Пришло «Время Андропова». Историк Никита Петров выпустил научную биографию председателя КГБ СССР. Многое в ней кажется знакомым

В России, в издательстве «Росспэн» вышла научная биография председателя КГБ и генсека ЦК КПСС Юрия Андропова. Её автор — историк, заместитель председателя Совета Научно-информационного и просветительского центра общества «Мемориал» Никита Петров. В основу его книги «Время Андропова» легли архивные документы, многие из которых представлены широкой публике впервые.

Юрий Андропов — один из самых загадочных лидеров СССР. В его биографии до сих пор много «белых пятен», начиная с происхождения и заканчивая планами в качестве руководителя ядерной сверхдержавы. Мифы об Андропове породили целый пласт литературы. В интервью «Спектру» Никита Петров не только развенчивает многие из легенд, но и аргументировано описывает реальную роль бывшего руководителя КГБ и СССР в истории страны и в международной политике.

— О Юрии Андропове писали многие: Рой Медведев, Леонид Млечин, Федор Бурлацкий. В чём главное отличие вашей книги от других?

— Да, действительно об Андропове писали очень много. Даже трудно сосчитать, сколько вышло книг. Кажется, несколько десятков. Есть одно существенное «но». Даже книги биографического жанра, вполне интересные, такие как у Леонида Млечина и Роя Медведева, всё-таки более беллетризованные. Это не научные биографии как таковые. Изъян этих исторических исследований об Андропове заключается в том, что в них нет научно-справочного аппарата, ссылок, указателя имен — это необходимо в книге, которая претендует на определенную научность. Мне как раз хотелось создать такую биографию Андропова, в которой были бы названы источники и обязательно приводились бы новые найденные документы. В чём-то мой замысел удался, в чём-то нет.

Могу сказать, что вообще вся литература об Андропове делится на две большие группы. Первая — апологическая, которая всячески восхваляет Юрия Владимировича и даже приписывает бывшему генсеку несвойственные ему замыслы по реформированию советской системы.

Вторая — конспирологическая, где Андропову вменяют желание разрушить СССР. В ней он вообще изображается руководителем тайной антисоветской мафии, заговорщиком, который вынашивал планы по развалу страны. Конечно, ему ставится в вину выдвижение на высшие посты в советском государстве Михаила Горбачёва. Здесь уже есть элемент «пост-знания» — когда люди опираются на историю, которая сложилась после 1991 года или к 1991 году, и винят в этом Андропова.

Мне хотелось, конечно, избежать крайностей и написать просто научную биографию. Удалось найти ответы на многие вопросы, которые будоражат общественное мнение. Кто же всё-таки его родители? Кто он по национальности и по образованию? По этому поводу есть масса легенд. Мне казалось важным всё это обсудить.

— Как раз хотел спросить о происхождении Андропова. В аннотации есть строчки о тайне его детства. О чём идет речь? Не все документы ещё доступны?

— Дело в том, что партийный руководитель в Советском Союзе, как только выдвигался на мало-мальски значимый номенклатурный пост, даже в комсомольских органах, должен был написать автобиографию. С Андроповым было то же самое. Как только он захотел вступить в партию весной 1937 года или выдвинуться на ответственную должность в ярославском обкоме комсомола, ему тут же пришлось заполнять анкеты и писать эти автобиографии. И мы знаем историю юности и детства Андропова только от него, то есть с его слов. Никаких других данных до сих пор не существовало, но то, что было известно с его слов, повергало всех в некоторое недоумение.

Впервые эти документы стали известны где-то в 2008 году, когда историки получить возможность работать с личным делом Андропова как номенклатурного работника. И обнаружились разные варианты его анкетных листов. Выяснилось, что он писал автобиографии всё время по-разному. Во-первых, путался в точной дате смерти матери. Это удивительно, поскольку ему было 17 лет, когда она умерла. Он всё время указывал разные даты. Ничего внятного не писал об отце, и только когда его приперли к стенке в 1939 году, он был вынужден рассказать, что его мать — сирота и была подброшена в дом крупного московского торговца Карла Флекенштейна, который торговал часами и ювелирными изделиями в Москве. И вот у него, дескать, его мать и воспитывалась.

