Поезд дальше не идёт. Работники московского метро рассказали, как у них проходит «итальянская забастовка»

Независимый профсоюз сотрудников Московского метрополитена объявил, что в столице началась «итальянская забастовка» машинистов. Из-за постоянных переработок они вынуждены брать больничные и не выходить на линию (к 12 августа, по сообщениям профсоюза, было оформлено более 300 больничных листов). Причиной переработок называют кадровый голод, который в настоящее время испытывает метрополитен: сотрудников просто некому заменить. 

Поскольку ни сам профсоюз, ни другие структуры официально не выступают в качестве организаторов «забастовки», трудно определить истинное количество её участников. Одни источники утверждают, что больничные листы взяли 37 машинистов, другие — что 100 или даже 500. 

Помимо кадрового голода метрополитен испытывает и другие проблемы. Так, в конце июля на платформе Change.org появилась петиция с требованием к мэру Москвы повысить зарплату машинистам метро. Под ней поставили подписи 30 000 человек, что говорит о несомненной поддержке этой акции протеста.

Руководство ГУП «Московский метрополитен» отрицает какие бы то ни было стихийные или организованные воспрепятствования работе метро. Информацию о «скрытой забастовке» пресс-служба метрополитена назвала «фейком». Официальный же профсоюз утверждает, что в столичном метро соблюдаются все требования законодательстве о труде, а перед сотрудниками полностью исполняются социальные обязательства.

«Спектру» удалось пообщаться с двумя работниками Московского метрополитена, которые много лет выходят на работу в часы, когда большая часть горожан спит. Редакция изменила имена собеседников по их просьбе. Несмотря на то что оба в «итальянской забастовке» не участвуют, они подтвердили, что она идет, а также рассказали, что условия труда работников метро ухудшаются с каждым годом.

«Знания есть, а денег нет»

Пётр, сотрудник Московского метрополитена с 15-летним стажем

— Вы можете подтвердить, что сейчас действительно идёт «итальянская забастовка» машинистов Московского метрополитена?

—  Да, это не выдумки. Я знаю людей, которые это дело делают. Независимый профсоюз всё освещает. Это не новый приём. Он применялся и в предыдущие годы, но не так массово. Сейчас в забастовке принимают участие около 500 человек. В каждом депо (сегодня их двадцать в метрополитене) работают порядка 2000 человек. Из них машинистов — две-три сотни. Остальные — обслуживающий персонал. Получается, что процент участников в «итальянке» небольшой, но есть прецедент. По закону люди на транспорте, как и в ряде других отраслей, вообще бастовать не имеют права. За организацию таких мероприятий полагается уголовное преследование.

«Итальянка» у нас [в метро] — метод действенный, но она должна быть массовой и чётко организованной. Если из 100 человек это только «Вася» и «Петя», то это бестолково, а если хотя бы два-три десятка из 100 сотрудников, то уже неплохо.

— С помощью «итальянских забастовок» люди уже чего-то добивались?

— Да. Лет пять-шесть назад те же самые машинисты и те, кто к ним присоединился, не допустили попыток «откусить» от коллективного договора «тринадцатую» зарплату и бесплатный проезд. В метрополитене неоднократно возникали внутренние конфликты. Шла борьба актива профсоюза и отдельных граждан с беспределом руководства. Сотрудники ставили начальство перед фактом, что если не будут выполнены их требования, то они придут на рабочие места, но никуда не поедут, потому что нет положенных условий труда, а вы поедете потом к Собянину, в суд или куда-нибудь ещё. Конечно, не всего удавалось добиться. Руководство сопротивляется, но результаты были.

Была знаменитая забастовка 28 апреля 2008 года на РЖД, организованная двумя депо Московской железной дороги. Покойный её начальник Николай Старостенко тогда выпустил приказ о поощрении сотрудников за успехи в работе. А его ближайшие подчиненные стали использовать этот документ для поощрения исключительно своих приближённых.

Инициатором забастовки выступил независимый Российский профсоюз локомотивных бригад железнодорожников. В тот день до обеда половина Московской дороги встала, потому что машинисты никуда не поехали. Их тогда поддерживали и другие сотрудники РЖД. Некоторые это сделали, потому что не смогли доехать до работы, так как электрички не ходили.

За последние полтора года, по понятным причинам, законодательство ужесточилось. Сейчас отстаивание трудовых прав уже может рассматриваться как диверсия или вредительство. Есть такие нездоровые нотки. Людей, которые пытаются добиться выполнения трудового законодательства, пытаются представить чуть ли не «врагами народа».

— Независимый профсоюз называет причиной забастовки отказ руководства оплачивать переработки. Это действительно острая проблема?

