АВТОР: СЕРГЕЙ НИКОЛАЕВИЧ

Кажется, что Уте Лемпер может все. Она и поет, и играет, и сочиняет музыку, и пишет стихи, и записывает альбомы…  Женщина-оркестр, способная подчинять себе любой зал и удерживать его внимание в лучших традициях one lady show. Cегодня Уте последняя и единственная, кто еще владеет этим искусством. О своей концертной программе «Рандеву с Марлен», которую она привозит на фестиваль Summer Time, что пройдет в Юрмале с 10 по 13 августа, Уте рассказала в Сергею Николаевичу.

Первый раз она ей не дозвонилась.

Уте Лемпер до сих пор помнит торжественное лицо портье, протянувшего ей ключ от номера и гостиничный бланк, где было написано: «Вам звонила мадам Марлен Дитрих».

Вначале Уте, конечно, не поверила. Наверное, это ошибка или чей-то розыгрыш? Долго сидела у себя в номере, тупо уставившись на молчащий телефон. Потом решила, что надо непременно раздобыть адрес Дитрих и послать ей цветы. Просто как жест вежливости воспитанной немецкой фройляйн. Ведь они обе актрисы. И обе волею судьбы оказались в Париже. А почему нет?

Уте не могла подолгу сидеть в номере. Каждый вечер у нее был спектакль: она играла Салли  Боулз в парижской версии мюзикла «Кабаре». Шесть раз в неделю, а по субботам — еще и дополнительный дневной спектакль. May be this time I’ll be lucky…

За «Кабаре» она получила главную французскую театральную премию Мольер. И все французские газеты провозгласили ее новой Марлен Дитрих. Что было почетно, но в общем не слишком приятно ни Уте  (что за радость быть второй?), ни тем более самой Марлен (какие вообще могут быть с ней сравнения!). К тому же, даже на самый поверхностный взгляд это сходство было весьма относительным. Совсем другая душевная структура, другой женский типаж. Пока Уте раздумывала, как лучше поблагодарить Марлен и где раздобыть ее адрес, раздался звонок. Это была Она! 

Даже сегодня, спустя тридцать шесть лет, по голосу Уте заметно, как она волнуется, вспоминая тот давний разговор с Марлен Дитрих.

Уте Лемпер. Фото Brigitte Dummer/Ineses Galantes fonds для SpektrPress

Отверженная дива

Мы тоже говорим по телефону. В Нью-Йорке утро, а в Юрмале день клонится к закату. Но между нами не только бесконечные расстояния и разные часовые пояса, но и некое магическое пространство Большой Истории. Чтобы оказаться в нем, надо знать все пароли, явки, адреса. Надо ощущать себя, как Уте Лемпер, включенной в поток главных событий ХХ века. И только находясь в нем, можно понять, что происходит сегодня.  Как соотносится страшный опыт наших предшественников с тем, через что вынуждены проходить сегодняшние беженцы и эмигранты? Как война разрушает не только жилища, но и душу? Где найти силы, чтобы после всего пережитого восстать из руин, рожать и растить детей, сочинять и петь новые песни?

Собственно об этом и будет шоу «Рандеву с Марлен Дитрих», которое Уте Лемпер собирается показать на фестивале «Summer Time»е в Юрмале, в знаменитом концертном зале «Дзинтари», 13 августа.

