Миллионы тонн ядовитых отходов производства в старых хранилищах, попавших в зону ведения боевых действий. Угроза отравления питьевой воды токсинами и отсутствие систем оповещения о химическом загрязнении. Все это — лишь немногие из экологических проблем сегодняшнего Донбасса. Мы уже рассказывали о тяжелейшей ситуации, которая сложилась в регионе, где, по данным полевых исследований 2016 года, уже было загрязнено шахтными водами более 90% резервных источников воды.

Исследования удалось провести группе ученых под руководством доктора технических наук Евгения Яковлева. Получать информацию о том, что происходит на неподконтрольной Украине территории, сегодня крайне сложно. «Спектр» уже писал о том, что региону грозит и радиоактивное загрязнение. Цезий и стронций, выделяемый затопленной властями ДНР шахтой «Юнком», могут попасть в окружающие подземные воды. По мнению Евгения Яковлева, региону срочно необходима хорошо отлаженная система экологического мониторинга. 

На сегодняшний день Евгений Яковлевич — один из немногих специалистов, которые знают о геологических и экологических проблемах Донбасса практически все. Человек он прямой, был ликвидатором во время Чернобыльской аварии. И не избегает резких и точных формулировок. 

 — Как Вы оцениваете нынешнюю экологическую обстановку на Донбассе?

Практически у каждого региона Украины есть целый комплекс эколого-геологических проблем. Самые необратимые — в горнопромышленных районах. Потому что там убиты недра. Убиты прежним, советским еще, варварским подходом.

Сегодня мы точно не знаем, что происходит с подземными водами на Донбассе. И нужно понимать, что каждый месяц промедления делает горнопромышленную зону все более и более опасной. А будущие стабилизирующие мероприятия — все более и более тяжелыми и дорогостоящими. Начинать придется фактически с нуля. В 2018 году министр экологии Украины Остап Семерак пугал мир радиоактивным заражением из шахты «Юнком», но ни разу не заговорил о том, а как же начать развивать мониторинг экологической ситуации на Донбассе.

 — Что сейчас с радиоактивной шахтой «Юнком»?

 — Идет механическое затопление шахты. А наша главная задача — проследить, в каком направлении смещается уровень воды и усовершенствовать нашу систему определения радионуклидов в воде. Там не будет, так сказать, «Чернобыля», но появление цезия и стронция, смещение уровня радиоактивного фона — будет.

Вода еще летом, как нам удалось узнать из телефонных переговоров, была на уровне 400 метров. Радиоактивная капсула (образовавшаяся после «мирного» подземного ядерного взрыва в 1979 году — прим. «Спектра») там была на уроне 903 метра. Она давно и быстро была утоплена, причем со скоростью в пять-шесть раз большей обычной. Потому что «Юнком» был «зажат» шахтами «Полтавская» и «Красный октябрь», их затопили еще раньше, и уровни воды в этом «стакане» быстро шли вверх практически до общих отметок.

 — А как мы узнаем или поймем, что капсула, образовавшаяся после ядерного взрыва, начала разрушаться или уже разрушилась?

 — Она неизбежно разрушится от того, что породы раскиснут. Радиус у капсулы, как показало бурение двух скважин в девяностых годах, где-то около шести-семи метров. Это примерно 500−600 кубометров загрязненной радиоактивной воды. Дальше будет медленное растворение из этой остеклованной массы. Оно станет дополнительным фактором загрязнения, но не причиной быстрого большого «чернобыльского» выброса. И тут есть момент, о котором я говорил на встрече в Москве с представителями предприятия, которое проектировало взрыв на «Юнкоме» в свое время и участвовало в планировании затопления, это «ВНИПИпромтехнологии». Я им говорил: «Ребята, тут же не только фильтрационное движение, тут будет и гидравлический фактор смещения по выработкам, потом это все, разумеется, снова упрется в фильтрационное движение, когда выйдет за контур горных выработок и дальше это будет в региональном потоке воды!» (Земля под Центральным горным районом Донбасса изрыта шахтерами за долгие десятилетия, как швейцарский сыр. Радиоактивная вода может пойти по старым шахтным ходам, как водится, сверху вниз. От «высокого» Енакиево в сторону «более низкого» Торецка, от ДНР к контролируемой Украиной территории, — прогнозирует Евгений Яковлев, — прим. «Спектра»)

За тридцать лет радиоактивность, конечно, упала и еще через тридцать мы могли бы с этой проблемой распрощаться. Но система мониторинга должна работать и на выявление возможных рисков, вот в чем все дело.

