Летние акции протеста в Москве запомнились невиданно жесткими репрессивными действиями властей. Психолог Наталия Скуратовская в беседе со «Спектром» рассказала, могут ли жесткие полицейские меры запугать выходящую на улицу молодежь, и к каким последствиям для самой власти это может привести.

- Выбирая силовой вариант разгона митингов, власть явно пытается запугать молодежь, чтобы отвадить ее от участия в протесте. Эта тактика работает?

- Ну, в каком смысле работает — мешает ли протестной активности? Возможно. Но в таком случае протест просто принимает другие формы. Ведь понятно, почему молодежь — и не только молодежь — выходит на разного рода протестные акции. 

С точки зрения правительства ситуация становится неуправляемой, им просто страшно потерять власть. Это такие рефлекторные действия — увеличить тиранию, чтобы заморозить ситуацию. Потому что мысли о любых изменениях пугают власть неимоверно.

Препятствует ли это выходу молодежи на митинги? Да. Есть люди, которые при таких условиях не готовы рисковать. Но их протестная активность проявляется как-то иначе. Так что жесткие ограничения, репрессии, демонстративные посадки на немалые сроки тех, кто участвовал в акциях, по большому счету, скорее укрепляют сопротивление.

Лекарство против морщин. Участие молодежи в протестах — признак того, что сердце общества все еще бьется

- В чем тогда оно проявляется?

- Тут и интернет-активность, и то, что в последнее время в связи с «московским делом» появились письма разных сообществ — священники, педагоги, программисты, психологи. Немаловажна и активность студентов тех вузов, где учились фигуранты «московского дела».

Вообще, с точки зрения психологии молодежи, протест понятен. Даже те, кто был послушными детьми и потом станет взрослыми конформистами, в период своей жизни от 15 до 25 лет реализуются в противостоянии несправедливости, которую они видят в мире. С точки зрения возрастной психологии это абсолютно оправдано. Отрицание ценностей старшего поколения позволяет отделить себя от проблем, созданных взрослыми.

- То есть, этот протест — не столько политический, сколько возрастной?

- У любого протеста есть форма и содержание. Они протестуют, потому что они подростки, но в каком направлении они направят свою активность, зависит и от власти в том числе.

Давайте вспомним последнее десятилетие СССР. Там были диссиденты, в том числе и молодежь, но массово народ связываться с властью боялся. И тогда протест направлялся в другое русло — появлялись неформальные объединения: какие-то панки, металлисты, все в этом роде. Этот протест был не про политику, но все равно про то, что мы не хотим жить такой же жизнью, как старшее поколение.

Панки на улицах Москвы, 80-е годы. Фото Sputnik / Scanpix / Leta.

Содержание нынешнего протеста такое же. Они не хотят жить такой жизнью, как родители. Молодежь вокруг этого консолидируется.

- Насколько большую роль в активизации молодежи играют лидеры московских протестов?

- Естественно, политики заинтересованы в сторонниках и последователях. С одной стороны, они преподносят участие в акциях как героический выбор. С другой, нивелируют возможные риски, с этим связанные. Нельзя сказать, что молодые люди идут на митинги с твердой решимостью в случае чего сесть лет на пять. По большому счету, у всех есть надежда, что именно их пронесет, и эту уверенность политики подкрепляют.

-  Можно ли сказать что в настоящий момент жители России меньше бояться власть и активней выходят на митинги, чем это было в последние годы Советского Союза?

- Ну, в самый последние годы СССР не боялись уже совсем. Начиная с Горбачева, с 85-го года было уже очень много протестной активности. Но если говорить о 70-х и о первой половине 80-х, то да. Сейчас опасения перед властями меньше. Тогда было поколение тех, кто помнил еще сталинские репрессии.

- А может ли нынешняя власть репрессивными действиями добиться такого же уровня страха у людей, как в начале 80-х?

- В принципе, может. Люди же в основном конформисты. К тому же воспоминания о том, как это было в советские годы, легко возродить. И стратегия: «не высовывайся, как бы чего не вышло» — она актуализируется.

Протесты в Москве, июль 2019 г. Фото: Kirill KUDRYAVTSEV / AFP / Scanpix / Leta

Но что принципиально изменилось в наше время — появился интернет. Если в СССР было достаточно контролировать СМИ, а других информационных каналов не было, то сейчас стремление контролировать информационное пространство напоминает попытки заткнуть дырку в плотине пальцем.

То есть понятно, что репрессии распространяются и на информационное пространство — блокируются сайты, приложения, Telegram, которым все равно все пользуются. Власть по инерции использует все методы, которые срабатывали при предыдущих диктатурах. Но в современных условиях они сработать не могут.

- Что происходит с не выраженной протестной активностью людей? Если человек не приходит на митинг, где он проявляет свой протест и как? 

- В первую очередь, это интернет-активность. Несмотря на то, что у нас уже сажают за лайки, приходится выбирать слова, активность, по большому счету, все равно уходит в интернет. И в основном на неподконтрольные РФ ресурсы.

- Это может повлечь какие-то негативные последствия для властей?

- Конечно. Потому что хотя в России и есть определенное оппозиционное сообщество, большинство граждан в любой стране нейтрально. А информационное пространство — одно для всех. Таким образом за счет интернета более радикальные взгляды становятся известны большому количеству людей, в том числе и тем, кто не выступает против власти.

Важно и то, что репрессивные действия не ограничиваются исключительно участниками политических митингов. Взять экологическое движение, все, что связано с мусорными свалками. Содержание этих протестов — экология, но все равно получаются политические акции, потому что в их ходе органы власти всегда оказываются на стороне тех, кто, выходит, против экологии.

Протесты против мусорного полигона «Ядрово» в Волоколамске, апрель 2018 г. Фото: Artyom Geodakyan / TASS / Scanpix / Leta

Или вспомним введение системы «Платон», которое привело к протестам водителей грузовиков — это далекие от оппозиционного движения люди, как считается — электорат Путина.

И если обычные люди на своей шкуре чувствуют, что жизнь ухудшается, здравоохранение и образование становится хуже, замораживаются пенсионные программы, то лидеры оппозиции уже не влияют на политическую активность людей. Я даже по разным своим знакомым вижу, что заставляло их менять отношение к власти на 180 градусов. Для кого-то это была пенсионная реформа, для кого-то — экологический вопрос. И те, кто еще пять-десять лет назад был против либералов и за Путина, теперь могут оказаться среди тех, кто выступает против власти.