Март оказался богат на юбилейные даты. В начале месяца первый и последний президент СССР Михаил Горбачев отметил свое 85-летие. 17 марта исполнилось четверть века с даты референдума о сохранении СССР. Наконец, 31 марта — 24 года тому, как в России был подписан Федеративный договор. Может быть, дата не совсем круглая, но она успешно дополняет другие мартовские годовщины.

Если дать самую краткую фабулу политических реформ эпохи Перестройки, ее можно выразить формулой: попытка создания договорного государства. Показательно, что в 1990−91 годах. Горбачев обсуждал устройство возможного будущего Союза не с членами Политбюро ЦК КПСС, а с избранными президентами союзных республик. Это был принципиально иной политический формат, небывалый ранее в СССР.

Проект Союзного договора, рассматривавшийся после августа 1991 года, вообще предусматривал его превращение в конфедерацию. Остается лишь предполагать, какие  колоссальные изменения в общественно-политическом сознании это должно было повлечь за собой, если бы этот конфедеративный проект реализовался. Во всяком случае, наблюдаемая ныне имперская реставрация выглядела бы решительно невозможной.

Конечно, после январских событий 1991 года Балтийские республики вовсе не желали слышать ни о каком «новом Союзе». Но вместе с тем, в том же январе в Крыму состоялся референдум, где его жители проголосовали за придание полуострову статуса самостоятельной союзной республики. Если бы Крым тогда действительно стал суверенным государством, никакая российско-украинская война за обладание им была бы немыслимой.

СССР образца 1990 года парадоксальным образом был более демократическим государством, чем нынешняя России. Тогда состоялись первые свободные выборы, свободные в том числе и от последующих политтехнологий, и в политику реально пришло первое посткоммунистическое поколение. Но главное, что отличает тогдашний Союз от сегодняшней РФ — это проективное сознание. Тогда действительно хотели построить новую страну. Это резко контрастирует с доминирующим в сегодняшней России консервативно-реставрационистским сознанием, «духовными скрепами» и т.п.

Распад СССР в декабре 1991 года, на первый взгляд, выглядел прогрессивным событием, выходом из затянувшегося (не)подписания нового Союзного договора. Однако, оценивая эту ситуацию с позиций минувшей четверти века, приходишь к странным и неожиданным выводам. Это был не «конец тоталитарной империи», как тогда казалось, но как раз наоборот — тогда, как оказалось, и было заложено начало будущей новой имперской эволюции. Побежден и отвергнут был не «совок» (он потом успешно возродился), но демократический проект договорного государства.

Договорность еще некоторое время сохранялась в политической практике. Например, в марте 1992 года Ельцин предложил свободно избранным руководителям российских регионов подписать Федеративный договор. Однако уже сам этот документ был весьма далек от принципов подлинного федерализма. Во-первых, он устанавливал неравноправие субъектов федерации — суверенные республики в составе РФ наделялись значительно большими правами и полномочиями, чем области и края. 

Во-вторых, договор подписывался не между субъектами федерации напрямую, но между субъектами, с одной стороны, и «федеральным центром», с другой. Это решительно противоречило истории формирования известных мировых федераций. Например, ранние американские штаты сначала договорились между собой и затем избрали федеральное правительство. В России же «центр» заявил о себе явочным порядком, сразу возложив на себя властные полномочия. По сути, это был не договор субъектов федерации, но контракт метрополии и колоний. 

Это выглядело даже несколько фарсово: в 1990−91 годах Ельцин громко критиковал горбачевский «центр», но, избавившись от него, сам воспроизвел гораздо более жесткий централизм. Пропагандистские фразы вроде «берите столько суверенитета, сколько сможете проглотить», были быстро забыты. Из Конституции 1993 года были вообще убраны упоминания о суверенитете российских республик, и уже в следующем году началась первая чеченская война с целью «восстановления конституционного порядка», хотя за эту Конституцию Чечня не голосовала.

Дальнейшая эволюция российской политической системы характеризовалась неуклонным ростом централизации, пока не оформилась в известную «вертикаль власти». Модель договорного государства в этих условиях в принципе невозможна. О чем договариваться президенту с губернаторами, которых он сам фактически назначает?

Несмотря на заклинания о «стабильности», на деле эта имперско-централистская модель для федеративного государства исторически нестабильна. Она полностью зависит от личного фактора — политического самочувствия высших лиц. В реальных федерациях субъекты объединены не только и не столько «вертикалью», сколько прямыми «горизонтальными» связями между собой. Это и обеспечивает их устойчивость, несмотря ни на какие политические метаморфозы в столице. В сегодняшней же России межрегиональные связи практически отсутствуют или осуществляются вновь «через центр», требуя множества согласований с московскими чиновниками.     

Сегодня субъекты РФ не обладают политической субъектностью. Свободных губернаторских выборов фактически нет — кандидаты выдвигаются федеральными политическими партиями и должны пройти такое количество «фильтров», что победа какого-нибудь оппозиционного политика выглядит почти невероятной. Региональные политические партии, свободно действующие в других федеративных и даже унитарных государствах (например, во Франции), выступающие голосом местных сообществ и избирающиеся на региональных выборах, в России запрещены. А без них все региональные законодательные собрания являются лишь уменьшенными клонами Госдумы.

На недавнем Форуме свободной России в Вильнюсе неожиданно большую популярность получила секция по регионализму. Первоначально она не была запланирована, но все же проведена по просьбам участников из различных регионов. Это показывает, что тема регионализма и федерализма становится все более актуальной для оппозиции. Многим уже ясно, что только московскими событиями (пусть даже созывом в столице Учредительного собрания, как предлагает Гарри Каспаров) федеральная политика не может и не должна исчерпываться. России жизненно необходимы свободные выборы региональных властей и последующее заключение нового, равноправного Федеративного договора. В противном случае неизбежные исторические перемены, как уже неоднократно случалось, окажутся лишь новым циклом распада.