Саммит лидеров Северной и Южной Корей, который состоялся 27 апреля, уже поспешили назвать историческим, за то что в перспективе он может не только принести мир в эту часть планеты, но и избавить ее от ядерной угрозы со стороны КНДР. О том, что на самом деле означает эта действительно нерядовая встреча и как она изменит мир — в материале «Спектр. Пресс».

Нюансы дипломатии

Итоговая декларация корейского саммита-2017 начинается возвышенно, если не сказать пафосно: «В этот судьбоносный момент исторических перемен на Корейском полуострове, отражающих неизменные чаяния наших соотечественников о мире, процветании, и объединении, мы, президент Республики Корея (РК) Мун Чжэ Ин и председатель Госсовета КНДР Ким Чен Ын…» Если на что-то в этой цветистой преамбуле и стоит обращать внимание, так это на «неизменные чаяния». В том смысле, что они остаются неизменно неудовлетворенными на протяжении уже почти 70 лет.

Справедливости ради надо сказать, что обе стороны это прекрасно понимают, по крайней мере, на уровне деклараций. И время от времени демонстрируют стремления эти чаяния все-таки удовлетворить — хотя бы на уровне тех же деклараций. Нынешний саммит стал третьим за неполные 20 лет, но каждый раз надежды на скорое урегулирование напряженности на полуострове, связанные c неизменно оптимистическими и миролюбивыми заявлениями участников, сменялись приступами паники в результате очередного инцидента.

Так, в 2000 году, всего через месяц после встречи в верхах, наполненной декларациями о грядущем мирном объединении двух Корей, на тот момент лидер КНДР Ким Чен Ир между делом заявил Владимиру Путину о том, что у Северной Кореи есть атомная бомба. (В полном соответствии с традициями ведомства, в котором начинал свою карьеру российский руководитель, он вспомнил об этом разговоре только в 2017 году.)

Лидер КНДР Ким Чен Ын всегда гордился ядерной программой своей страны. Фото AP/Scanpix/LETA

Второй саммит состоялся в 2007 году, и ядерная проблематика ожидаемо заняла там одно из центральных мест. Еще в 2005 году КНДР официально объявила об обладании ядерным оружием, подтвердив это заявление ядерным взрывом спустя полтора года. В декларации, подписанной по итогам второго пхеньянского саммита (как и первый, он проходил в столице КНДР), Ким Чен Ир и сменивший Ким Дэ Чжуна на посту президента РК, Но Му Хён призывали и к «окончанию вооруженного противостояния», и к денуклеаризации, и к заключению мирного договора между Севером и Югом.

Все эти призывы остались и в тексте декларации, подписанной по итогам саммита-2018.

Восточные тонкости

Основные новшества нынешнего саммита эксперты видят прежде всего в его символическом наполнении. Впервые нога лидера КНДР ступила на землю Южной Кореи, после чего Ким Чен Ын перевел Мун Чжэ Ина на территорию Северной. Лидеры двух Корей шли, трогательно взявшись за руки (чувство тактильного контакта очень важно в корейской культуре общения, насыщенной множественными формальными и неформальными правилами).

Посаженную на границе между КНДР и РК в Демилитаризованной зоне (ДМЗ) сосну, олицетворяющую единство и процветание, присыпали землей с двух священных для корейцев гор — Пэктусана на севере и Халласана на юге полуострова. Корейский эвфемизм «от Пэктусана до Халласана» созвучен русскому «от Владивостока до Калининграда» и несет тот же смысл. Эту фразу можно встретить и в РК, и в КНДР, причем в самых неожиданных местах — например, на рекламном биллборде, призывающем с обочины северокорейского шоссе прокатиться на шикарном внедорожнике по этому маршруту. (Да, в Северной Корее рекламируются — и продаются — автомобили класса «люкс» производства Pyonghwa Motors, совместного предприятия с участием южнокорейской компании.)

Сосну лидеры полили водой из рек Ханган и Тэдонган, протекающих, соответственно, в Сеуле и Пхеньяне.

