Лена Дубровнер родилась в Украине, выросла в Нижнем Тагиле, 23 года назад переехала в Израиль. В 2006 году, во время Второй ливанской войны, она организовала движение «Самооборона», которое занималось вывозом людей из-под бомбёжек, а тем, кто остался, волонтёры развозили гуманитарную помощь. После войны Лена занималась помощью раненым солдатам, людям старшего возраста и матерям-одиночкам. Спустя 15 лет переключилась на украинских беженцев. Корреспондентка «Спектра» провела один вечер с Леной и с людьми, которые к ней приходят.   

Хозяйка дома

 В просторной гостиной — несколько столов, на них груды детской и взрослой одежды, рюкзаки, сумки. Из-за мешков с игрушками выглядывает детская коляска. В залежах вещей на кресле спит кот. 

Лена Дубровнер, громкоголосая, деятельная хозяйка дома, лихо перемещается между столами. Поток людей в её квартире не иссякает. Женщинам, которые переодеваются прямо здесь, Лена раздаёт футболки и платья, других предлагает накормить, с третьими перешучивается, то и дело переходя на «суржик».

«Когда приходите ко мне в гости, не стучите и не звоните в двери. Попросту открывайте двери и заходите», — пишет Лена у себя в  Facebook. И действительно: дверь в её квартиру никогда не закрывается.    

— Ты представляешь себе, когда каждый день 200 звонков в дверь? — разводит она руками. 

В основном Лена помогает тем, кто приехал в Израиль, не имея возможности получить гражданство. 

— 24 февраля [2022 года] меня разбудила дочка: «Мама, вставай, там Киев бомбят», — вспоминает она. — Мы с мужем сутки молчали. А на следующий день я шла по городу, остановилась и начала выть в голос. Через четыре дня муж проснулся с клоком седых волос, он же киевлянин, приехал сюда [в Израиль] лет 30 назад. Я знаю, что такое войны в Израиле, но войны тут и там — разные вещи. У меня в доме бомбоубежище, там ни один звук не проходит, стены толстые, есть туалет, два выхода — на случай, если завалит здание… а там же [в Украине] ад, там прятаться негде. Я не понимала, что делать, пошла к своему психологу, и он сказал: «Лен, в стороне ты не будешь, так что начинай командовать».  

Лена Дубровнер. Фото Марина-Майя Говзман/Spektr. Press

«Скажи ей, что резать вены плохо»

Лена не впервые занимается волонтёрством. Во время Второй ливанской войны в 2006 году волонтёры организованного ею движения «Самооборона» вывозили людей из-под огня, доставляли гуманитарную помощь тем, кто отказался уезжать. После войны Лена приезжала в больницы к раненым солдатам, выясняла, какая им нужна помощь, занималась с людьми старшего возраста, помогала матерям-одиночкам. 

После начала войны в Украине Лена первым делом собрала у себя детей: у неё есть детский домашний клуб «После школы», проще говоря — частная школьная продлёнка. Дети украинских беженцев стали его частью.  

— Интегрировались они тяжело, — рассказывает она. — Когда человек куда-то переезжает, он обычно готовит к этому детей, а тут их берут в охапку после бомбёжек, и за сутки они оказываются в Израиле. Дети были перепуганы, родители говорили им: «Мы тут пробудем две-три недели и вернёмся». Время шло, ничего не менялось. Одноклассники им говорили: «Вы предатели — нас бросили; нам больно и плохо, а вы уехали отдыхать туда, где море», — это первое, что мне рассказывали дети из Украины. Это безумно тяжело.  

Для 30 детей Лена собирала школьные принадлежности и одежду. 11 из них ходили к ней на «продлёнку». Сейчас некоторые заходят на обед. 

— Есть, например, мальчик Рома, который приходит сюда пять дней в неделю, чтобы поесть: его папа невыездной (военнообязанные мужчины не могут покинуть Украину, за исключением нескольких категорий. — Ред.), мама его бросила, воспитывает бабушка, которая приехала сюда к своей племяннице. А та через сутки отправила их на улицу — у бабушки тяжёлый характер. 

Люди приходили к Лене в тяжёлом состоянии. Одна мама привела свою дочь со словами: «Скажи ей, что вены резать — плохо». Другой мужчина, войдя, сказал: «Я кончился». Лена слушала, разговаривала, поила сладким чаем, объясняла, что можно сделать, помогала разобраться с местной бюрократией, отправляла человека к психологу — ещё в первые дни войны в Израиле организовали центр психологической помощи: с украинцами работали очно и онлайн, специалисты основывались на опыте переживания израильских войн.  