Одним словом, Андропов всячески уходил в своих автобиографиях от точных деталей и обстоятельств своего детства. Он всё время что-то скрывал. Это его интересная черта, потому что это она вызвала к жизни некий комплекс на всю оставшуюся жизнь. Он страшно болезненно относился к тому, что в его биографии могут копаться.

Тайной оставались социальный статус его бабушки и дедушки, а также матери. Совершенно ничего не известно о происхождения отца Андропова. И, конечно же, место рождения самого Юрия. Я прихожу к выводу, что он не появился на свет на станции Нагутской Ставропольской губернии, как это указывали в официальных биографиях, а, скорее всего, родился в Москве.

Вот эти вопросы обсуждаются в первой части книги. Мне удалось найти в Центральном государственном архиве города Москвы дореволюционные документы, связанные и с учёбой его матери в гимназии, и материалы о её удочерении. В общем, много того, что выпало из повествований самого Андропова в его автобиографиях.

— Перейдём от детства Андропова к его политической и государственной карьере. Со студенческой скамьи помню, что «крёстным отцом» Андропова стал Отто Куусинен. Через него он попал на работу в Карелию. Как их свела судьба? Андропов — молодой комсомольский функционер в Ярославской области, Куусинен — секретарь Исполкома Коминтерна.

—  Я убежден, что рассказ об Андропове как протеже Куусинена — своего рода исторический миф. Безусловно, они знали друг друга, и Куусинен мог даже неплохо относиться к Андропову, но всерьёз двигать его на самый верх Отто Вильгельмович не мог, потому что и сам не пользовался гигантским влиянием.

В конце 1930-х Андропов выдвинулся в условиях массовых репрессий в комсомольской среде. Не секрет, что в тот момент он не знал никакого Куусинена. Андропов хорошо себя показал как первый секретарь Ярославского обкома комсомола в 1939–1940 годах. Он был активен, даже писал какие-то статьи в газету «Правда». Их заметили. У Андропова были хорошие связи в ЦК ВЛКСМ. И, когда возник вопрос о том, что Карельская АССР преобразуется в Карело-Финскую ССР, нужно было уже из карельского обкома комсомола формировать ЦК комсомола союзной республики. Подыскивали человека на эту должность, и был предложен Андропов. К его выдвижению Куусинен никаких усилий не прилагал. 

Миф о том, что Куусинен был покровителем Андропова, появился после публикации Игоря Синицына, который долгое время работал у Андропова помощником по линии Политбюро в начале 1970-х годов. Он это утверждал. Но это всё голословно: я видел личный фонд Куусинена в Российском государственном архиве социально-политической истории. Никакой переписки с Андроповым там нет, да и вообще нет материалов о пересечении их судеб.

— Спасибо, что развеяли этот миф. Какие ещё легенды вокруг Андропова не выдерживают критики?

— Первый миф, который сразу же широко распространился, как только Андропов занял должность генерального секретаря ЦК КПСС в ноябре 1982 года, что он знающий иностранные языки просвещённый человек, который увлекается западной музыкой, джазом, и у него достаточно хорошее образование. Это, конечно, было не так. Он был типичным партийным аппаратчиком, который, кстати говоря, изрядно пропитался идеологией КГБ. Служба там на протяжении 15 лет не могла не сказаться на его характере и привычках.

Высшего образования у него не было. Формально это не имеет никакого значения, но это тоже болезненный вопрос, потому что партийная традиция подразумевала, что страной должен руководить человек всё-таки с высшим образованием. Может быть, у Андропова на этот счет тоже был свой комплекс, но он так и не удосужился получить диплом. Хотя даже вроде бы сдавал экзамены в Петрозаводске, когда был ещё вторым секретарем ЦК Компартии Карело-Финской ССР. Он учился заочно, но, в общем, ничего не завершил. И в Академии общественных наук вроде бы учился, тоже заочно, но не закончил её, потому что партийная работа отвлекала.

