Выразительные взгляды Мишель Обамы на инаугурации стали едва ли не последним событием, которое привлекло внимание СМИ к уходящей президентской чете. Что же дальше ждет первого темнокожего главу Белого Дома?

Прежде чем ответить на этот вопрос, обратимся к другому факту, также привлекшему внимание — почему на последних президентских выборах в Америке обоим кандидатам было под семьдесят? Иные обозреватели возмущались данным обстоятельством, мол, отчего динамичную и молодую страну претендуют возглавить только два пожилых человека? Где молодые и рьяные?

Конечно, можно считать Трампа и Клинтон ответом на условную молодость Обамы (на момент избрания ему было 47 лет), которая успела приесться. Но, с другой стороны, их возраст (возраст мудрости, между прочим) засвидетельствовал одну часто упускаемую из вида особенность американской жизни — в Соединенных Штатах бывшие президенты не играют практически никакой роли в политике.

Поэтому в Америке нет смысла избираться президентом в молодом возрасте. Идеально — как Трамп или Рейган — семидесятилетними. Почему? Возьмем, к примеру, Билла Клинтона. В пятьдесят четыре года он покинул Белый  Дом, и что его ждало? Непонятно чем занимается, состоит при жене — и то, без особого толка, как выяснилось.

 Что же ждет Барака Обаму? Ему пятьдесят пять — еще жить да жить. Достижения американской медицины потрясающие — долгожительство тамошних президентов лучшее тому свидетельство: Рейган и Форд дожили до девяносто трех лет, а Буш-старший и Картер и сейчас в этом возрасте живы.

 И чем же он будет заниматься после восьми лет в Белом Доме, побывав самым могущественным человеком мира? Каждую минуту как президент он привык быть востребованным, нужным и Путину и Си Цзиньпину, и всем сенаторам и конгрессменам; новости из Белого Дома ловили и репортеры светских хроник, и политические активисты; его обращений ждали и на Нью-Йоркской бирже, и в Голливуде. Обама не принадлежал самому себе, его  каждая минута была расписана и наполнена важным содержанием. И вряд ли тот груз являлся для него таким уж тягостным — не зря же он сам рвался в Вашингтон.

Барак Обама снялся в ироничном видеоролике о его поисках занятия после окончания второго президентского срока

Переход от такого ритма жизни к существованию отставника — тяжелый удар по психике. Одно дело доживать свои годы, уйдя из Белого Дома, уже стариком лет под восемьдесят, другое дело — в пятьдесят пять, и томится от невостребованности. Игры с детьми и внуками, фандрайзинг в пользу голодающих в Африке, вряд ли может требовать от бывшего лидера супердержавы напряжения всех сил, поэтому ощущение человека, оставшегося «не у дел» для полного сил экс-президента можно считать почти неизбежным.

Американская политическая система отличается отсутствием привязки к личности, более того, сильных лидеров там опасаются, как бы это парадоксально ни звучало. Первого президента — Джорджа Вашингтона —превозносили в том числе за то, что он добровольно после двух сроков, ушел на покой, в частную жизнь в своем поместье. Его сравнивали с римским диктатором Цинциннатом, который дважды спас страну, беря в руки всю власть, но сразу же после этого возвращавшего ее народу. 

Рузвельт же, который наперекор традиции, установленной Вашингтоном, в условиях Второй мировой войны, избрался в третий и четвертый раз, хоть и почитается в ряду наиболее успешных президентов, но именно вскоре после его смерти была предложена и принята поправка в Конституцию, ограничившая возможность находиться в Белом Доме двумя сроками. Национальная особенность американцев — панический страх перед узурпацией власти, и потому предусмотрены множество сдержек и противовесов, формальных и неформальных.

В отличии от других стран, бывший президент в США не может играть весомой политической роли, из-за кулис направлять ход государственных дел или хоть как-то влиять на решения в Вашингтоне. Да, разумеется, он сохраняет определенный авторитет для своих однопартийцев, с ним могут советоваться  — но не более того. С учетом того, что уходящий президент не способен даже выдвигать преемника (Буш не предлагал Маккейна, или Обама — Клинтон, они сами добились права выдвижения в упорной борьбе), говорить о сколь-нибудь крупном значении  отставников не приходится.

 Поэтому феномен Черчилля и Де Голля — когда лидер нации, проиграв на выборах или в межпартийных разбирательствах, уходит, но затем возвращается, и, таким образом, влияет на общественно-политические процессы долгие десятилетия, в США неизвестен. Политика там, в определенном смысле, безлика. Будущий президент выдвигается совсем незадолго до выборов (кто слышал об Обаме в 2006, или кто думал о Трампе-кандидате в 2014?), лидера оппозиции в европейском смысле слова (как человека готового завтра же сменить со своей командой нынешнюю власть) не существует. 

AP Photo/Scanpix

Окончание правления для президента США означает полный и бесповоротный конец политической карьеры. Лишь в позапрошлом веке был прецедент с Гровером Кливлендом, который, проиграв выборы после первого срока (и то, как и в случае с Хиллари Клинтон, набрав голосов больше, чем соперник), вернулся в Белый Дом через четыре года. Но в данном случае речь шла именно о перерыве между двумя сроками. Сегодня же, с учетом изменившейся реальности, если президент проигрывает после четырех лет правления, шансов на возврат в Белый Дом он не имеет. 

Правда, в начале прошлого века случился еще один примечательный эпизод в американской политике, когда экс-президент Уильям Тафт через восемь лет после окончания своего единственного срока, был назначен председателем Верховного суда, и своей работой в этой должности он гордился больше чем в Белом Доме. Но это, опять-таки, лишь одно из немногих исключений.

Разумеется, Обама не впадет в депрессию. Конечно, он создаст свою библиотеку — как и его предшественники, конечно, будет читать лекции, писать мемуары, выступать посредником в международных конфликтах, — как говорят французы, noblesse oblige. Но, конечно, это все будет уже не то. Обама стал главой государства в сорок семь лет — как и Владимир Путин, который на покой не собирается. И различие их политических и житейских биографий — яркий символ различия двух политических систем.