Часть 2

В первой части этой истории мы с вами оказались в одном купе «калининградского поезда» с правнуками испанских коммунистов, чьих родственников еще детьми в 1937−39 годах вывезли в СССР, чтобы спасти от Гражданской войны, развернувшейся на их родине. Часть из них осела в Советском союзе, получив паспорта (и некоторые до сих пор там живут), а другим удалось уехать домой в разные годы. Всего вернулось в Испанию около 1500 человек (из почти 3000), но в любом случае этих заложников сразу двух режимов — советского и франкистского — ждала сложная судьба. Один из их потомков рассказывал мне, что пока одна его бабушка-коммунистка в России была в ГУЛАГе, другая (тоже коммунистка) сидела в тюрьме в Испании.

Родители моих попутчиков получили испанские документы уже в 80-х и 90-х, после того, как в 1975 году пал режим Франко, и часть «сталинских детей», как их тогда называли, будучи уже совсем не детьми, смогли уехать. Путь домой у этих людей был непростой и долгий, а главное, многие из них не были готовы к тому, с чем они столкнулись на родине. Впрочем, как и с тем, что они увидели в самом СССР.

Как мы помним из первой части, отношение к испанцам изменилось после Второй мировой войны. Свою функцию в системе пропаганды они уже выполнили, на «настоящих коммунистов» выучились в специализированных детских домах. Некоторые даже отдали долг «второй родине», отслужив в советской армии (по данным московского Испанского центра, 151 человек погиб и 15 пропали без вести), но отпускать их все равно никто не торопился.

А некоторые и сами не торопились: в частности, потому что самые взрослые из них заводили в России семьи. Так в своих мемуарах Мария Мансилья, жена одного из испанцев, пишет, что после их свадьбы никаких разговоров о возвращении мужа на родину речи уже не шло. Зато их семья оказались в числе тех, кто был командирован на Кубу. «В 1961—1962 годах по просьбе кубинского правительства и компартии Кубы между тремя партиями было заключено соглашение, по которому советские испанцы могли оказать кубинской компартии помощь. Помощь заключалась в том, чтобы специалисты, знающие испанский язык и получившие образование в СССР, приехали на Кубу. Предполагалось, что они смогут «раствориться» в кубинской среде», — писала Мария Мансилья.

Как и любая эмигрансткая группа, испанцы в СССР старались держаться вместе — и на работе, и в университетах, и в свободные вечера. В частности, они так часто сидели вместе в кафе при Доме актера в Москве, что его стали называть «кафе Мадрид». В конце 40-х — начале 50-х при московском авиазаводе № 30 даже появился небольшой культурный центр, где они общались и поддерживали друг друга.

Один из моих попутчиков в поезде рассказал, что для него главным источником знаний о судьбе прабабушки стал Испанский центр на Кузнецком мосту в Москве, где можно было читать архивы. Центр открылся в начале 1960-х — и стал важной точкой опоры для «русских испанцев» нескольких поколений — и существует до сих пор. В общем, годы шли — эти люди учились жить по-советски: получали профессию, обустраивали быт, получали по распределению работу.

За слишком активное стремление попасть домой можно было поехать по другому маршруту — например, в ГУЛАГ. Очень показательная история военного летчика Хосе Антонио Туньона Альбертоса, который обратился за помощью в посольство Аргентины, и они пытались вывезти его из СССР в дипломатическом багаже. До этого ему годами отказывали в отъезде в Мексику, где была его семья. «В специально оборудованном чемодане беглеца доставили на борт самолета «Аэрофлота», летевшего в Париж. Но неожиданно в полете Туньон стал задыхаться и обнаружил себя. Самолет экстренно посадили во Львове, а Туньона впоследствии приговорили к 25 годам лагерей за «измену Родине», — пишет «КоммерсантЪ».

Иллюстрация Екатерина Балеевская/Spektr. Press

А познакомил Хосе Антонио с аргентинцами ни кто иной, как уже знакомый нам Педро Сепеда, благодаря которому до нас дошли сведения о пытках испанцев на Лубянке. Молодой человек к тому времени работал в посольстве — и пытался улететь в соседнем багаже с Туньоном. Оба долго готовились к побегу: специально худели, учились долго лежать в сундуках, где для них проделали отверстия для воздуха и положили воды. Но у Туньона, судя по всему, случилась паническая атака. Их повязали, потом пытали — и Сепеду тоже приговорили к 25 годам лагерей.

А еще в руки следователей попали десятки писем, которые ninos написали своим родным с просьбой забрать их из СССР. По воспоминаниям Сепеды, к концу 40-х лишь немногие испанцы оставались в Союзе по собственному желанию (в основном, близкие к верхушке компартии, то есть к Долорес Ибаррури). Остальных просто запугали аресты и сбила с толку советская пропаганда.

Для тех, кто не был готов летать в багажном отделении, более легальные возможности появились только после смерти Сталина в 1953 году. По разрешению Хрущева в конце 50-х на родину смогли уехать большинство желающих — всего выразили такое желание около 2400 человек (включая семьи). Их вывозили партиями в рамках восьми экспедиций с 1956 по 1960 год. Вывозили прямо с семьями, но только тех, кого был готов принять Франко — его заклятый враг Долорес Ибаррури, например, вернуться не могла до самой смерти диктатора.