— Это был апрель 1987 года. Я была еще очень молода, а Марлен было сильно за восемьдесят. Потом я поняла, что ей просто очень хотелось поговорить с кем-нибудь на немецком. А тут какая-то девица, которую во всех газетах называют новой Марлен… Забавно! Но больше всего ей надо было в тот момент услышать голос своей Vaterland. Немцы отвергли Марлен после войны. Она была по другую линию фронта. Она пела для американских солдат. И даже спустя двадцать лет после окончания войны в Германии относились к ней как к предательнице. Ведь она в течение восемнадцати месяцев без перерыва находилась в зоне военных действий, сопровождая американские войска вместе с небольшой бригадой артистов. Режиссер Билли Уайлдер как-то пошутил, что Марлен провела на фронте больше времени, чем генерал Эйзенхауэр. Германия ей этого простить не смогла. Какие бы заявления о покаянии и коллективной вине ни делали государственные деятели, немцы оставались немцами. Бывшие нацисты потихоньку возвращались домой, занимали теплые места. По существу мало что не поменялось. Тот же антисемитизм, та же тайная жажда реванша, которая  притаилась и ждала своего часа. Конечно, всех их сдерживало и присутствие войск НАТО и Варшавского договора, и новые законы, и многочисленные разоблачения, которые вели еврейские организации и активисты. Тем не менее отношения с прошлым и с гитлеровским режимом тогда не были пересмотрены. И наглядным подтверждением тому явился прием, который оказали Марлен, когда она приехала на гастроли. Тогда ей объявили бойкот. Это были самые ужасные гастроли в ее жизни. Больше в Германию она никогда не вернется. Так в сущности и случилось: в 1992 году ее привезут из Парижа, где она умерла, чтобы похоронить в могилу к матери на маленьком кладбище в Шенеберге, в Берлине.

— В одном из своих давних интервью вы назвали Марлен «женщиной будущего». Почему?

— Я и сегодня считаю, что она — женщина будущего. Она настолько опередила свое время, что только сейчас мы начинаем осознавать, что это за явление по имени «Марлен Дитрих». К слову сказать, сама она не очень-то жаловала феминисток и отзывалась о них довольно пренебрежительно. Может, потому что ей никогда не приходилось отстаивать свои права. Она их диктовала миру, став одной из самых свободных и смелых женщин своего времени. Это касалось всего на свете: и ее отношения к институту брака, и ее понимания роли секса в жизни женщины, и поисков собственного стиля, сильно обогнавших нынешние гендерные игры. С людьми она вела себя как босс, но при этом выглядела как неотразимая леди. И всегда добивалась, чего хотела.

— Можно сказать, что в каком-то смысле вы продолжили историю Марлен  Дитрих не только в творчестве, исполняя кабаретные песни эпохи Веймарской республики, но и в жизни, выбрав судьбу эмигрантки, живущей в Нью-Йорке. Это был ваш сознательный выбор или все вышло случайно?

— На самом деле у меня, как и у Марлен, были и остаются определенные трудности в отношениях с немецким прошлым. В своих концертных программах я пытаюсь рассказать, что такое немецкая идентичность, которая была утрачена с приходом нацистов и так и не была до конца восстановлена даже после поражения Германии во Второй мировой войне. Что касается выбора Нью-Йорка в качестве основного места жительства, то тут с моей стороны не было ничего преднамеренного. Долгое время я жила в Лондоне. Играла в мюзикле «Чикаго». Потом меня пригласили исполнить эту же роль в бродвейской версии мюзикла. К тому времени я была замужем за американцем. У нас было двое детей. Мы перебрались из Лондона в Нью-Йорк. И муж, который здесь родился и обожал этот город, был абсолютно счастлив. Да и мы все как-то сразу и страстно полюбили NY. На самом деле здесь совсем не чувствуется никакого национализма или ксенофобии. Этот город эмигрантов. Тут царит настоящий дух свободы. Мне нравится быть европейкой в Нью-Йорке и одновременно ощущать себя нью-йоркским жителем. При этом я не стала брать американское гражданство. У меня немецкий паспорт. Но только здесь я ощущаю себя гражданином мира. А главное, самой собой.

— Вы сказали о трудностях, которые у вас были в восприятии вашего немецкого прошлого. С чем это связано? Кто были ваши родители?

— Мое детство прошло в городе Мюнстер, в ФРГ. У меня были очень скромные родители, не имевшие никакого отношения к искусству и творчеству. И тем не менее, они оба были музыкально одаренными людьми. В доме было много музыки, но всегда мало денег. Отец играл на всех имевшихся в наличии музыкальных инструментах, у мамы был прелестный голос. Она с наслаждением пела. Но это был очень маленький, душный и тесный мир, из которого я рвалась изо всех сил. И как только представилась возможность, я переехала в Вену, где поступила в Академию искусств. Больше домой я уже не вернулась, поскольку очень быстро подписала контракт с звукозаписывающей английской компанией Universal и у меня стали выходить мои первые альбомы. В основном это были песни Курта Вайля и забытый репертуар немецких кабаре времен Веймарской республики. Параллельно развивалась моя театральная и кино карьера.