— Сначала ко мне приезжали беженцы из всех городов [Израиля], но в итоге, когда я уже спала по 15 минут в день, сконцентрировалась только на Бат Яме — тут у меня 118 семей, — объясняет Лена. —  С восьми утра до полудня общалась с людьми, потом у меня были занятия с  детьми, а ночью снова возвращалась к тем, кому нужна помощь. Люди приехали в чужую страну и ничего не понимали: им нужно было помочь что-то купить, перевести с иврита, поговорить с хозяином квартиры, с врачом, кому-то — срочно достать лекарства. Я собирала и собираю людей, веду их в министерства и  другие учреждения. Кроме того, ко мне обращалась часть благотворительных организаций, например, я получила [для беженцев] около 500 сим-карт с оплатой до конца этого года. 

Склад на дому тоже организовался ещё в первые недели войны. Люди везут Лене не только одежду и предметы первой необходимости, но и консервы, крупы. Помощь могут привезти в любое время суток. Иногда приходится разгружать коробки с едой или сортировать одежду до глубокой ночи. 

— Самое поганое, что в феврале этого года умерла от рака моя психоаналитик и я осталась без помощи, — признается Лена. — Бывало, что пару раз ночью мне нужно было приехать к ней и выговориться, но я уже справилась с этим. Сейчас мне волонтёры дали другого психолога, а я не могу с ним встретиться, потому что постоянно работаю…

Беженцы без статуса 

— К нам поступает масса обращений от беженцев из Украины, которые не понимают, как им получить необходимую помощь, — рассказывала изданию «Детали»  Зои Гуцайт, директор клиники Open Сlinic for Migrants and Refugees организации «Врачи за права человека в Израиле». — Проблемы начинаются с того, что Израиль не признаёт их беженцами — тогда бы они получили права, полагающиеся людям в этом статусе. А это очень уязвимые люди, в основном женщины, старики и дети — часто в тяжёлом состоянии, со многими болезнями, нуждающиеся в продолжении лечения. Многие с онкологическими заболеваниями, при которых задержки в лечении крайне опасны. 

Украинские беженцы, у которых нет права репатриироваться в Израиль по еврейским корням, приезжают в страну в статусе туриста, но на них распространяется государственная программа «Цав ха-шаа» — «Веление времени», которую создали после начала российского вторжения в Украину. В рамках этой программы прибывшим в Израиль после 24 февраля 2022 года гражданам Украины оказывают социальную, медицинскую и гуманитарную помощь. 

С апреля 2022 года Израиль даже выдавал ежемесячное пособие украинцам (без права на репатриацию), приехавшим в страну после 24 февраля 2022 года, но с этого года власти перестали его выплачивать. Сейчас в стране находятся больше 14 000  украинских беженцев. За счёт государства они могут устроить ребёнка в детские сады и школы. В особо тяжелых случаях люди получают социальное жилье. 

— В основном это мамы и папы репатриантов, — объясняет Лена, — сводные братья и сёстры, супруги евреев, очень редко — друзья и подруги. Есть и те, кто приехал в Израиль до 24 февраля, а выехать обратно уже не смогли: у нас такая женщина из Северодонецка, она была директором детского сада, у неё тут дядя мужа, с которым они постоянно общались, и она приехала помочь ему перебраться в другую квартиру, так как дядя пожилой, у него диабет и ампутированы пальцы на ногах. Началась война. Муж выехать из Украины не может, а у неё больше нет ни дома, ни работы, и самого города уже нет, только руины стоят. Там тихий ужас, ничего не осталось…  

МВД Израиля автоматически продлило срок легального пребывания украинцев на территории страны до 31 января 2023 года, в том числе и тех, кто оказался в стране до начала войны. Даже тех, кто превысил максимально возможный срок нахождения в стране, депортировать не будут, подчеркнули власти.

9 августа 2023 года стало известно, что Минфин Израиля не продлил медицинское страхование для беженцев. В то же время канцелярия министра здравоохранения сообщила 16 августа о пожертвовании Украине лекарств и медицинского оборудования — груз перевезли в Украину через польскую границу. 

После отмены медицинской страховки люди стали получать сообщения о прекращении процедур в больницах, им отказывали в обследованиях и лекарствах, в том числе жизненно необходимых. Решение Минфина нанесло удар по отношениям Израиля и Украины: 

— Мы разочарованы и очень обеспокоены решением израильского правительства об отмене медицинского страхования беженцев из Украины, — заявил посол Украины в Израиле Евгений Корнийчук. — Израиль не только отказывается продавать Украине средства защиты граждан от убийства российскими войсками, но и прекращает оказывать медицинскую помощь беженцам, покинувшим страну из-за войны. Мы призываем израильское правительство не отказываться от гуманитарной помощи, в которой нуждаются наши беженцы. 