 — А россияне их не рассчитывали?

 — Рассчитывали, это серьезные организации, с которыми в дни Чернобыля мне приходилось взаимодействовать. «ВНИПИпромтехнологии», Ленинградский горный институт, есть еще другие. Они предусмотрели практически все. Их сценарий можно назвать консервативным. Но видеть риск дополнительного загрязнения радионуклидами необходимо. Дополнительный фактор загрязнения подземных вод — он есть. И тут надо говорить не только о научной, но и о моральной ответственности. Речь идет о больших площадях с высокой плотностью населения.

Питьевых горизонтов больше нет

 — Куда попадет цезий и стронций из шахты «Юнком»?

 — В региональный водный поток. Но не в питьевые горизонты, потому что в контуре горного Донбасса питьевых горизонтов больше нет. Все, что было в верхней зоне угленосных пород, в том, что называют трещиноватой корой, где еще в пятидесятые годы прошлого века на 70% площади оставались воды с минерализацией до 1,5 грамм на литр, — а украинская норма для питьевой воды это 1 грамм на литр, — к началу затопления шахт было потеряно.

Нормальной пресной воды здесь осталось около 10% всего, да и то по периферии. Она даже не ушла, она загрязнилась. И не шахтами в первую очередь. Вода загрязнилась промышленными стоками, на этой территории было полторы тысячи только прудов — накопителей промышленных стоков. Загрязнённые грунты, полигоны отходов — ну и все! Пресная питьевая вода в контуре шахт еще в восьмидесятые годы была, сейчас ее уже нет.

 — Как повлияла война на всю эту ситуацию?

 — Война вызвала полную перестройку подземных вод и в целом угленосных пород. Все равновесие держалось на том, что шахтные воды были на глубине, Донбасс практически осушивался. А теперь все гораздо более активно пошло вверх. Это понемногу началось еще в девяностые годы, с началом «мокрой» консервации отдельных шахт. Рудники бросали, и уровни вод восстанавливались под действием природных механизмов — осадков, таяния снегов и так далее, двигаясь к восстановлению регионального потока, который был здесь во времена Петра Первого…

Мы в свое время (в 2000 году — прим. «Спектра») — я тогда был бюрократом в профильном министерстве — с главным геологом «Луганскгеологии» Евгением Петровичем Катеринцом и Николаем Сидоровичем Подорвановым из «Донбассгеологии» прогнозировали, что ситуация ухудшится в результате водопользования, этих утечек более чем 50% воды из коммунальных сетей городов. А сейчас есть даже «потерянные»(заброшенные — прим. «Спектра») коммуникации, куда вода все равно продолжает поступать. Вследствие этого образуются целые подземные техногенные водные горизонты.

То есть, у нас образовалась такая двухъярусная система: есть условная «верховодка», а ниже шахтные воды, которым теперь не обязательно выходить наверх. Они упираются в подошву грунтового горизонта, и выталкивают его верх. И были эпизоды, когда мне говорили: «Яковлев, ты говоришь какую-то чепуху, потому что в шахте уровень воды еще на горизонтах 50−60 метров, а у нас наверху начинает выходить вода в подвалы!». Правильно! Это не шахтная вода выходит, это она выталкивает грунтовые горизонты, она их подняла! Контуры шахтных депрессий очень большие. (Контуры опускающейся вниз территории, под которой находятся затопленные старые горные выработки — прим. «Спектра»)

 — В Донецке затопление подвалов и торговых центров тоже так сейчас происходят?

 — Там все сразу сработало! Понятно, что есть никудышние коммунальные сети, плюс в контуре города затоплены шахты. Донецк был подтоплен еще и в советское, и в независимое время процентов на 50−60 уже.

 — Почему?

 — Из-за сетей, плохого водотвода, породы получали воды больше, чем они могли профильтровать. А сейчас ситуация другая, эти горные выработки уже сами затоплены.

 — То есть мы потеряли уровни шахтных вод до войны, а война резко ускорила процесс деградации?

ЕЯ — Совершенно верно!

