С 90-х годов прошлого века, после кардинального изменения мировой карты, среди политологов было принято рассуждать о глобализации. Собственно, ею и объяснялось крушение советского блока, не выдержавшего конкуренции с новыми экономическими, политическими и общественными стандартами. Глобализация описывалась как процесс всеобщей интеграции и унификации.

Однако еще в 1992 году британский социолог Роланд Робертсон обратил внимание на чрезмерную односторонность такого определения. По его мнению, увеличение мобильности всевозможных мировых потоков (финансовых, информационных, человеческих и т.д.), т.е. все то, что и понимается под глобализацией, возможно только при возрастании локальной дифференциации. Заинтересованный обмен происходит только между различными субъектами — а будучи унифицированными, они теряют этот взаимный интерес.  

Робертсон полагает, что процессы глобализации и локализации являются диалектически взаимосвязанными. Для объяснения этого синтеза он предложил интересный неологизм — глокализация, который с тех пор уже занял свое место в политологических словарях. Но до недавнего времени ему все еще не придавали большого значения…

«Европа ста флагов»

Иллюстрацией теории Робертсона стало возникновение ЕС. Параллельно с формированием общеевропейских институтов росло также и политическое значение регионов. Совет Европы принял Хартию местного самоуправления, а затем Ассамблея регионов Европы — Декларацию о регионализме. 

Прежние национальные государства оказались словно между молотом и наковальней — наднациональными (общеевропейскими) и субнациональными (региональными) структурами, которые стали взаимодействовать напрямую, минуя прежние национальные бюрократии. Возник и даже прошел в Европарламент «Европейский свободный альянс» — блок региональных партий различных стран.

Важно заметить, что новый европейский регионализм невозможно отождествлять с сепаратизмом прошлых эпох. Партии и движения, выступающие за повышение своего регионального самоуправления, вовсе не стремятся к выходу из ЕС — как нового политического формата, но напротив, часто даже настаивают на углублении общеевропейской интеграции. «Сепаратистскими» они могут выглядеть лишь с точки зрения столиц бывших империй (Лондона, Парижа, Мадрида и т.д.)

Некоторые теоретики евроинтеграции еще в 1960-е годы выдвигали красивую идею «Европы ста флагов», при которой главными политическими субъектами должны стать не прежние национальные государства с их историческими противоречиями и громоздкими бюрократиями, но небольшие регионы, максимально приближенные к гражданам. И сегодня мы наблюдаем частичное воплощение этой мечты…

Любопытно, что даже «столицы» ЕС — Брюссель и Страсбург — одновременно являются центрами активных регионалистских движений — фламандского и эльзасского.

Бурный 2014-й

Историки иногда говорят, что ХХ век в действительности начался в 1914 году. Возможно, будущие историки скажут, что и XXI-й начался в 2014-м. Поскольку именно в текущем году регионалистские события покатились как снежный ком…

С начала года в мировых СМИ широко обсуждался референдум в Шотландии. К чести британских властей надо заметить, что они не чинили никаких юридических препятствий для самоопределения этого региона. Борьба свелась к столкновению аргументов — и на этот раз сторонники политического единства Великобритании оказались убедительнее. 

Однако само по себе это единство сегодня стремительно трансформируется — Лондон был вынужден передать существенные политические и экономические полномочия Шотландии. По оценкам некоторых экспертов, нынешняя Великобритания все более начинает напоминать федерацию. Так что сторонники шотландского самоуправления выигрывают в любом случае.  

Не менее (если не более) активные выступления за независимость идут в Каталонии. И хотя испанское правительство запрещает каталонцам устраивать референдум аналогичный шотландскому, местные власти все равно намерены провести его в форме опроса в ноябре текущего года. Пусть он не будет иметь официального статуса, но явно покажет доминирование регионалистов. Впрочем, это уже и без того наглядно демонстрируют ежегодные миллионные демонстрации в Барселоне.

Если Испания хочет сохраниться как единое государство, ей придется перейти с языка запретов к политике децентрализации, предоставляющей регионам максимальные полномочия. Запреты и репрессии вызывают только обратную реакцию, подхлестывая сепаратистские настроения. В современной ситуации регионы можно лишь заинтересовывать в сохранении общего политического пространства. И это относится не только к Испании, а становится уже, пожалуй, универсальным правилом. 

Недавние события в Гонконге показали, что пренебрежение демократическими правами граждан ведет к массовым протестным выступлениям. Трактовать гонконгские выступления как регионалистские позволяет тот факт, что этот город добивается своего политического самоуправления. В 1997 году эта британская колониальная территория была передана в состав КНР с условием ее автономии. Однако впоследствии китайские власти решили унифицировать ее законодательство с собственным, ограничив выборы мэра узким кругом послушных Пекину кандидатов. А гонконгские активисты добиваются прямых и свободных выборов. При этом они вовсе не хотят возвращения в статус британской колонии, когда этих выборов также не было.

В случае Гонконга показателен и тот факт, что этническое родство (его населяют преимущественно китайцы) далеко не совпадает с национальным. Очевидно, что однопартийный Китай и либеральный Гонконг — это две различные политические нации.      