17 августа состоялось заседание правительства по этому вопросу, в котором участвовал генеральный директор Минздрава Моше Бар Симан Тов. Организация «Врачи за права человека» подала апелляцию в Верховный суд, требуя возобновить страхование. Апелляцию поддержали сообщества в помощь беженцам HIAS (Hebrew Immigrants Aid Society), Центр помощи беженцам и иммигрантам и другие. К апелляции присоединились четверо больных из числа беженцев, которым отказали в лечении  из-за решения правительства. К разрешению конфликта подключился и МИД Израиля. Уже на следующий день страховки всё-таки продлили, а в израильском Минфине заявили, что отмена страховок произошла из-за технической ошибки. 

Генеральный директор канцелярии главы правительства Йоси Шели подтвердил, что решение продлить до конца года помощь беженцам из Украины утверждено: «Речь идет о 14 213 гражданах Украины, из них 3600 человек старше 65 лет и примерно 1500 детей, — заявил он. — Всего на эти цели выделено примерно 100 миллионов шекелей».

Сейчас в Израиле для тех, кто выехал из Украины после начала войны, есть два вида медстраховки: для тех, кто старше 60 лет, и для тех, кому 60 ещё не исполнилось. Есть также сеть клиник «Терем», она занимается экстренной медицинской помощью бесплатно. 

Впрочем, даже если человек, приехав в Израиль в статусе туриста, делает себе страховку, она не покрывает ведение беременности. Кроме того, в такие страховки не входит лечение серьезных хронических заболеваний.

«Молю сына, чтобы он родился до ноября»

Возле груды вещей стоит молодая женщина. Тонкая футболка обтягивает ее выпирающий живот. Кате 35 лет, она должна родить в начале ноября, но её страховка пока что действует лишь до 31 октября. 

— Человек ходит и молится, чтобы родить до 1 ноября, потому что мы не знаем, продлят ли им медицинскую страховку! — возмущается Лена Дубровнер. — Если не продлят, роды обойдутся от 6000 до 17 000 шекелей (примерно от 1500 до 4000 долларов). А «кесарево» может стоить до 27 000 шекелей (почти 7000 долларов). У меня только по Бат Яму 15 беременных, которых я должна обеспечить приданым для ребенка.  

Катя бежала из Житомира в июне прошлого года. Её муж уехал на заработки в Израиль около трёх лет назад. Когда началась война, сделал ей приглашение в страну. Катя рассказывает, что прошла пограничный контроль очень быстро, — на приглашение даже не взглянули, достаточно было украинского загранпаспорта. 

— Когда я забеременела, взяла себе частную страховку за 520 шекелей в месяц, которая позволяет делать все УЗИ, не дожидаясь долгих очередей, ходить к гинекологу и медсестре, — рассказывает она. —  Остался только вопрос с родами. Я молю сына, чтобы он родился до 31 октября, даже просила направление на кесарево, чтобы родить раньше, но врач без показаний направление не дал. 

Катя должна родить ребёнка 2 ноября и молится, чтобы это случилось на два дня раньше. Фото Марина-Майя Говзман/Spektr. Press

Дома у Кати остались родители — её и мужа. Они бы хотели приехать и помочь после родов, так как Катин муж всё время на работе, а больше в Израиле у нее никого нет, но боятся, что не пройдут границу. По словам Кати, пограничники сейчас часто разворачивают людей. 

— Страшно за маму, если она проделает такую долгую дорогу, доберётся автобусом или поездом до Польши, прилетит в Израиль, а потом развернётся и уедет назад, — говорит Катя. — В войну возвращаться мы не готовы, но я уже так соскучилась, что готова была бы вернуться прямо сейчас. Я очень хочу домой. Тут мне очень тяжело. 

— Беженцы тут не работают, они пашут, моют всю эту страну, — вступает Лена. —  У меня есть одна женщина, она была такая, в теле, а тут приходит, и я говорю: «Ты где себя потеряла?!» Она тянет трёх пацанов сама и работает уборщицей. А её муж выехал с ними из Украины как отец троих детей, оставил семью и смотался. Говорит: «Я детей знать не хочу, даже фотки не присылай мне». Дети были в страшном стрессе.   

Ракеты и пожары

По словам Лены, беженки регулярно отправляют вещи домой, в Украину, чтобы хоть как-то поддержать оставшихся там родных.