Миф о просвещённости и, более того, о его либеральном настрое вообще выглядит как абсурд, потому что мы же прекрасно знаем, какова была деятельность Андропова на посту председателя КГБ. Ничего либерального и ничего более или менее просвещенного он на этой должности не продемонстрировал.

Существует ещё один миф о том, что Андропов был реформатором. На момент, когда он возглавил страну, у него якобы был план реформ, поскольку он понимал, что так дальше жить нельзя и нужно что-то менять. Ни один архивный документ, ни одно свидетельство не говорят о том, что у него были какие-то конкретные планы по серьезному реформированию экономики. Недовольство экономическим положением, безусловно, было. Он его высказывал. Понимание, что страна находится в сложной ситуации, у него тоже было, и он пытался многое исправить, но шёл традиционным, я бы сказал, полицейским путем укрепления дисциплины.

Ещё при Брежневе поднимался вопрос необходимости обсудить на высоком уровне внедрение научно-технического прогресса в советскую экономику, но идею похоронили. Высокие цены на нефть давали возможность брежневскому государству более или менее вытягивать экономику. При Андропове цены на нефть пошли вниз, и нужно было что-то предпринимать. Но, поговорив о научно-техническом прогрессе с ближайшим окружением, в том числе и с Михаилом Горбачевым, и с выдвинутым Андроповым на должность руководитель экономического отдела ЦК КПСС Николаем Рыжковым, и с Владимиром Долгих, дальше Андропов ничего не предпринял. Никаких проектов на бумаге, никаких серьёзных предложений или планов так и не осталось в архивах.

— Как же тогда расценивать, что как раз 40 лет назад, в августе 1983 года, появилось постановление Совета министров о создании специальной комиссии по руководству экономическим экспериментом, а 18 августа вышло постановление ЦК о мерах по ускорению научно-технического прогресса в народном хозяйстве? По воспоминаниям тех, кто имел отношение к подготовке этих документов, в высоких кабинетах впервые начали очень тихо звучать слова «рынок», «хозяйственная самостоятельность», «хозрасчет». Это всё нельзя рассматривать как преддверие реформ, которые начал Михаил Горбачев?

— Нет, конечно. Подобные идеи обсуждались не впервые. Ещё с конца 1960-х планировали провести пленум ЦК КПСС с обсуждением насущных проблем научно-технического прогресса, но всё время откладывали и так и не провели. Принятое 18 августа 1983 года постановление ЦК КПСС и Совета министров интересно тем, что в нём констатировалось неудовлетворительное положение в экономике, но ничего серьезного, никаких кардинальных мер не предлагалось. Постановление содержало общие фразы: «существенно повысить эффективность…», «уделять особое внимание…», «усиление интеграции науки и производства…», «внедрение широкой автоматизации технологических процессов» и так далее. Скукой веет от текста постановления. Ничего конкретного и внятного. И какой там рынок? Об этом нет ни слова. И самое интересное — это постановление не было нигде опубликовано: ни в Справочнике партийного работника, ни в Собрании постановлений правительства СССР. И понятно почему. Негативная констатация положения в экономике и невнятные призывы поправить дело могли у любого читателя  вызвать только недоумение: гора родила мышь.

Кроме того, эти робкие шаги, некое экспериментирование в отдельных отраслях и на отдельных участках не могли иметь серьёзного положительного эффекта. Это всего лишь возвращение к некоторым предложениям бывшего главы советского правительства Алексея Косыгина 1965 года. Это никак не означало изменения экономической парадигмы, это попытка что-то улучшить, но никак не реформа. Вместо того чтобы провести пленум ЦК КПСС о научно-техническом прогрессе, ограничились постановлением. Вот за этим и ходили всё время в кабинет к генеральному секретарю Рыжков, Долгих и Горбачёв. Но это были даже не полумеры, а какие-то «припарки» для социалистической экономики.

— Подтверждают ли архивные материалы версию, что Юрий Андропов был одним из инициаторов политики сближения с Западом в конце 1960-х годов? Отдельная глава вашей книги посвящена установлению тайного канала связи между Леонидом Брежневым и канцлером ФРГ Вилли Брандтом.