Самопровозглашенные республики юридически не существуют, а загрязненные шахтные воды с их стороны — реальны

 — А насколько актуальны сегодня ваши исследования 2016 года, об уровне загрязнения резервных подземных источников и росте минерализации вод Северского Донца?

- Они больше сигнальные уже, а не информативные. Я представителю благотворительного фонда, который финансировал ту экспедицию, уже говорил, что нужно снова пройтись по всем местам, которые мы исследовали. Дополнительно сгустить анализ в самых болевых точках Донбасса, которые определились сейчас — между Торецком и Горловкой, в районе Первомайского Луганской области и в районе Авдеевки. (ссылка на наш текст)

 Это нужно сделать ввиду подпора (перетекания воды — прим. «Спектра») с той стороны линии фронта — там шахты вроде с водоотлива давно сняты. Мы это знаем из телефонных разговоров неофициальных, у нас же нет никакого взаимодействия.

Мне один товарищ в ранге заместителя министра министерства экологии в свое время, когда я ему сказал, что нужно как-то повзаимодействовать с той стороной, ответил: «Для нас эти „республики“ юридически не существуют!». Но я ему сказал, что для уровней подземных вод и контура грязной воды политические и даже юридические границы тоже не существуют! Они же, эти «юридически несуществующие республики», выше нас сидят на местности, а водосбор Северского Донца захватывает большую часть контура затапливаемых шахт, большую часть промышленных узлов типа Горловки! Вам это не нужно объяснять, вы же обо всем этом пишете постоянно.

У меня ощущение, что мы уперлись в стенку. Наши министерства (украинские — прим. «Спектра») просто ничего точно не знают. И еще проблема в том, что затопление шахт приняло массовый характер при полной неизвестности масштабов явления с той стороны.

- Украинские чиновники не знают или не очень хотят знать о ситуации, на которую не могут сейчас повлиять?

 — Это очень хороший вопрос. Наши, может, еще и побаиваются услышать какую-то информацию. Гипсометрически (Географически -прим. «Спектра») те шахты просто выше по отношению к контролируемой Украиной территории — посмотрите на карту! И поэтому сейчас есть примеры, когда затопление шахт на той стороне привело к увеличению притока воды здесь.
Самый яркий пример — ГП «Первомайскуголь». На той стороне шахты затопили, и был большой риск прорыва воды в сторону шахты «Золотое». Мы это знали, в 2017 году ездили туда и изучали вопрос на месте.

 У меня была надежда, что это будет такой «мини-Рур». Шахта «Золотое» там самая глубокая, наиболее способная к водоперехвату. Там вполне могла заработать система верхней насосной станции с удержанием воды на глубине, что позволило бы стабилизировать другие украинские шахты, «Карбонит» и «Горская», не допустить «захвата» грязных шахтных вод Попаснянским водным узлом. Но этого не случилось — вовремя не купили мощные насосные станции.

А на той стороне — я знаю это из телефонной информации — три шахты, в Горловке, Енакиево и Макеевке, как раз направлены на удержание уровня воды, там идет водоотлив. Пытаются удержать ситуацию, учитывая, что все это расположено вокруг Донецка, в котором подтопление уже есть. На него обратили внимание сейчас, после подтопления большого торгового центра. Но в реальности подтопление в западной и северной части Донецка проявляется устойчиво практически с самого начала военных действий.

По аналогии с Краматорском я еще грешу на состояние коммунальных сетей. В Краматорске (подконтрольная Украине территория — прим. «Спектра») при исследовании ситуации мы обнаружили не просто утечки, а потерянные в бывшей промышленной зоне то ли восемь, то ли девять километров труб. «Мы о них ничего не знаем, там закрытые предприятия и туда продолжает попадать вода» — рассказывал мне местный коммунальщик. Понимаете, что это означает? В промышленной зоне на периферии городской территории есть труба, из нее в никуда идет вода. Формируются в городской черте зоны подтопления, ускоряется износ домов, ухудшается состояние дорог. Это еще и всплывшая канализация — там же летом не продохнуть!

Первой пострадает Луганская область

 — А вы знаете, что этим летом возобновились контакты экспертов по экологической тематике? Но не с ДНР, а с ЛНР.