— Я раз в полтора месяца стабильно отправляю по 30 килограмм, —  рассказывает женщина по имени Наталья. — Одна посылка — для сына, там медикаменты, вторая посылка — для мужа, он отдаёт вещи [знакомой] семье, в которой пятеро детей, они возле нас живут. Третья посылка — для мамы: она передаёт вещи волонтёрам, а те отправляют в Херсон.

До войны Наталья с мужем, старшим сыном и дочкой жили в небольшом городе  Кагарлыке Киевской области. Её сын — аэроразведчик ЗСУ. Это он уговорил маму забрать сестрёнку и репатриироваться в Израиль — они переехали в июне прошлого года.   

— Я с сыном прошла и Бучу, и Ирпень, и Бородянку, — вздыхает Наталья. — Он каждый раз звонил мне: «Мама, это ужас. Как мы эти могилы братские разрывали, как разминировали магазины, склады, видели эти трупы. Трупы маленьких детей — мама, это как?» И сразу отключал телефон. Проходило минут пятнадцать — перезванивал. Они там в роте все поседели, у него самого сейчас кличка «Лысый». Говорит: «Мам, у меня волос уже никогда не будет…» 

Наталья. Её сын скоро приедет в гости — молодому человеку дадут отпуск. Фото Марина-Майя Говзман/Spektr. Press

У столов выбирают одежду две женщины. 

— Я [в Харькове] на Одесской жила, — говорит первая. — Мне подруга пишет: «Приезжала, весь город мёртвый, а ваша Одесская гуляет».  

— Я на четвёртый день успела выехать, — делится вторая, её зовут Инна. — В дом моей подруги попало, она, слава Богу, осталась жива, через год и три месяца вышла на связь. Ракета попала в дом, пожарные затушили, но ночью загорелось снова, и она не смогла выйти: жила на восьмом этаже. Ждала пожарных; когда поняла, что половина подъезда уже сгорела, — вышла на балкон и стала кричать… Шли мимо какие-то наркоманы —  выломали дверь и на руках её вынесли.  

До начала войны Инна жила на Салтовке — это крупный микрорайон на окраине Харькова, он сильнее всего пострадал от российских снарядов. Салтовку восстанавливают до сих пор. 

В Израиле у Инны живет брат, который получил право репатриации, женившись на еврейке. Сама она приехала 1 августа 2022 года. 

— У меня там [в Украине] сейчас сын, он работает на военном производстве, — рассказывает она. — Говорит, каждую ночь прилетает, постоянные сирены. Харьков же приграничный город, ракета от Белгорода до нас летит четыре секунды. Хочется вернуться очень, душа просит, но я вспоминаю, как в наш дом прилетела ракета: я еще была там, услышала вой «скорой». Мы выскочили — я видела, как через два подъезда от нашего выносили окровавленный труп. После этого побросала вещи в рюкзак, не задумываясь. Простите, можно, я не буду это вспоминать… Долго восстанавливалась после этого.

Сейчас Инна работает в супермаркете — раскладывает товар. Говорит, что Израиль ей очень нравится. До этого она успела несколько месяцев побыть в Швеции, куда экстренно выехали с невесткой, но там найти работу не получилось. 

— Израиль — очень гостеприимная страна, тут много русскоговорящих, я живу в Бат Яме, и это чуть ли не вторая родина: все помогают, подскажут, если что, — говорит Инна. — Хотя, когда я приехала, через полтора месяца тут был трёхдневный ракетный обстрел. Мой брат живет в [городе] Ришоне, мы сидели в парке, за которым стояла [система противоракетной обороны] «Железный купол». Мы видели, как эти ракеты вылетают навстречу тем, что летели на Израиль. 

До начала войны Инна жила на Салтовке — район Харькова, который сильнее всего пострадал от обстрелов. Фото Марина-Майя Говзман/Spektr. Press

Накормить Олю

— К нам тут приезжал [политический блогер-«иноагент»] Майкл Наки, — рассказывает Лена. — Он выступил и собрал для нас денег — 3500 шекелей. Я на эти деньги подготовила к школе 30 человек, а на оставшееся купила девять ящиков консервов, которые раздала перед еврейским Новым годом, потому что девочки из-за праздников не могут выйти на работу и теряют в деньгах. А вообще люди иногда такую гуманитарку дают — до слёз! Звонят в дверь, открываю — никого. На пороге стоит пакет, в котором килограмм риса, килограмм муки и два костюма для BDSM. Полный комплект. Я орала от хохота!

Я спрашиваю, как реагируют соседи на то, что к Лене регулярно ходят люди. 