— Особый канал — это инициатива прежде всего Брежнева. Ему хотелось более тесных доверительных отношений с Брандтом, но вовсе не потому, что Брежнев мыслил, будто СССР пойдет по западному пути. Сближение с Западом вовсе не означало ослабления идеологической борьбы. «Разрядка международной напряженности» или, как ранее при Хрущеве, «мирное сосуществование» означали только установление более терпимых государственных взаимоотношений, но никак не примирение в области идеологии. Ни Андропов, ни Брежнев, безусловно, не были западниками. Тайный канал — это инструмент, чтобы лучше понимать политику ФРГ, напрямую общаться с руководителем этой страны и в то же время решать свои проблемы. Например, признание ГДР со стороны ФРГ. Оно было достигнуто именно с помощью тайного канала.

Другое дело, что здесь на острие оказался Юрий Андропов. По той простой причине, что инструмент для тайного канала не должен был быть дипломатическим, то есть громоздким, косным, требующим многих согласований. Нужно было организовать негласную связь напрямую. Это своего рода полуагентурная работа. Кто мог её выполнить? Только люди, которые имели право часто выезжать за границу и не контролировались при этом никакими особыми инстанциями, кроме КГБ. Пара людей для этого была найдена — Вячеслав Кеворков (крупный офицер КГБ) и Валерий Леднёв (журналист «Советской культуры»). Оба находились в поле зрения  Андропова. Эта история уникальна. Все попытки Андропова или Брежнева установить такой же канал с США через Генри Киссинджера потерпели провал.

— Глава КГБ в этой ситуации был лишь исполнителем воли Леонида Брежнева?

— Конечно, он не был идеологом этой линии. Уже после смерти Брежнева, когда Андропов принял в Кремле нового канцлера ФРГ Гельмута Коля, у него вновь мелькнула эта мысль. Он к канцлеру отнесся весьма и весьма проникновенно, назвав его «настоящим немецким быком, который умеет пользоваться властью». Это была похвала в устах Андропова, но тем не менее он прекрасно понимал, что нельзя в одну реку войти дважды. Те проблемы, которые решили с помощью тайного канала при Брежневе, уже не стояли на повестке дня. Вопрос по ракетам средней и меньшей дальности в Европе при Рональде Рейгане решить с помощью тайных каналов уже было нельзя. Нужны были другие конкретные шаги.

— Вы подчеркнули, что Андропов не был идеологом сближения между Западом и СССР. Был ли он только исполнителем или всё же главным идеологом преследования всех инакомыслящих в стране, когда возглавлял КГБ?

— Андропов проявил себя как идейный гонитель инакомыслящих ещё когда был секретарем ЦК, до назначения председателем КГБ в мае 1967 года. Он участвовал в заседаниях Секретариата ЦК. Сейчас эти стенограммы опубликованы, и там видно, как он высказывался об Александре Солженицыне, о так называемом либерализме времен Никиты Хрущёва, когда допустили публикации Александра Исаевича в печать. Одним словом, он проявлял себя как охранитель, а не как человек широких взглядов, готовый к идеологическим дискуссиям.

Как он вёл себя на посту председателя КГБ, известно из документов, которые были опубликованы ещё в 1994 году. Книга называется «Кремлёвский самосуд». В ней идёт речь о том, как травили и преследовали Солженицына. В этом году вышел ещё один сборник, подготовленный моими коллегами из «Мемориала» и при моём участии, который называется «КГБ против Сахарова. Объект наблюдения». Там собраны документы, вышедшие из ведомства Андропова и за его подписью, направленные против Сахарова.

Никаких иллюзий в отношении Юрия Владимировича не должно быть. Он действительно был умеренным идеологом охранительства. Сталинистом не был, не будем ему приписывать лишнего, но был настоящим советским традиционалистом. Это его идея — шире использовать психиатрические больницы против инакомыслящих. Её начали реализовывать в 1969 году и, конечно, облекли в обтекаемую формулу: «улучшение психиатрической помощи населению по линии Минздрава». Тем не менее всё это характеризует Андропова как советского охранителя, пусть и умеренного.

— Что говорят документы о его роли в истории с Афганистаном? 