 — Ну, да мы ездили в Стамбул, встречались с ними, я там тоже был. Там был, например, бывший генеральный директор «Первомайскугля» Юрий Александрович Перепелка. Там была интересная информация про замеры уровней воды в шахтах Первомайской группы. Они подтвердили те выводы по динамике уровней подтопления, какие мы чисто ориентировочно со своей стороны сделали в 2017 году. Мы тогда спрогнозировали прорыв с той стороны в шахту «Золотое» с силой в 1300 кубов в час, а «хлюпнуло», но недолго, 2000 кубов.

Самое главное, что для меня высветилось в информации с той стороны линии соприкосновения — уклоны со стороны шахты «Первомайской» в сторону шахты «Золотое». Они примерно в двадцать раз выше природных! Переток вод идет с той стороны, и насосы шахты «Золотое» могут не справиться, надо будет отступать в шахту «Карбонит». А может и дальше — в «Горскую». И этот сценарий тоже надо прорабатывать во взаимодействии, которого сейчас нет. И это тревожит.

 — А что еще рассказали луганчане?

 — Они просто рассказали, что пытаются наладить все-таки обследование, наладить хоть какой-то мониторинг экологической ситуации. Те цифры минерализации, которые они называли, по фоновым шахтным водам, они коррелируются с нашими.

- Вы с ними уже четвертый раз в Стамбуле встречаетесь?

 — Луганчане не каждый раз на этих встречах были. Вот в немецком Руре на встрече они были, смотрели опыт немцев.

 — То есть эксперты из Украины, России, Донецка и Луганска при посредничестве международного благотворительного фонда встречались за эти годы, с перерывами, четыре раза в Стамбуле, а еще на Кипре, в Москве и в Германии?

 — Ну да, где-то так. Луганчане не на всех встречах были и с их стороны были какие-то общественные организации. У них же шахтная нагрузка меньше, в основном проблемы только вокруг «Первомайскугля».

 — Но у них нет канала с питьевой водой из Харьковской области. А из района Первомайского есть угроза выхода шахтных вод на водозабор Попаснянского водоканала. 90% его потребителей живут на неподконтрольной Украине территории, включая полмиллиона жителей Луганска.

 — Да, но надо понимать, что шахтные воды Луганской области более пресные, не такие, как в Донецкой. Последствия для людей и городов будут не такими критичными, как у соседей. Но все равно, нужен согласованный двусторонний обмен информацией и надо сделать прогноз развития ситуации. Мы же даже не знаем с чего мы стартуем сегодня. Мы не знаем, например, был ли уровень минерализации шахтных вод раньше больше или меньше.

 Мы по звонкам, по отрывочной информации коллег собирали картину общего излива шахтной воды и получается, что он чуть ли не раза в три меньше чем довоенные 800 миллионов кубометров воды в год. Плюс перестала работать часть промышленности из-за войны, а вода Северского Донца стала грязнее. Причина только одна — в него льется из затопленных шахт практически напрямую. Плюс очистительные сооружения не работают. Или работают только примитивно, на отстой. Мне иногда кажется, что коммунальщики сейчас большие загрязнители, чем металлурги.

Опыт того же самого Чернобыля и других похожих регионов говорит о том, что регион, где потерян наиболее защищенный в условиях техногенеза элемент окружающей среды — запасы подземных пресных вод — становится, в принципе, непригодным для жизни. В нынешних и экономических и геополитических условиях держать все в Донбассе на внешнем водоснабжении, мне кажется, нереально.

Продолжается процесс существенной потери остатков пресных вод там, где подземные водозаборы примыкают к зонам горных работ, вы вспоминали о них — это Попаснянский водозабор, Боровлянский, Лисичанский. Зона формирования пресных вод будет подорвана в ее стабильном гидрохимическом режиме. Баланс (водный — прим. «Спектра») здесь сильно не нарушится. Объем формирования даже увеличится за счет того, что мы наделали трещиноватости, территория Донбасса стала как сито дырявая, но вот качество — извините меня! Район будет просто терять свой потенциал экологической жизнеспособности, однозначно. Однозначно!

 — Получается, что первой серьезно пострадает Луганская область?

 — Получается, что так. Скорее всего…

Жить там нельзя

 — Проблемы с водой уже как-то проявляются на местах?