Еще одним значимым символическим жестом эксперты называют обмен приглашениями — Мун Чжэ Ин пригласил Ким Чен Ына в Сеул и получил ответное приглашение побывать в Пхеньяне и на горе Пэктусан. В этом приглашении скрыт двойной смысл — Пэктусан является не только колыбелью общенационального мифа, но и краеугольным камнем государственной мифологии КНДР: на склонах этой горы, куда в незапамятные времена спустился сын Владыки Небес Хванун, чтобы основать первое корейское государство, якобы родился и создатель КНДР Ким Ир Сен. Официальная северокорейская печать для описания «династии Кимов» использует специальный термин Пэкту хёльтхон, то есть «кровь горы Пэкту».

Угрозы и надежды

Тем не менее, и участники, и СМИ с удовольствием называют прошедший саммит «историческим». Отчасти это можно объяснить некоторой эйфорией, неизбежной после того, как ситуация вокруг Корейского полуострова достигла небывалого прежде накала в 2016−2017 годах. Успешные испытания водородной бомбы в КНДР в 2016 году и неожиданный для многих успех ее ракетной программы, когда Северная Корея продемонстрировала носители большой дальности, способные доставить ядерный заряд на территорию США, поставили полуостров (по крайней мере, в глазах тех же СМИ) на грань если не ядерной, то вполне полномасштабной обычной войны.

Буддистские монахи в Сеуле молятся за успех саммита корейских лидеров. Фото AP/Scanpix/LETA

При этом в силу различных факторов (прежде всего геополитического характера) война на Корейском полуострове обернулась бы неминуемой катастрофой не только для корейцев с обеих сторон, но и для соседних стран, включая Россию. Любой военный сценарий — даже при применении только «конвенционного оружия» (которым, случись самое страшное, КНДР наверняка не ограничилась бы) — грозил серьезными неприятностями и Японии, и Китаю. Основные же беды выпали бы на долю РК — для причинения Южной Корее серьезнейшего урона Северу вполне хватило бы артиллерии, штатно размещенной к северу от ДМЗ: северокорейские орудия уверенно накрывают часть Сеула первым же залпом.

Так что публичная демонстрация Ким Чен Ыном миролюбия, безусловно, благотворно сказалась на настроениях в регионе. Саммита ожидали со сдержанным оптимизмом, и, в общем, его итоги не могли серьезно разочаровать. Скорее, наоборот — они способны породить очередной приступ завышенных ожиданий. Так, некоторые СМИ уже готовы утверждать, что КНДР и РК подпишут мирный договор до конца этого года. Да, стороны заявили о том, что «на Корейском полуострове больше никогда не будет войны… КНДР и РК прекращают любые враждебные действия в отношении друг друга». Вдобавок Ким Чен Ын по-добрососедски пообещал больше не будить Мун Чжэ Ина запусками ракет по утрам. Но, как отмечает руководитель центра российской стратегии в Азии Института экономики РАН Георгий Толорая, миролюбивые заверения этой декларации во многом повторяют не менее «вегетарианские» заявления предыдущих.

Впервые в истории нога лидера КНДР ступила на землю Южной Кореи, после чего Ким Чен Ын  (слева) перевел Мун Чжэ Ина на территорию Северной. Фото AP/Scanpix/LETA

Дело в том, что и КНДР, и РК уже не способны самостоятельно решать вопросы войны и мира на Корейском полуострове. Строго говоря, они не могут даже подписать и двухстороннее мирное соглашение, которое ознаменовало бы завершение Корейской войны 1950–1953 годов. Хотя бы потому, что одним из полноценных участников этого конфликта был Китай, и без его подписи подобное соглашение было бы не вполне полноценным.