— Как к этому относились у вас на родине?

— Я бы сказала с ревностью и даже каким-то внутренним раздражением. Кто эта женщина? С какой стати на нее ставит свой балет Морис Бежар? Почему она снимается у Роберта Олтмана? В ФРГ я ощущала себя чужой. И это еще больше усиливало мое желание завоевать себе место в европейской культуре. Тем более, что в Германии мои первые альбомы с еврейской музыкой или песнями того же Курта Вайля не имели никакого успеха. Они хорошо продавались в других странах. Но немцы старательно избегали всего, что касалось их прошлого. Они не хотели слушать песни на немецком языке, которые я пела. Сами они предпочитали арии из мюзиклов, какую-то легкую эстраду. Соответственно для немецкого рынка я записывала один репертуар, а для Европы и США — совсем другой. В этом было что-то даже параноидальное. Так беречь себя от негативных эмоций, так упорно отстраняться от того, что является твоим прошлым! С тех пор многое изменилось. Германия прошла сложный и долгий путь покаяния и постижения трагедий собственной истории. Десятилетия за десятилетиями сложнейшей, кропотливой работы не прошли даром. Сейчас совсем другая аудитория у меня на концертах. Я чувствую особый интерес к тому, чем занимаюсь много лет подряд. И читательский успех моей автобиографии «Путешествие во времени» (Die zeit Reisede), изданной недавно в Германии, лишь подтверждает старую истину — всему свое время.

— Я так понимаю, что свою миссию вы видите в том, чтобы открывать заново тех, кто был несправедливо забыт или вычеркнут из истории. Так было с песнями Курта Вайля, Бертольта Брехта, Фредерика Холландера. Фактически вы стали их первооткрывательницей для широкой аудитории. То же самое касается репертуара Марлен Дитрих, чьи песни вы исполняете всю жизнь. Скажите, какое впечатление она произвела на вас во время вашего трехчасового разговора?

— О, она говорила долго! А я по большей части помалкивала, вставляя только самые необходимые реплики. Если вы видели документальный фильм Максимиллиана Шелла «Марлен», то этот наш телефонный разговор можно считать его продолжением или неким Постскриптумом. Очень грустный, горький голос за кадром в фильме Шелла теперь звучал у меня в телефонной трубке. В нем было много иронии, даже сарказма. И в то же время я ощутила в нем какую-то материнскую заботу, нежность, доброту. Марлен, похоже,  хотелось о ком-то позаботиться, поддержать, поучить уму разуму. И при этом она была очень грустной. Я запомнила ее фразу: «Они не хотят, чтобы я вернулась домой». Имелись в виду немцы. Она по-прежнему настаивала, что ее дом — это Берлин, Германия. И очень страдала, что возвращение это  невозможно.

— А вам не кажется, что ее многолетнее затворничество — это поведение жертвы собственной славы? Для публики ей важно было оставаться вечно молодой, победительной и прекрасной. Болезни, немощь и старость вступали в неизбежное противоречие с тем образом, который она создала много лет назад. Поэтому она и не хотела появляться на людях.

— Слово «жертва», мне кажется, неприменимо к Марлен Дитрих. Себя она жертвой точно никогда не считала. Затворничество — это был ее выбор. В какой-то момент она смертельно устала от образа дивы и кинозвезды. Невозможно до глубокой старости поддерживать голливудский, гламурный фасад. А именно такой она хотела оставаться в памяти людей. Она жила в Париже. У нее была прелестная квартира на Авеню Монтень. У нее оставалось совсем немного друзей. Почти всех она пережила. Она сама себя изолировала от внешнего мира. При этом была невероятно контактна. Читала все газеты, была в курсе всех новостей, состояла в оживленной переписке с очень многими важными персонами, включая президента Миттерана. Но при этом оставалась невидимой. Это была ее собственная режиссура. Единственный человек, который, похоже, не собирался ей подчиняться — ее единственная дочь Мария Рива. Во время нашего разговора Марлен пожаловалась мне на нее. И на то, что дочь давно ее не навещала. Рассказала она мне и о книге воспоминаний, которую Мария написала.

