Мерные, гулкие удары. Один за другим. Один за другим. И только стаи взлетающих от испуга птиц. Они летят мимо колокольни, откуда и льются звуки, призывающие прихожан в храм. Это и есть благовест – особый звон, сотни лет возвещающий о начале церковных служб.
«Добрый вечер!», «Labvakar!». Один за другим мимо молодой девушки-вахтерши идут мужчины и женщины. Девушка всех уже знает в лицо. И для каждого автоматически выбирает язык приветствия.
Место встречи – кабинет музыки в одной из школ в центре латвийской столицы. Сюда один за другим приходят обычные с виду рижане. Говорят о погоде, работе, семьях. Обо всем, о чем можно говорить вечером буднего дня.
Но отдельная и главная тема для разговоров этим вечером – грядущие гастроли в Бельгии: кто едет, где остановиться, в каких городах выступления... Рижский академический хор «Благовест» готовится к очередной «командировке». На этот раз в сердце Европы. Поездка на носу.
А накануне хор выступал с концертом «Песнопения Великого поста». Они для коллектива стали традиционными. Проходят, естественно, во время Великого поста. Раньше эти концерты принимал концертный зал Ave Sol - здание православной церкви конца 19-го века. В этом году – в Домском соборе.
Инга
Хористы в школе репетируют в том же порядке, что и выступают – мужчины на третьем, верхнем ряду аудитории, а женщины занимают первые два ряда.
Инга Пелша в хоре в первом ряду, вторая слева. «Я в детстве пела. Был такой знаменитый хор рижского дворца пионеров, хор «Рига». Я с самой первой группы прошла до конца, выпускница этого хора», - рассказывает Инга.
Правда, познакомилась она с хором как зритель. «Я всегда ходила на концерты хора «Благовест». И всегда думала, какую же красивую музыку они поют. А про себя думала, что так никогда не сумею, - вспоминает Инга. - А потом мне просто удалось познакомиться с дирижёром, солистами. И они меня позвали попробовать. Так я осталась и вот уже шесть лет пою».
Татьяна
«Где-то в середине 90-х я организовала фестиваль православной музыки в Вильнюсе. Я сама из Литвы. Там и познакомилась с хором», - рассказывает миниатюрная девушка в кофте, которая ей явно велика, но зато с логотипом хора у сердца. Это Татьяна Черногорцева-Кочкерева. В хоре она вот уже больше 15 лет. «А потом я поняла, что вышла замуж за латыша. И просто попросилась в хор. И меня, конечно, приняли», - улыбается Татьяна.
При этом её путь в «Благовесте» оказался не так уж и прост. «Не скрою, я даже уходила. Пыталась начать сольную карьеру, выйти на эстраду, но поняла, что не могу. Совершенно другое звукоизвлечение, совершенно другие понятия», - объясняет Татьяна.
Дирижер Александр Брандавс решил создать хор "Благовест" еще в 1990 году. Кадр видео Spektr.Press
Александр
Хор прекращает распевку. С каждым новым упражнением он набирает мощи и темпа. Все это время голоса внимательно слушает дирижер. Именно слушает. Глаза Александра Брандавса опущены, но видно, что он очень внимателен. Наконец, дирижер встает: «Милые мои! Давайте, сейчас спокойно прогоним репертуар».
И тут грянуло: «Спаси Боже, люди твои». «Тенорочки! У вас мелодия! Тяните!» Дирижёр активно жестикулирует. «Басочки! Дырка! Nost!». Очевидно, что в этой битве человека со звуком победит зритель, который придёт на концерт.
В паузе выдергиваем дирижера с репетиции. Хористы провожают его удивленными взглядами. Дирижер скрещивает руки на груди, просит извинить. Пытаемся начать интервью в коридоре, сразу за дверями аудитории, где продолжается репетиция. Правда, разговор никак не идет. Дирижер постоянно останавливается, прислушивается, тяжело вздыхает. В конце концов просит пройти подальше от дверей. «Ну не могу слушать, хочется вернуться, сказать – что же вы делаете!» - признается Александр Брандавс.
«В те времена православие только возрождалось. Вот и возникла идея воссоединить в Латвии, во-первых, древние традиции православной музыки, а, во-вторых, традиции латышского хорового пения», - объясняет Александр Брандавс. Это он и его единомышленники в 1990 году из музыкальной академии решили создать православный хор «Благовест».
Музыка
«Наш режиссер может сделать эту музыку настолько интересной, настолько необычной. Когды ты на концерте присутствуешь, поешь, то понимаешь, что соприкасаешься с чем-то великим», - Татьяна так легко и просто говорит эти слова, что ни о каком пафосе и речи не идет.
«В храмах такое освещение, что видны только первые ряды. Кто-то плачет, кто-то в себя уходит. У всех разные эмоции. Но мне запоминаются зрители непростые, - Татьяна подбирает слова. – Часто на концерты приходят люди с болезнями ДЦП. Они особенные зрители. Они очень чувствуют музыку. Совсем по-другому. Выступать перед ними непросто. Потому что не каждый человек может усидеть на месте. Но мы понимаем, что для них это очень важно».
И Инга говорит ровно о том же: «Это больше, чем просто пение. Ты делишься своими эмоциями, своей музыкой со слушателями. И, конечно, когда ты видишь, что зал отзывается и люди слушают - кто с восторгом, а кто задумывается - это дает энергию. Это такой энергетический обмен. Это дает силы ходить на репетиции, потому что не всегда это легко».
А потом признается в том, что особо не афиширует. «Мы с родителями гостили в России под Ленинградом. И туда в деревню приехал поп крестить местных детей. Там храмов не было, но люди все равно старались, - как-то застенчиво улыбаясь говорит Инга. - И вот приехал поп. И мои родители решили – раз такое дело, то лучше. Никто об этом здесь не знал, но я крещенная в православии».
Для участников хора пение - это еще и энергетический обмен с аудиторией. Кадр видео Spektr.Press
Хор
В хоре два рабочих языка – русский и латышский. А национальностей гораздо больше. Но вот чего не было в коллективе – так это конфликтов на языковой или национальной почве.
«У нас люди разных взглядов не только как латыши и русские, но и внутри. У нас и русские разных взглядов, и латыши разных взглядов, - поясняет Инга. - Каждый чувствует, что не будет злить коллегу или друга, если этот вопрос чувствительный. Конфликтов у нас таких нет. Я думаю, что в хоре невозможно тогда петь».
«Я не могу без этой музыки и без этого коллектива, - признается Татьяна. - Здесь мы что делаем? Мы пришли делать музыку. И вот это должно оставаться за дверьми. Не касаться нас. Мы знаем друг друга настолько давно и много, знаем такие вещи друг о друге, уже родственники не знают этих вещей. А тут мы будем еще что-то вносить. Зачем это надо?».