То же касается и денуклеаризации. Ракетно-ядерная программа для КНДР — не просто «запросная позиция» на предстоящем американо-северокорейском саммите, от которого, кстати, ожидать действительно «исторических» и «прорывных» решений можно с несколько большей вероятностью (Андрей Ланьков, авторитетный эксперт по Корее, профессор университета Кунмин, метко назвал межкорейский саммит «разогревом» перед встречей Кима и Трампа). В этом смысле, кстати, встреча корейских лидеров свою задачу выполнила, поддержав благожелательную атмосферу.

Проблемы разоружения

Ядерное оружие вкупе с малозаметными для неспециалистов из-за информационной закрытости страны экономическими преобразованиями составляют основу политического режима сегодняшней КНДР и залог дальнейшего пребывания «крови горы Пэкту» у власти. Статус ядерной державы зафиксирован в Конституции КНДР с 2012 года. А развитие экономики и повышение благосостояния провозглашены главными целями страны на съезде правящей партии КНДР (да, в КНДР не одна политическая партия, а целых три).

Способность молодого северокорейского лидера успешно действовать в обоих направлениях, особенно в условиях жестких международных санкций, также оказалась сюрпризом для многих экспертов. Между тем экономические успехи КНДР, развивающейся по вполне китайскому сценарию (разумеется, с поправкой на национальные особенности —  в стране без особенного шума постепенно складывается частнопредпринимательский капитализм, хотя частная собственность по-прежнему законом запрещена), давно уже перестали быть секретом.

Таким образом, ожидать от КНДР отказа от своего главного политического козыря было бы крайне наивно. Это предмет торга, к которому Северная Корея рассчитывает свести дальнейшие отношения с миром — и прежде всего с США. В этом торге аргументами сторон были и эскалация напряжения, и взбудораживший мировые СМИ обмен оскорбительными «панчами» в духе дворового хип-хопа (интересно, припомнят ли Ким и Трамп друг другу при встрече «рокетмена» и «старого маразматика»). Не стоит обольщаться и заверениями руководителя КНДР о завершении ракетно-ядерной программы и закрытии ядерного полигона Пунгери (недавнее обрушение тоннеля там могло «похоронить» эту программу, а могло и не оказать такого воздействия — это не первое такое обрушение).

Президент Трамп и лидер Северной Кореи Ким Чен Ын не раз заочно обменивались обидными репликами. Фото AP/Scanpix/LETA

Как указывает ведущий научный сотрудник Центра корейских исследований ИДВ РАН Константин Асмолов, «печальный опыт Ирака, Сирии и Ливии подсказывает руководству КНДР, что любые уступки внешнему давлению чреваты неприятностями», а подвисшая судьба ядерной сделки с Ираном только укрепляет уверенность Ким Чен Ына в том, что договариваться о чем-то с США, жертвуя собственной обороноспособностью, не имеет смысла, ибо любые договоренности вполне могут быть пересмотрены в сторону ужесточения без какой-либо компенсации.

Опасная близость

Разумеется, и КНДР, и РК прекрасно понимают, что перспективы урегулирования на полуострове зависят не только от их усилий. Эксперты не зря обращают внимания на беспрецедентную внешнеполитическую активность, предшествовавшую межкорейскому саммиту. Активные контакты по линии разведки велись между КНДР и США еще, вероятно, с конца 2017 года, директор ЦРУ Майк Помпео отправился в Пхеньян буквально накануне своего утверждения Сенатом США на посту Госсекретаря, а в марте 2018 года Ким Чен Ын посетил Китай, заручившись, по всей вероятности, поддержкой руководителя КНР Си Цзиньпина в преддверии саммита.

Госсекретарь США и в недавнем прошлом глава ЦРУ Майк Помпео нанес тайный визит в Пхеньян. Фото AP/Scanpix/LETA

«Корейский фактор» затрагивает интересы слишком многих сторон в регионе, чтобы Север и Юг могли бы договариваться исключительно между собой — будь то проблемы безопасности, вопросы экономического сотрудничества (никакие перспективы взаимного обогащения не позволят РК даже повлиять на санкционный режим, наложенный на КНДР Организацией Объединенных Наций) или даже совместных гуманитарных проектов (впрочем, в этом направлении руки у корейских руководителей связаны не настолько туго).