— Марлен прочла рукопись книги «Моя мать Марлен Дитрих»?

— Да, прочла. И была очень опечалена тем, какой ее представила собственная дочь. Но ничего менять или редактировать не стала. У нее была единственная просьба — издать эту книгу только после ее смерти. Так и случилось. К тому же у нее совсем не было денег. Мэрия Парижа взяла на себя оплату коммунальных расходов за ее квартиру. Марлен хотела, чтобы Мария смогла заработать на своих воспоминаниях.

— А как вы сами оцениваете эту книгу?

— Мария была не слишком добра к своей матери. Это точно. Марлен хотела, чтобы ее запомнили прекрасной дивой, а у дочери она получилась эгоистичной, холодной, бессердечной женщиной. Тем не менее эта книга хорошо и бойко написана. Легко и быстро читается. И надо признать, что мемуары Марии имели потом большой коммерческий успех. Они переведены на многие языки мира. Но когда ты думаешь, какую цену за эту книгу пришлось заплатить и сколько печали принесли эти воспоминания той, которой были посвящены, становится как-то не по себе. Есть в отношениях близких людей какие-то пределы, которые лучше не переступать. В своем шоу «Рандеву с Марлен» я почти не касаюсь этой темы.

— Какие песни из репертуара Марлен Дитрих вам сейчас особенно близки?

— Мне нравится, что у нее были очень разные песни. По жанру, по ритму, по содержанию. И смешные кабаретные песенки, и поэтические баллады, и городские романсы. Сама она считала, что у нее лучше всего получаются грустные песни. Как «Мари, Мари» Жильбера Беко, «Не стой у моего окна», «Эти романтические иллюзии» и многие другие.

Уте Лемпер. Фото Brigitte Dummer/Ineses Galantes fonds для SpektrPress

Не только звезда

— Известно, что Дитрих была не только звездой. Она обожала готовить, всегда собственноручно драила все свои гримерки. Была типичной хаус фрау. А чем вы сами любите заниматься в обычной, ежедневной жизни?

— Ну все таки у меня четверо детей. И я посвящаю им много времени. Вообще семья и все, что с ней связано, это центральное содержание моей жизни. Кстати, я очень люблю готовить. А во время пандемии, когда все сидели по домам и у меня была куча свободного времени, кажется, я только и делала, что стояла у плиты. Даже научилась печь хлеб. Дети были страшно довольны. А вообще я очень приземленный человек. Готовлю, убираю, гуляю с собакой. Обожаю Central park в Нью-Йорке. Это мой маленький личный рай. Ну, а в короткие промежутки между готовкой и уборкой, пытаюсь что-то сочинять, писать, придумывать новые концертные и музыкальные проекты.

-- Я обратил внимание, что герои, которые вас вдохновляют, — это по большей части эмигранты, изгнанники, люди без родины. Курт Вайль, Пабло Неруда, на стихи которого вы сочинили цикл песен, та же Марлен. Почему такая избирательность?

— Меня интересуют люди, оказавшиеся в пограничным ситуациях. Именно тогда может проявиться и характер, и судьба. Изгнание — это обычно очень тяжелое испытание, которое может и разрушить человека, а может и помочь ему заново обрести себя, свой голос, свою идентичность. И опыт тех личностей, чьи имена вы перечислили, действительно является для меня вдохновляющим и жизнеутверждающим примером. Все-таки несмотря на все печали и разочарования, они вышли из этой схватки с историей победителями. Удары судьбы их не сломили. Мы и сегодня о них думаем, возвращаемся к их творчеству, продолжая свой заочный диалог с ними. Они остаются нашими собеседниками и спутниками жизни.  И в этом я вижу их победу над временем.