Кстати, на этом основании некоторые мировые аналитики утверждают, что ныне происходит кризис национального государства как такового. Известный японский специалист по стратегическому менеджменту Кеничи Омаэ еще в 1995 году издал книгу с говорящим названием «Конец национальных государств, подъем региональных экономик». В ней он называет национальные государства «динозаврами сегодняшнего дня» и утверждает, что они утратили роль организаторов современной экономики, которая уже давно превосходит границы. Субъектами текущей политики, по мнению Омаэ, становятся глобальные корпорации и регионы различных стран, которые налаживают между собой взаимодействие напрямую, стремясь минимизировать вмешательство государственных чиновников. Именно поэтому регионы так настойчиво отстаивают свое самоуправление. 

Такая картина наглядно соответствует нынешнему динамичному развитию Азиатско-Тихоокеанского региона, в котором гонконгские корпорации играют одну из ведущих ролей. Утрата этой специфики Гонконга, его полное поглощение континентальным Китаем означали бы исторический регресс. Однако Омаэ более оптимистичен и предвидит, наоборот, превращение самого Китая в «сеть Гонконгов».

Борьба регионов за самоуправление происходит глобально и затрагивает даже небольшие страны. Так, на недавно состоявшихся в Латвии парламентских выборах новая партия «Объединение Регионов Латвии» впервые вошла в Сейм, завоевав около 7% голосов. 

Украина: регионалисты после «регионалов»

С начала текущего года, особенно после победы киевского Майдана, бурные регионалистские события развернулись в Украине. Сегодня Республика Крым, а также многие районы Донбасса фактически вышли из украинской юрисдикции.

Разумеется, без участия России эти события вряд ли бы произошли. Однако если исследовать более глубокие причины произошедшего, их можно обнаружить в жестко унитаристской и централистской политике украинского руководства последних лет, реакцией на которую и стало стремление регионов к отделению.

Эту точку зрения разделяет и из популярных украинских политиков — мэр Львова и лидер Объединение «Самопомощь» Андрей Садовый: «На протяжении последних 8 лет полномочия местного самоуправления уменьшили на 60%. Наше государство стало слабее. И враг этим воспользовался. Политики всегда пытались забрать полномочия у городов и сел. Власть и финансы необходимо передать территориальным общинам. И тогда Украина будет сильной».

В последние годы Украиной управляла «Партия регионов» — политическая сила, весьма слабо соответствовавшая своему названию, если не полностью противоречащая ему. «Регионалы» пришли к власти под лозунгами повышения регионального самоуправления, но вместо своих обещаний построили централизованную олигархически-коррупционную систему. 

В Крыму, например, за весь период украинской независимости были сильны пророссийские настроения. Их можно было смягчить, если бы киевская власть учитывала этнокультурную специфику этой республики и направляла крупные инвестиции на ее развитие. Однако этого не происходило — что и сделало Крым легкой жертвой российской пропаганды, пообещавшей его жителям «золотые горы» в случае выхода из Украины и присоединения к России. Сегодня, после проваленного курортного сезона и роста экономических проблем (практически всю пресную воду и электричество, а также большую часть продовольствия Крым получал из материковой Украины), ко многим крымчанам приходит запоздалое отрезвление…

Перед октябрьскими выборами в Верховную раду растущую популярность (судя по опросам в интернете) обретает именно Объединение «Самопомощь» Андрея Садового. Эта партия выступает за решительную децентрализацию Украины, передачу массы полномочий из центра на уровень областей, городов и районных общин (громад). Регионализм «Самопомощи» ничуть не противоречит государственному единству Украины, но предлагает строить это единство на иных основаниях — не указами из центра, но укреплением прямых межрегиональных связей. 

Остров Россия

Россия же, с точки зрения мировых регионалистских процессов, выглядит каким-то «затерянным островом». Несмотря на то, что страна официально называется федерацией, о полноценном федерализме здесь давно уже забыли. И он даже может преследоваться — как произошло это с участниками августовского сибирского «марша за федерализацию». Они не выдвигали никаких сепаратистских лозунгов, требуя лишь повышения регионального самоуправления. Однако был запрещен и сам марш, и даже упоминания в СМИ о нем!

Российская власть любит обвинять другие страны в политике «двойных стандартов», однако в вопросе о федерализме нагляднейшим образом демонстрирует эту самую политику. Например, от Украины требуют «федерализации», но в самой России разговоры о региональном самоуправлении уже чреваты попаданием под новый «закон о сепаратизме». 

Естественные для европейских стран региональные партии в России запрещены. Губернаторы вроде бы вновь избираются, но по «китайской» модели — из узкого круга назначенных сверху кандидатов. Набирает темпы изоляция от развитого мира — не только экономическая и политическая, но и мировоззренческая. 

Медведевские сказки о «модернизации» давно забыты — сегодня удержание (а то и расширение) империи превратилось для российской власти в самоцель. Причем не только для власти — даже либеральная оппозиция зачастую несет в себе централистско-имперские стереотипы. В этих условиях любой следующий президент станет лишь «следующим Путиным»… 

Если продолжить параллель с событиями вековой давности, можно вспомнить, что в те годы социализм был глобальным трендом. Однако царское руководство опасалось его даже в облике мирной парламентской социал-демократии, характерной для европейских стран. Но в итоге социализм в России все же победил — только уже в облике революционного большевизма. 

Сегодня похожим глобальным трендом выглядит регионализм. И вновь российское руководство опасается любых его проявлений, даже самых лояльных и конструктивных. Ожидать ли аналогичного исторического финала?