24 мая министр образования и науки Валерий Фальков объявил: «К болонской системе надо относиться как к прожитому этапу. Будущее за нашей собственной уникальной системой образования, в основе которой должны лежать интересы национальной экономики и максимальное пространство возможностей для каждого студента».
Общество забеспокоилось: означает ли это немедленный отказ от привычных уже магистратуры и бакалавриата, как будут доучиваться студенты на этих программах, будут ли возможны международные студенческие обмены, будут ли признавать за рубежом российские дипломы?
Уже 25 мая Государственная Дума начала работу по выходу из Болонской системы. Это решение поддержали все фракции парламента. Вузовские преподаватели и ученые отреагировали по-разному: одни откровенно радовались, другие полагали, что ничего особенно не изменится, третьи призывали к осторожности: не надо крушить все подряд.
7 июня заместитель министра образования и науки Дмитрий Афанасьев заявил, что все российские вузы исключены из Болонского процесса, но не по своей воле: еще 11 апреля Болонская группа приняла решение о выводе российских вузов из процесса. Причиной для этого решения стало письмо Российского союза ректоров о поддержке спецоперации, под которым поставили подписи практически все вузовские ректоры страны. «Это Болонская система из нас вышла, а не мы из нее», — комментировал это решение Афанасьев.
Болонское соглашение о «Зоне европейского высшего образования было подписано в 1999 году, Россия присоединилась к нему в 2003 году. Соглашение подразумевает, что в странах-участницах действует общая система высшего и постдипломного образования, в которую входят три ступени: бакалавр, магистр и доктор. Знания студентов оцениваются с помощью кредитов, или зачетных единиц. Один кредит — семестровый курс по часу в неделю. Два семестра по часу в неделю — два кредита. Таким образом, у каждого курса свой вес в кредитах, и чтобы получить диплом, нужно набрать не меньше минимального количества кредитов. Вузы стран-участниц выдают дипломы общего образца и взаимно признают их. Все это способствует академической мобильности: студенты могут участвовать в обменах, легко поступать на следующие ступени образования в вузы других стран, вузам легче приглашать иностранных преподавателей на работу.
Чего же из этого российские студенты по-настоящему лишаются? В частных обсуждениях слышнее всего голоса, которые говорят: да практически ничего. Болонская система не особенно прижилась в России и многими была встречена в штыки. Ее сочли разрушающей фундаментальное российское высшее образование и содействующей утечке мозгов.
По сути, «болонизация» российской системы образования свелась к принудительному внедрению программ бакалавриата и магистратуры вместо специалитета. Это потребовало от преподавателей огромной работы — прежде всего бумажной — по переработке программ курсов, иногда совершенно механическим образом. Были пять лет специалитета, теперь первые четыре года назвали бакалавриатом, а последний — магистратурой. Впрочем, некоторые вузы, создавая свои магистратуры с нуля, добились впечатляющих результатов. Некоторые специальности так и не перешли на систему бакалавриата и магистратуры. Скажем, подготовка врачей по-прежнему остается в рамках специалитета.
Одна из причин недовольства этой системой среди вузовских преподавателей еще и в том, что на программу магистратуры могут поступить люди, окончившие бакалавриат не только по другой специальности, но и вообще по другому направлению подготовки. Так что магистратура становится для них не более высоким уровнем подготовки, а совсем базовым уровнем освоения новой специальности. Фальков в недавнем интервью «Коммерсанту» особо остановился на этой проблеме как требующей решения. Впрочем, в рамках зарубежных образовательных систем эта проблема обычно лечится особыми требованиями к подготовке поступающих на программы последипломного образования — столько-то кредитов по таким-то базовым курсам.
Теперь преподаватели опасаются, что команда «полный назад» приведет ровно к тому же: огромному объему бюрократической работы по переписыванию всех программ. Власти, впрочем, успокаивают: от бакалавриата и магистратуры совсем отказываться пока никто не собирается. И в самом деле — план приема расписан на два года вперед, абитуриенты сейчас поступают на эти программы, а значит, будут по ним учиться в ближайшие четыре года, то есть моментальный разворот на месте практически невозможен.
В Минобрнауки подтверждают, что отказа от системы бакалавриата и магистратуры не будет, правила приема в вузы в этом году не изменятся, а студенты будут учиться по тем программам, на которые поступали.
Что касается признания российских дипломов за рубежом, этот процесс и так никогда не был особенно легким. Те, кому нужно было устроиться за рубежом на работу, проходили довольно сложный путь в области признания дипломов, особенно дипломов советских, с дисциплинами вроде «научный атеизм» или «история КПСС». Но пройти этот путь большинству так или иначе удавалось. Правда, процесс этот всегда был трудным и штучным, и почти никогда — легким и автоматическим. Сейчас он еще больше затруднится, но едва ли станет невозможным.