— Позиция Андропова насчёт советского военного вторжения в Афганистан претерпела некоторые изменения. В начале 1979 года он вполне здраво и разумно на заседаниях Политбюро рассуждал о том, что в Афганистане не созрели условия для глубоких социалистических преобразований. И несерьёзно, по его мнению, говорить о широкомасштабный военной акции. Тогда разговор возник в связи с мятежом в провинции Герат 15 марта 1979 года. В Политбюро нашлись те, кто настаивал на вводе войск уже тогда. Андропов от этого уклонялся, но к осени изменил точку зрения.

Некоторые считают, что это произошло под влиянием министра обороны Дмитрия Устинова — его закадычного друга. Некоторые полагают, что Андропов сам попал под влияние дезинформации, которую распускало Первое главное управление КГБ (разведка) в отношении главы Афганистана Хафизуллы Амина (о том, что он, дескать, агент ЦРУ). Его приход к власти огорчил Брежнева и Андропова, потому что они считали его ненадежным человеком. Он очень плохо поступил со своим предшественником Нур Мохаммадом Тараки, которого Амин сместил, а потом и убил. Тараки в своё время был обласкан в Кремле, и всё случившееся восприняли в Москве как персональный вызов.

Эти обиды и уговоры Устинова, скорее всего, склонили Андропова к мысли о необходимости военного решения вопроса. Главной задачей было смещение Амина. На советское военное присутствие Амин давал согласие. 25 декабря советские войска двинулись в Афганистан, и Амин это приветствовал, но задача у Андропова была гораздо серьёзнее — отстранить его от власти. И вот это уже было тем самым кабульским переворотом, который случился 27 декабря.

— Поправьте, если ошибаюсь: Андропов и Путин — единственные в истории нашей страны государственные деятели, которые возглавляли политическую полицию, а затем всю страну. Прослеживаются ли параллели между двумя эпохами?

— Если прочесть книгу про Андропова, то там столько аналогий, что проговаривать их даже нет необходимости. Приход к власти Андропова произвел на советскую общественность двоякое впечатление. Точнее, на часть людей он произвел негативное впечатление. На тех, кто понимал, что человек из спецслужбы, возглавив страну, привнесёт в её жизнь методы КГБ, включая, кстати говоря, и беззаконие. С Андроповым так и случилось, потому что те акции, которые проводились на протяжении 15 месяцев его правления, показали, что он был склонен к грубому администрированию и волевым решениям. Сюда можно отнести облавы в рабочее время, призывы бороться с тунеядцами, ужесточение Трудового кодекса, запрет театральных спектаклей, гонения на рок-музыкантов, увеличение числа арестов инакомыслящих и усиление так называемой профилактической работы КГБ —  психологического давления и запугивания тех, кто не был согласен с официозом. Одним словом, завинчивание гаек почувствовали все и во всех сферах.

С другой стороны, какая-то часть общественности воодушевилась: наконец-то будет положен конец всесилию «брежневского клана», разгонят всю эту камарилью, и начнется борьба с мздоимством и взяточничеством. Взятки, воровство давно стали проблемой. Об этом говорили уже при позднем Брежневе. Андропов за это взялся решительно, стал наказывать таких людей, как Сергей Медунов (член ЦК КПСС) и Николай Щёлоков (министр МВД СССР). Оба были близки к Леониду Ильичу. Это  произвело впечатление на публику.

Получалось, что Андропов, с одной стороны, закручивает гайки, а с другой стороны, у населения появилась радость по поводу того, что каких-то обидчиков и сатрапов на высоком уровне теперь гоняют и наказывают. Но мы же прекрасно понимаем, что эта двойственность прежде всего свидетельствует об отсутствии чётких, внятных конституционных и правовых норм, которые должны были соблюдаться в советской стране. Всё определяла политическая целесообразность. И это презрение к конституционным нормам, к писаным законам и правам личности в андроповское время тоже, между прочим, вызывало некоторую оторопь у думающей части населения. И андроповское правление привело к неизбежному выводу. Человек, получивший закалку в недрах спецслужбы, демократом быть не может. И ждать от него приверженности правовым нормам и соблюдения прав человека по меньшей мере наивно.