— А что мы нарушаем?! Город проявляет интерес, мэрия меня приглашает к себе, особенно в связи с выборами. Вот сегодня мэр города меня позвал, но я работаю — не судьба. Тут однажды приехала партия «Ликуд» — сделали вид, что это они всё организовали: перекрыли движение, устроили акцию, вот тогда я перед соседями извинялась! Я тут 23 года, и с меня только недавно стал спадать страх, что я делаю что-то не так. Первое время больше всего боялась прихода ФСБ: всё время ждешь, что к тебе придут. 

Из кухни с тарелкой еды выходит Оля — болезненно худая девушка с резко очерченными скулами, её спортивные штаны подвязаны шнурком и едва держатся на бёдрах.  

— Лена меня спасла, — произносит она. — Если бы не она, не знаю, что бы делала. Она и кормит, и поит, если бы не она, мы бы такими сплочёнными не были. У меня здесь никого нет, а Лена сделала так, что, когда я вышла из больницы, ко мне каждый вечер кто-то приходил после работы, приносил поесть, она мне сама и тортики носила, и наш украинский борщ в контейнерах.  

Оле 24 года. Она уехала из Украины больше двух лет назад. Позже Лена расскажет, что у неё анорексия, девушка лежала в больнице, но продолжать лечение отказывается:

— Врачи сказали, надо ложиться в психиатрическую больницу, подбирать лекарства. Она как скелет, весит 26 килограмм. Когда узнала, что, если ляжет в больницу, у неё на неделю заберут телефон, — отказалась. 

Оля заболела после того, как её маму-снайпера ранили в бою. При этом мама сама пролежала 45 дней в психиатрической лечебнице, а затем её вернули на позиции. 

— Олина мама сама нашла меня и звонила без перерыва, — рассказывает Лена. — Она и Оле после больницы начала звонить каждые две минуты, достала всех волонтёров Израиля, сходит с ума совершенно, она нездорова… Мама пыталась контролировать Олю здесь, на расстоянии. Олин бывший молодой человек — такой же абьюзер, как и её мама, — тоже пытался контролировать. Макияж, татуировки — это появилось у Оли сейчас, когда она от него ушла, всё это ей было нельзя. Она как будто пытается сбежать от своего тела…

Лена нашла женщин, чьи дети больны анорексией, чтобы создать вокруг Оли сообщество. Появился даже чат «Накормить Олю» — женщины приходят к ней и приносят еду, они же помогли ей с переездом. Но, по словам Лены, несмотря на все уговоры, Оля ложиться в больницу отказывается, а госпитализировать её насильно нельзя — незаконно. 

— А образование у неё, знаешь, какое? Она политолог, — вздыхает Лена. 

Оля. Лена создала для неё группу поддержки, в том числе чтобы уговорить девушку лечь в больницу. Фото Марина-Майя Говзман/Spektr. Press

«Бросили детей без единого документа» 

Многие люди отзываются на призывы Лены помочь беженцам. Однако некоторым предлагающим помощь она сразу отказывает.  

— Первый пост у меня был про двух 14-летних девочек из Мариуполя, которым нужны были одежда и адаптация в стране. Тут же педофил нашёлся, — возмущается Лена. — Полуголый мужик с маленькой собачкой, пишет: я, мол, преподаватель истории, хочу с ними заниматься, расскажите мне о них, какие у них вкусы, мы с мамой купим им духи и косметику… Мужик, ты о чём?!  

Лена рассказывает, что, когда началась война, мама и бабушка этих девочек два месяца не могли решиться на отъезд из Мариуполя. Потом к ним во двор пришли российские солдаты, посмотрели на девочек и велели им прийти к ним вечером на шашлыки. 

— Тогда у бабушки щёлкнуло в голове, что пора выбираться. Бабушку отправили в реанимацию прямо с самолёта: инфаркт, — продолжает Лена. — Потом они жили тут, а однажды приходят домой — мамы с бабушкой нет. Две девочки остались одни, без единого документа: взрослые бросили детей, уехали из Израиля и забрали всё. Социальная служба в шоке была! Сейчас эти девочки в пнимие (израильская школа-интернат. — Ред.).

***

По словам Лены, некоторые израильтяне — эмигранты из СССР — припоминали беженцам из Украины еврейские погромы прошлого века: 

— Тут была волна: [некоторые говорили —] нас, евреев, в Украине, мол, убивали! Я тоже могу показать фотографии, у меня есть родственники, убитые там во время еврейских погромов… Но вот эти дети и их голые мамы, которые ко мне приходят, они никого не убивали! Двухлетняя Диана точно не громила моих родственников.