функционировать только при командах «сверху». Но парадокс ситуации в том, что рухнуть этой «вертикали» действительно некуда — властных институтов, способных к самостоятельному существованию, не осталось.      

Еще 10 лет назад в книге RUТОПИЯ я сопоставлял «пирамидальные» и «сетевые» системы. Мировое развитие интернета и других коммуникативных сетей отразилось и на множестве политических и экономических трансформаций. Сетевые, распределенные проекты оказываются более эффективными и мобильными, чем иерархические пирамиды. Кроме того, сеть как структура гораздо более жизнеспособна — в случае отказа какого-то кластера общее взаимодействие не нарушается, сигнал просто идет через другие и система сохраняет устойчивость. А для иерархической пирамиды выпадение какого-то опосредующего «кирпича» («бюрократического этажа») может стать фатальным.

В политике эти процессы отражаются как рост всевозможных международных и межрегиональных проектов, преобладание федеративных структур над централистскими. Централизация в новых условиях оказывается попросту неэффективной, поскольку тормозит и замыкает на себя любые экономические и общественные взаимодействия, а уровень развития страны прямо связан с их интенсивностью.      

Так что фантомную опасность «распада России» гораздо адекватнее было бы решать, не взвешивая на виртуальных весах, распадется она или нет, но задавшись вопросом о возможности налаживания сетевых межрегиональных связей внутри страны. 

Эти связи нужны всем — без различия политических позиций. Ни один здравомыслящий регионалист не мечтает об изоляции, автаркии и прочих идеях чучхе. Сегодня процветание региона напрямую зависит от раскрутки его брендов в окружающем мире.  

Но в межрегиональных связях заинтересованы даже и местные ставленники «вертикали». Хотя бы из чувства самосохранения они понимают, что тотальная «пирамида», где они лишены права на собственную инициативу, неизбежно сомнет и их самих.

Однако сегодня централизация стремится именно к тотальности. Очень наглядная иллюстрация — изменение структуры пассажирских авиаперевозок. Эта схема уже давно гуляет по Сети — но в ней вряд ли что-то существенно изменилось, если не усугубилось. Да, даже справедливо ненавидимый «совок» был гораздо более «многополярным», чем нынешний российский москвоцентризм.

Еще один парадокс — такое небывалое нагнетание москвоцентризма устроили в России именно «питерцы», окопавшиеся в Кремле. Но логично, что в самой Северной столице многие живые силы не признают их за «своих», а формируют, к примеру, Ингерманландское регионалистское движение. И их «археофутуристические» сюжеты более цепляют часть публики, чем символ Петербурга как столицы империи, пусть и бывшей…

Для полноценной «сетевой» трансформации России необходим принципиальный отказ от мышления в имперских терминах. Например, словечко «провинция» надо напрочь выбросить их лексикона. В Римской империи им назывались завоеванные земли — но если мы хотим мыслить действительно постимперскими категориями, надо навсегда уйти от этой дихотомии «столица-провинция», но воспринимать Россию как равноправное сетевое пространство множества самостоятельных регионов.

Понятно, что эта ментальная трансформация пройдет нелегко. Все-таки 500-летний имперский бэкграунд очень значим и влиятелен до сих пор. Однако без этого переключения с «пирамидального» на «сетевое» мышление мы не увидим никаких исторических перспектив.

«Пирамидальная» Россия будет неизбывно воспроизводить архаично-имперские архетипы. Но не пора ли уже с ними попрощаться? Британская империя когда-то владела половиной мира — но его трансформация в Содружество совсем не означала заката English-speaking world. Наоборот — при отсутствии военного принуждения, культурно он стал еще более привлекательным. В Индии после ухода англичан знание их языка не перестало котироваться, а даже наоборот. Может быть, по-испански или по-китайски на этой планете говорит больше народу — но желающие войти в глобальное измерение неизбежно учат английский.

Вот и настоящий «Русский мир» должен выглядеть похоже. Русский язык и современная русская культура должны стать привлекательными. А не отталкивающими — как охваченная войной «Новороссия»… 

Российские регионы должны, наконец, стать полноценными «субъектами федерации». Сегодня их субъектность практически стерта, как и федерация осталась лишь номинальной. Ее воссоздание, вероятно, не обойдется без заключения нового Федеративного договора. Только он по самому своему смыслу будет противоположен ныне действующей государственной модели. В будущую федерацию должны стремиться — а не бежать от нее. То есть регионы сами хотят в ней состоять, потому что чувствуют взаимный интерес и эффективность совместной государственности. А не потому, что кому-то угрожают репрессиями за «сепаратизм».

Но это, конечно, наброски из будущего… А пока выбор невелик — либо усиление всеподавляющей «вертикали», либо хаос. Либо второе — как неизбежное следствие первого.