— Я знаю, что у вас есть программа «Песни для вечности» (Songs for Enternity), состоящая из произведений, сочиненных безвестными поэтами и композиторами Холокоста в концентрационных лагерях второй мировой войны. Многие из них были написаны на идиш, который вам пришлось специально выучить, чтобы свободно исполнять эти песни. Что для вас самой значит этот проект?

— «Песни для вечности» — это своего рода продолжение программы песен Курта Вайля, которым я отдала щедрую дань в юности. Песни тех, кто не успел или не захотел эмигрировать, кто остался и принял на себя крестную муку тюрем, лагерей, гетто. Большинство из них не дожили до конца войны. Слова их песен сохранились чудом, как, впрочем, и музыка. Эти произведения передавались, как во времена Гомера, из уст в уста. Позднее они были записаны их выжившими сокамерниками. Впрочем, в некоторых лагерях, как Терезиенштадт, музыкантам разрешалось сочинять музыку. Там был свой лагерный оркестр. И даже устраивались концерты для заключенных по воскресеньям. Я собрала эти песни, записанные на немецком языке и на идиш, чтобы самой почувствовать и прожить судьбы людей, в сердце которых до последнего звучала музыка. Но что еще важнее для меня, «Песни для вечности» — это напоминание всем тем, кто стремится к реваншу, кто снова выдвигает анитсемитские лозунги, кто не боится возвращения националистического культа. Сегодня мы видим угрозу, которая идет с востока Германии. И эта страшная война в Украине, которой не видно конца.  И новые жертвы, новые страдания… У меня нет иллюзий, что эти песни могут кого-то отрезвить или остановить в желании убивать. Но в них присутствует та энергия сочувствия и сострадания, которая способна смягчить душу, напоминая о том, что есть человек и каким ему надлежит или не надлежит быть.

Уте Лемпер. Фото Brigitte Dummer/Ineses Galantes fonds для SpektrPress

Держать за руку

— Прошло тридцать семь лет со времени памятного звонка  Марлен  Дитрих. Так много с тех пор изменилось в мире, и в вашей жизни… Если бы сейчас у вас была возможность ей что-то сказать, или, может, о чем-то спросить, о чем бы были ваши слова?

— Мой Бог! Наверное, я бы прежде всего ее обняла. Это было бы очень сильное и нежное объятие. Никаких слов, никаких расспросов, чтобы она почувствовала, как я люблю ее, как скучала по ней все эти годы. Я бы долго держала в руках ее руку, молча всматриваясь в ее прекрасное, несмотря на годы, лицо. И, может быть, я бы стала, не спеша,  рассказывать ей о своей жизни, о том, что произошло вчера, и тридцать пять лет назад, когда я повесила трубку, не в силах поверить, что со мной говорила сама Марлен Дитрих. И может быть, я набралась бы смелости и спросила, каким был самый счастливый миг в ее жизни. Потому что я знаю, какой был самый печальный…

— А какой был счастливый момент в вашей жизни?  Что обычно делает вас счастливой?

— Прогулка по парку, вечер, проведенный с детьми. И я так счастлива, что могу выходить на сцену и рассказывать свои истории, петь прекрасные песни. Буду благодарна, если в своем тексте вы упомяните мой последний альбом «The Time Traveller». Там вся музыка написана мною. И еще, моя книга, которая, надеюсь, когда-нибудь доберется и до Латвии. Поскольку она об опыте жизни как раз по другую сторону железного занавеса во время холодной войны, когда Восток и Запад были искусственно разделены на враждебные миры. Я продолжаю ощущать себя путешественницей во времени и рада, что скоро мой путь приведет меня к вам в Латвию, в Юрмалу, на фестиваль Summer Time.  

13 Августа, 2023

Gala GALANTE. Музыкальный фестиваль Summertime

Гала-концерт/ УТЕ ЛЕМПЕР (США)

MARLENE DIETRICH Rendezvous

Начало в 20.00