— Да, конечно. Проходят так называемые реорганизации, когда ставки ликвидируют и заставляют людей работать «за себя и за того парня». Раньше, при бывшем начальнике метрополитена Дмитрии Гаеве платили за расширенную зону обслуживания: если человек на больничном, то тем, кто его замещал, это тоже оплачивали. Чем выше был ранг заболевшего, тем больше бригада получала. Некоторые даже пользовались этим. Было выгодно, когда человек с большим стажем посидит на больничном пару недель, а бригада потом получит премию. В последние годы всё это сошло на нет. Начали срезать всё что можно.

Нас, например, «кинули» с ковидными выплатами. Начальник метрополитена Виктор Козловский в начале пандемии распорядился заплатить деньги всем, кто тогда работал, то есть тем, кто подвергал своё здоровье дополнительной опасности, находясь в людных местах.

Подчинённые Козловского просто не выполнили это указание. Они опять-таки близлежащему кругу деньги раздали, даже тем, кто сидел дома на «удалёнке», а работяг просто тупо «кинули», и всё.

— Переработки возникают из-за нехватки кадров?

— В том числе. Людей не хватает. Причём во всех службах. Не только машинистов. Основная причина — тяжёлые условия туда. У нас же сетка «горячая», как у работников полиции, но у них специфика немножко другая, а у нас, соответственно, шум, свет, вибрация, электричество, тяжести, много всяких «удовольствий». Всё сейчас даже не вспомню.

С безопасностью труда всегда было плохо, а сейчас стало ещё хуже. Мы с коллегами думали, что в последние годы достигли определённого дна, но пробили его. Буквально недавно человек трое суток находился на работе и упал под поезд поздно вечером. Сперва его током поджарило в 825 вольт, а сверху ещё поезд наехал. 28 лет человеку. Осталось двое детей без отца. И это начальник 11-й дистанции службы пути — старший командный состав. Что уж говорить о рабочих…

Даже таких сотрудников начальство ни во что не ставит. Я сам много раз участвовал в подобных «марафонах». Уезжаешь на смену, а когда вернёшься — неизвестно. Есть такое понятие, как «ненормированный рабочий день». У нас это рабочая смена, которая заканчивается по устранении определённых недостатков. Если они серьёзные, то можно по нескольку суток с работы просто не вылезать.

Правда, у нас из-за таких условий труда есть возможность выходить пораньше на производственную пенсию, но по возрасту можно и не дожить. Многие не доживают. Кто успевает отработать положенный срок, тот просто уходит на пенсию. Таких тоже хватает. Медкомиссия срезает людей по здоровью. Особенно в последние годы очень много моих коллег лишились таким образом работы.

После 24 февраля 2022 года поредели кадры. Были у нас те, кто добровольно ушёл. Были те, кого забрали насильно повестками. Коллектив и так не богат кадрами, а это его ещё сильнее ослабило.

— А бронь вам разве не положена?

— Бронь действует на предприятии — порядка 20%, если не ошибаюсь. Если у вас пять зданий на проспекте Мира (там находится «главк» ГУП «Московский метрополитен». — Ред.) заполнены родственниками, знакомыми, друзьями и теми, с кем они спят, то бронь скорее получат они, чем люди, которые регулярно в тоннелях напрягают свои мозги и руки, чтобы всё работало. То есть по большей части забронирован высший командный состав. Обычные машинисты в эти 20% не попадают, не говоря уж о работягах.

— Как организована работа сотрудников метро, которые ходят на работу не в головной офис?   

— У нас трудятся порядка 60 000 человек. Это только официальное количество. Поскольку процесс не должен прерываться («умные люди» его даже на Новый год решили не останавливать), всё посменно происходит.

У машинистов нет конкретных дней работы — для них есть ежемесячная норма выработки часов. Остальные работяги, как правило, должны отработать 30 ночных часов (смена шестичасовая). График у них тоже плавающий: обычно с полуночи до шести утра. Это так называемое «ночное технологическое окно». В это время идут основные работы по эксплуатации, проверке оборудования, замене каких-то элементов и т. д. После пяти утра на рабочих местах могут оставаться только те, кто имеет на это право в случае каких-то экстренных работ. В 5.30 на контактные рельсы подают напряжение:  работников в тоннелях на путях быть не должно.

Дежурный по станции, который управляет всем в процессе движения, работает по графику: день, ночь и выходной на сон. Вот такой цикл.

— Сколько получают машинисты и другие, как вы говорите, «работяги»?

— Если посмотреть на объявления о приеме на работу, в них называется сумма до 120 000 рублей. Но надо понимать, что, если ты пришёл с улицы без образования, тебе сразу платить такие деньги, конечно, не будут. Опытный машинист действительно получает приличные, даже по меркам Москвы, деньги — больше 100 000 рублей. Но у него бешеный график, большая ответственность, очень сильные нагрузки на организм, и вообще страдает здоровье.