Сторонники взгляда «да ничего ужасного не будет» обычно напоминают, что США и страны Азии тоже не участвуют в Болонском процессе, но это не делает их дипломы неконвертируемыми. В большинстве стран существует специальный процесс нострификации иностранных документов об образовании, который позволяет устанавливать их эквивалентность отечественным.
Наконец, с академической мобильностью не все в порядке и внутри России. Перевестись из вуза в вуз даже в рамках одной специальности почти невозможно без пересдачи многочисленных хвостов, а чаще и потери года, а то и двух. Вряд ли можно говорить, что система кредитов в стране хоть сколько-то работоспособна.
При этом за границу российские студенты ездили на учебу не так уж редко. Но теперь программы академического обмена и международных стажировок, вероятно, прикажут долго жить, хотя и они чаще всего были результатом прямых вузовских, а то и непосредственно личных договоренностей. Международные связи почти затухли за два года эпидемии ковида и не успели возобновиться, как вновь оказались невозможны — теперь уже по политическим условиям. Так что и здесь резких перемен к худшему на общем скверном фоне не произошло. Впрочем, участие в международной программе обменов Erasmus+ теперь напрямую не рекомендовано всем российским вузам.
Кроме того, российские образовательные власти и ректоры вузов все чаще говорят о том, что на Европе свет клином не сошелся, есть еще Азия и много других интересных стран, с которыми можно сотрудничать.
Очевидно, что больше других пострадают программы двойных дипломов — российского и зарубежного вузов. При нынешнем курсе России на самоизоляцию, а Запада — на изоляцию России им будет трудно сохраниться в изначально задуманном виде.
Именно политический курс на изоляцию страны и ее образования — это то, что заставляет одних экспертов огорчаться, а других — радоваться. Европа изгоняет Россию из тех общеевропейских структур, в которые она успела войти (будь то Болонский процесс или Европейский суд по правам человека), а Россия радостно хлопает дверью и заявляет, что не больно-то и хотелось. Теперь, зато, можно будет не выполнять решения ЕСПЧ и не платить компенсации тем, кому их присудили. Можно будет и смертную казнь ввести, и от надоевшего бакалавриата отказаться, и чего еще там надо отменить? Одна надежда, что отменить распад СССР или восстановить крепостное право будет не очень легко.
«ЕГЭ надо отменить», — подсказывают многие. Как только зашла речь о выходе из Болонского процесса, вновь вспыхнули надежды на отмену ненавистного госэкзамена, который многие считают виноватым в понижении уровня образования в стране. Однако глава Рособрнадзора Анзор Музаев уже объявил, что надежды эти беспочвенны и экзамен сохранится, «поскольку ЕГЭ выполняет важнейшие социальные задачи. В частности, ЕГЭ поддерживает единое образовательное пространство Российской Федерации в условиях огромного разнообразия образовательных программ, учебников и учебных пособий»
Наконец, с искренней радостью отказ от Болонской системы встретили ее давние противники из числа российских традиционалистов. Ректор Уральского государственного юридического университета, например, заявил в интервью порталу 66.ru: «Мы будем бороться за наших детей, мы не отдадим их туда, в эту европейскую клоаку, которая существует и притягивает нас. Наши руководители говорят об этом, а мы не стесняемся и говорим: «Да». Мы будем противостоять этому и не отдадим наших детей». Он сказал, что молодые люди, подвергшиеся «той идеологии» — «и в сексуальном плане, и в плане либеральных ценностей это другие люди».
В Екатеринбурге было подписано соглашение о создании консорциума «Европейско-Азиатский правовой университет», в котором примут участие вузы стран бывшего СССР (Беларуси, Киргизии, Узбекистана, Таджикистана, Казахстана, Армении), а также Монголии, Индии и Китая. Такой союз, по мнению ректора, поможет молодым людям вырасти «нормальными людьми, нормальными гражданами»: «в рамках российского православия, в рамках ислама, в рамках наших естественных ценностей мы гарантируем нормальное развитие наших детей».
Обозреватель портала Regnum.ru Михаил Демурин пошел еще дальше, требуя не только искоренения западного влияния в образовании, но и выявления проводников этого влияния — «прозападно настроенной публики, армии (с учетом размеров нашей страны это именно армия) компрадоров» среди учителей, преподавателей и профессоров, которые «кормились с рук американских, европейских и наших проводников западного влияния, выслуживались перед ними в целях карьерного продвижения, материального стимулирования и так далее».
Трудно сказать, следует ли ожидать глобальной чистки рядов среди вузовской профессуры, но фактический разгром факультета liberal arts в РАНХиГС и Шанинке показывает, что это не такое уж невозможное развитие событий.
Словом, главный смысл исключения России из Болонского процесса — не столько практический, сколько символический. Россия и Европа поворачиваются спиной друг к другу и разрывают все партнерские связи, Россия пытается искать новых партнеров на востоке и уповает на традиционные ценности и «уникальный опыт российского образования», под которым понимается пятилетний специалитет, упор на фундаментальность образования и его жесткая идеологизация.