Как же чувствовали себя испанцы, которые 20 лет не были на родине, которые выросли советскими людьми, — и вдруг попали в франкистскую Испанию?

Абсолютно потерянными. Особенно тяжело было девочкам — есть много претензий к советскому решению «женского вопроса», но в одном этой системе точно не отказать: она давала девочкам хорошее образование и почти равные возможности для дальнейшей работы. Ничего этого в Испании середины прошлого века даже близко не было. Там женщины не могли даже открыть счет в банке, во всем должны были слушаться священника. «Мы были совсем разными, я терпела из-за матери, — вспоминала Бегония Гаскон Гордо. — Но с братьями было совсем плохо».

(Не могу не сделать отступление на полях: давайте сравним, к чему мы пришли к 2024 году — сравним гендерное равенство в современных Испании и России)

Лилия Моисеинко, испанист, рассказывает, что большинство «детей войны» получили высшее образование — оно было бесплатным и для приехавших в СССР испанских детей обязательным. Они стали врачами, кораблестроителями, инженерами, — и это было образование такого уровня, которое они бы точно не могли получить дома. Долорес Кабра, генеральный секретарь ассоциации «Архив гражданской войны и изгнания» добавляет, что для Испании это была своего рода компенсация того, что они потеряли большое число интеллигенции из-за режима Франко и войны.

Они вернулись в довольно неуютную страну — замкнутую, религиозную, без толерантности и гендерного равенства. Как говорят испанисты, «страну победителей и побежденных». При этом приезжали они из страны, которая в западном мире считалась вражеской, а они уже выросли в советской пропаганде, диктовавшей им годами взгляды, просто противоположные взглядам большинства испанцев. Им было очень тяжело вписаться в это общество, тем более, после 20-летней разлуки «дети войны» часто чувствовали себя чужими в родных семьях.

Судя по воспоминаниями, до самой старости у них сохранилось очень идеализированное представление о Советском Союзе. Потому что большая часть из них (те, кому повезло не столкнуться с Лубянкой) получали гораздо больше возможностей и благ, чем средние советские граждане (в образовании и условиях точно).

Кроме чувства потерянности, их в Испании ждали агенты ЦРУ и Project Ninos («Проект Дети»). Вернувшиеся в разгар холодной войны репатрианты из СССР казались американским спецслужбам важнейшим источником знаний о противнике. За четыре года, с 1957 по 1961-й, ЦРУ опросили около 1800 человек. В Союзе об этих допросах знали — в КГБ читали письма испанцев, которые писали оставшимся в России родственникам и друзьям. Есть версия, что именно под давлением США Франко вернул этих людей на родину — для дальнейших допросов, а вовсе не из заботы о согражданах. Многие из взрослых испанцев работали в научных институтах, на заводах, а некоторые даже жили в закрытых городах, так что, по мнению американцев, имели доступ к засекреченной информации.

Иллюстрация Екатерина Балеевская/Spektr. Press

Не удивительно, что часть испанцев думала о возвращении в СССР. И некоторые даже возвращались! Самая, пожалуй, известная история связана с мамой хоккеиста Валерия Харламова —  Кармен Ориве-Абад, которую называли Бегонией. Дело в том, что испанским мужчинам можно было возвращаться всей семьей, а вот женщинам разрешали брать только детей (видимо, про дефицит мужчин на наших землях знали уже тогда). Поэтому Бегония уехала на родину, но не могла забыть мужа — и вернулась в их коммуналку, где и прожила до 1986 года (ее сын погиб в автомобильной аварии в 1981 году).

Педро Сепеда, который пытался сбежать в дипломатическом сундуке, а оказался на Лубянке, все-таки доехал до дома. Спустя 9 лет лагерей, в 1956 году, его амнистировали и освободили. Он вышел на свободу в 34 года, работал преподавателем музыки, а спустя 10 лет смог уехать в Испанию с женой и сыном. Жил в Мадриде до самой смерти, по словам его дочери, учась наслаждаться маленькими радостями испанской жизни.

А теперь маленькими рабостями учатся наслаждаться и потомки тех самых испанских детей, которые оказались на родине предков уже в последние годы. Я спросила у своих попутчиков, чувствуют ли они себя испанцами. Они засмеялись: ну разве что русскими испанцами.

Другой мой собеседник, уже в Мадриде, признался, что культурно он пока только пытается быть испанцем: «Мы осваивали испанскую культуру сами, по учебникам, потому что дедушка умер, когда мы были еще совсем маленькие. Но благодаря родственникам, живущим в Испании, всегда было чувство, что мы с этой страной связаны, что она нам не чужая и что нас там ждут. И в этом смысле Испания нас не обманула. Это невероятно дружелюбная культура, очень открытая и теплая, без всякого снобизма, поэтому тут приезжему, говорящему хоть немного по-испански, эмоционально легко». 

Так что, может быть, если ninos de Rusia чувствовали себя навсегда оторванными от родины, где бы ни находились, то для их потомков Испания еще станет настоящим домом.

Ninos de Rusia. Юля Варшавская о том, как испанские дети оказались в СССР в конце 1930-х