 — Мы когда в позапрошлом году выполняли обследование, то, благодаря одному члену нашей команды, доктору Сергею Николаевичу Чумаченко, и Анатолию Ивановичу Кодрику из Государственной службы по чрезвычайным ситуациям, смогли получить из уже разрушаемой тогда системы санэпидстанций данные, которые нас ошеломили. Заболеваемость диареей детей в возрасте до четырех лет — а это на 80% зависит от качества воды — была в 68 раз выше, чем у взрослых! То есть, изначально человек не может вырасти здоровым в таких условиях. Мы тогда провели исследование подземных источников пресной воды в Донецкой области с обеих сторон линии соприкосновения, в Луганской — с одной стороны, и 90% проб из резервных источников не входили в стандарт. По органике, по нефтепродуктам, по химии и по всему остальному.

 — То есть, где бы вы ни жили в Донбассе, вода будет плохая?

 — В промышленной зоне жить… Еще до войны в промышленной зоне все параметры по воздуху, по загрязнению грунтов, по ветро-пылевому подъему были ненормативные. Все элементы окружающей среды в Донбассе были на уровне, грубо говоря, промышленных отходов. Возьмите параметры по воздуху — выбросы в три-пять раз больше, чем в среднем по Украине, грунты полностью техногенные, по воде нам с вами говорить не приходится. Кроме того, Донбасс он же какой, под 90% вся эта угольно-промышленная зона — городская.

 — Какие-то заводы война остановила.

 -Да, загрязнение воздуха стало меньше, выбросы убавились, но опять же, мы не взаимодействуем по этой части с той стороной…

 — Что будет с Донбассом?

 — Если продлится нынешняя картина неуправляемого затопления шахт, будет, по-научному говоря, фрагментирование ландшафтов. Будут чередоваться участки в более-менее нормальном состоянии ландшафтном, а будут заболоченные, засоленные, загрязненные… Будет активизирована деформация поверхности в городах над старыми горными выработками.

 — Это какие города, в первую очередь?

 — Это и Донецк, и Горловка, и Стаханов, и Снежное, и Торецк, и Макеевка — их очень много. Большая часть городов попадает под дополнительные деформации поверхности: появление новых путей выхода на поверхность газа с неизбежными возгораниями и взрывами в подвалах и балках. И, конечно, состояние критической инфраструктуры — мостов, линий электропередач, канализации, дамб, водопровода — все перейдёт в аварийный режим работы. Потому что в неустойчивое состояние придут основания, особенно опасно это для протяженных коммуникаций: железных дорог, водопроводов, линий электропередач.

 — Канала Северский Донец — Донбасс это тоже касается?

 — Да. Он же рядом с Никитовским ртутным рудником. Его вроде как тоже затапливают, но замеров уровней не было. Они, очевидно, не видят в этом необходимости, мол, все равно это выйдет в сток Северского Донца. Но зоны сдвижения пород там, когда это будет неизбежно «схлопываться», выходят на канал Северский Донецк-Донбасс.

 — А где находится зона относительного благополучия?

 — Это уже за контуром углепромышленной зоны Донбасса. Понимаете, защита людей сейчас — это знать все о безопасности коммуникаций, домов, линий газоснабжения. И грамотно отселять жителей, вовремя отступать с территорий.

 — Где оно начнется, это отступление?

 -Так оно уже происходит, практически. Только стихийно. Из-за войны, из-за отсутствия работы. Ну, и то, что я в свое время видел в Стаханове — начинается деформация домов. Думаю, в Горловке она уже тоже идет. Мы прошли точку невозврата для большинства угледобывающих районов Донбасса. По большому счету, изменилась геологическая ситуация, на которую человек влияния не имеет.

Сейчас можно теоретически говорить об определении территорий безопасного проживания только в контуре шахт с сохраненным водоотливом. Донбасс уже переживал последствия массового затопления после Великой отечественной войны, но он тогда был втрое меньше по глубине и в 2.5 раза меньше по площади. На порядок меньший масштаб экологической нарушености. И то, в той стране его восстанавливали семь лет — начали откачку воды в 1944 году, и вышли на довоенный уровень добычи в 1951-м.

Сегодня Донбасс имеет полуторакилометровой глубины стволы, гораздо больше сбоек. Все это представляет собой единую систему. И управлять этим можно тоже только как единой системой, что уже, увы, невозможно. Экологическая деградация Донбасса такова, что возможность жить здесь очень ограничена.