У машинистов есть определённая «классность». Классные специалисты — это мастера, бригадиры, дежурные. Раньше за неё доплачивали, люди за свои знания получали деньги. Сейчас знания есть, а денег нет.  

Средняя зарплата у работяг где-то 70 000–80 000 рублей на руки. Есть определённые льготы: компенсация проезда от дома до работы, если человек живёт в Подмосковье, выплаты за выслугу лет и «тринадцатая» зарплата. Она по коллективному договору полагается, но договор действует до конца года. Что будет дальше — неясно.

Что касается высшего «командного» состава, который тусуется на проспекте Мира, то их три-четыре года назад посадили на контракты. Там работают люди, которые относятся ко всему происходящему более чем лояльно. В противном случае человек там не задерживается. 

«Работать некому — к нам мало кто идёт» 

Александр, сотрудник Московского метрополитена с 11-летним стажем

— Чем вы занимаетесь в московском метрополитене?

— Я работаю в одной из служб по организации перевозки пассажиров. График работы у меня обычно такой: с 8 до 20 часов, а на следующий день заступаю в восемь вечера — и на работе до восьми утра. Затем выходной, чтобы отоспаться, и снова на смену. Бывают случаи, что могут вызвать и в выходной, потому что кто-то заболел.  Дополнительные деньги за это не платят. Компенсируют выходными.

— Как выглядит ваша нагрузка?

— Я должен отработать примерно 135 часов в месяц. В среднем где-то так и получается, но я никогда точно не считал, сколько провожу времени внизу, — явно больше, чем положено. Хотя это не самый плохой вариант — например, есть у нас дежурные по станциям, у них с мая месяца до сих пор вообще нет выходных. Мне один знакомый показал их график работы, который начальство утвердило. Там «отсыпного выходного» нет вообще. Работать некому. Мало кто идёт к нам. И многим на линиях приходится работать по такому графику.

— Дежурным по станциям компенсируют такие переработки?

— Им за это платят деньги. Не так, как нам. Правда, доплачивают немного. Но дежурные по станциям считают, что метрополитен их обманывает. Не совпадают те суммы, которые люди получают, с теми, что должны получить по их прикидкам. В результате многие пытаются брать больничные, чтобы не работать по такому графику. Та самая «итальянская забастовка», о которой сейчас говорят.

— Вы в ней принимаете участие?

— Нет. Я о ней только читал. Из моих знакомых коллег к ней пока никто не присоединился.

— Вы сказали, что дежурным компенсируют переработки. Сколько они получают «на руки»?

— Это зависит от классности. Примерно от 55 000 до 65 000 рублей. У меня зарплата ещё меньше, примерно на 10 000. При этом цены вокруг всё время растут, а ежегодная прибавка к зарплате мизерная. Просто смешно — 1%!

— А вы и коллеги не обсуждали с руководством вопрос о повышении зарплаты?   

— Я не обсуждал. Один дежурный по станции рассказывал, что жаловался начальнику на график работы и размер оплаты, а тот говорит, что не может ничего поделать. Людей нет. Бывают случаи, когда сам начальник станции выходит в качестве дежурного на смену.

На днях уборщица станции сказала, что их штат хотят сократить вдвое. Сейчас станцию убирают два человека в смену, а будет один. График у них такой же, как у меня. 

Сейчас все говорят о том, что у нас хотят забрать «тринадцатую» зарплату и выплаты за выслугу лет. Дело в том, что если ты сейчас пять лет отработал, то зарплаты повышают. Ещё пять лет — опять повышение.

Неприятно ещё, что наши начальники, которые спускаются под землю от силы пару раз в год, выходят на пенсию вместе с работниками, которые чуть ли не каждую ночь проводят в тоннелях...

И ещё один штрих. Коллеги, которые в силу своих обязанностей вынуждены заниматься бумажной работой, покупают канцелярские принадлежности за свой счёт. Раньше была такая статья расходов, а теперь всё за счет сотрудников.

— В метрополитене действуют сразу два профсоюза — официальный и независимый. Вы состоите в каком-то из них?

— Да, в обоих. В официальный нас просто заставляют вступать, потому что он есть. Только он ничего не делает. Максимум на Новый год детские подарки выдаёт. И всё.

Независимый профсоюз помогает машинистам и другим сотрудникам метрополитена защищать свои права. Например, он добился восстановления на работе нескольких десятков человек, когда  их уволили из-за того, что они поддержали Алексея Навального. Это было несколько лет назад.

— С вами работают коллеги, которые тоже состоят в независимом профсоюзе?

— Да, есть такие. И это не единицы.

— Учитывая всё происходящее, вы продолжите работать на метрополитене или будете искать альтернативу?

— Поработаю ещё в метрополитене, а там будет видно. Пока не задумывался.