Парадокс нынешней ситуации в том, что слишком быстрое сближения частей полуострова не выгодно никому, включая самих корейцев. В Южной Корее уже не говорят не только о немедленном объединении страны, но и об актуальности этой задачи в ближайшей перспективе. Не в последнюю очередь это, по мнению К. Асмолова, обусловлено спецификой внутриполитических процессов в самой РК, где «правые консерваторы» и «левые прагматики» спорят о том, поглотит ли Южная Корея Северную, доведенную санкциями до полного коллапса (серьезные эксперты сильно сомневаются в вероятности такого сценария), или две половину полуострова сформируют нечто вроде конфедерации. Между тем, интерес простых южнокорейцев к вопросу объединения постепенно угасает: по данным опроса министерства культуры, спорта и туризма РК, в 2016 году почти треть населения РК не считала объединение обязательным (против всего 17% таковых в 2006 году), а доля тех, чьим «неизменным чаяниям» скорейшее объединение соответствовало бы, составила всего 17%. Причем «среди молодежи эта разница еще больше». 

Северяне же, за последние полтора десятка лет неплохо научившиеся обходить информационную блокаду властей и постепенно открывающие для себя детали жизни к югу от ДМЗ, постепенно отходят от первого информационного шока, и начинают понимать, что объединение может быть окрашено не только в гламурные оттенки «корейской волны» халлю, яркие представители которой украсили собой пхеньянскую сцену в марте этого года, но способно принести такие потрясения в жизнь КНДР, которых патриархальное в основе своей северокорейского общество может и не выдержать.

Усиление Кореи совсем невыгодно Японии. Как отмечает Г. Толорая, «японцы понимают, что „их“ вопросов — проблем с ракетами средней и меньшей дальности и похищений японских граждан — не решит ни замирение полуострова, ни даже потенциальная ядерная договоренность между КНДР и США». Показательно, что единственная демонстрация официального раздражения по поводу саммита была сделана именно Японией — там очень болезненно отреагировали на карту объединенной Кореи, украсившую десерт саммита (на ней спорные острова Лианкур принадлежали, естественно, Корее).

Постепенное снижение напряженности на полуострове в отсутствие решительных шагов к объединению выгодно и Китаю, и России. И там, и там опасаются, что единая Корея окажется «клиентом» США (поскольку первую скрипку в объединении будет играть все-таки Юг, а не Север), а те, безусловно, воспользуются этим, чтобы нарастить свое присутствие (в том числе и военное) в регионе.

Таким образом, оценивать корейский саммит как исторический пока все же преждевременно.  Однако значение его вовсе не исчерпывается безусловно благожелательной и обнадеживающей символикой (значение «политики символов», особенно на Дальнем Востоке, не стоит недооценивать).

Лидерам двух Корей предстоит долгий путь к миру. Фото AP/Scanpix/LETA

Прежде всего сам факт дружелюбной коммуникации представителей государств, которые формально друг друга государствами даже не признают, должен способствовать снижению напряженности. Ведь даже плохая беседа лучше хорошей перестрелки, а беседа, судя по всему, у Ким Чен Ына и Мун Чжэ Ина все же задалась.

Во-вторых, в итоговой декларации все же названы некоторые проблемы, которые РК и КНДР вполне способны решить самостоятельно ко взаимному удовольствию и не без выгоды — это и превращение спорных территорий в Желтом море в зону мира, и прекращение пропагандистского вещания в ДМЗ, и создание совместного коммуникационного центра в Кэсоне, что позволит поддерживать контакты на самом высоком уровне вплоть до высшего.

Так что можно сказать, что «разогрев» перед саммитом США-КНДР в целом удался. Теперь на сцене должны появиться главные фигуры. Ждать осталось недолго — встреча Кима и Трампа предварительно назначена на конец мая-начало июня.

Автор — редактор журнала «Россия в глобальной политике».