События 23 января обсуждаются сегодня как «новость номер один», так как масштаб их оказался довольно неожиданным — при этом уже сейчас понятно, что их нельзя считать каким-то апофеозом протеста, так как обе стороны сделали очень высокие ставки, и борьба далека от завершения. Однако некоторые предварительные итоги, видимо, уже можно подвести.

Прежде всего следует заметить, что никогда в российской истории протестные акции не были столь «раскрученными». Истерика в связи с возращением Навального в Россию; внимание, прикованное к его аресту в аэропорту; фильм про дворец Путина, который посмотрели более 80 млн человек; массированное продвижение создававшихся штабом ФБК роликов в Youtube и TikTok; властная пропаганда, еще больше привлекавшая внимание обывателей к происходящему — все это, с одной стороны, задало благоприятный для акции фон, а с другой стороны, заставляет задуматься о том, сколь «стихийным» стал недавний протест. Проект «Навальный», на первых его этапах формировавшийся преимущественно в силу ошибок и идиотизма российских властей, обрел собственную субъектность — причем немалую.

При этом выход на улицы крупных городов более 100 тыс. человек (сторонники Навального довели свои оценки чуть ли не до 300 тыс., что не кажется вероятным) вряд ли можно назвать беспрецедентным явлением, нечто схожее наблюдалось и весной 2017 года. (Тогда поводом для протестов также стала деятельность ФБК Навального, а именно публикация расследования «Он вам не Димон», в котором выдвигался целый ряд коррупционных обвинений против на тот момент-премьер-министра России Дмитрия Медведева, прим. — «Спектра»).

#ДимонОтветит. Протесты против «тайной империи» Медведева — Краткая сводка — более 1000 задержанных

Однако как неожиданные масштабы (я сам радикально ошибся в его потенциале, допуская на днях протесты с участием 10 тыс. человек), так и возросший радикализм оценок и действий с обеих сторон дают основание прогнозировать не слишком оптимистичный сценарий дальнейшего развития событий.

На протяжении последних месяцев история вокруг Алексея Навального в необычайной степени персонифицировалась. Если, например, протесты 2011−2012 годов были движением за честные выборы и привели в итоге к формальной либерализации российской политики  — увеличению числа политических партий, возврату губернаторских выборов и т.д. (Впоследствии регионы получили право заменить прямые выборы губернаторов на голосование в местных парламентах, — прим. «Спектра»), то сегодня мы видим открытое противостояние двух «альфа-самцов»: Владимира Путина и Алексея Навального, которые прямо обвиняют друг друга в преступной деятельности — один в попытке заказного убийства и масштабной коррупции, а другой в работе на иностранные разведки и откровенном предательстве.

Владимир Путин. Фото: Alexei Nikolsky / TASS / Scanpix / Leta

Вернувшись в Россию, Навальный перехватил было инициативу, однако никакого позитивного для себя результата пока не добился. Его сторонники и он сам полагают, что для этого нужно «не ослаблять нажим на власть», но такая тактика выглядит сейчас необычайно рискованной.

Пока Кремль заявил, что его не смущает активность протеста и что митинговавшие нарушили закон — об уверенности власти в себе говорит как рекордное в истории число задержанных, превысившее 3600 человек, так и показушные извинения полицейских перед парой пострадавших. Следующим шагом активистов будет попытка вывести на улицы еще больше народа (новая манифестация уже намечается на ближайшие выходные), а следующим шагом власти — заведение уголовных дел на тех, кто был замечен в столкновениях с полицией 23 января, и вынесение Навальному приговора о реальном тюремном заключении на предстоящем судебном заседании 2 февраля.

Хроника наказания. Какие уголовные дела возбуждены в связи с протестами 23 января и какое наказание грозит их фигурантам

Это станет своего рода «окончательным закреплением» той реальности, которая формировалась с момента отравления Навального в августе 2020 года: Алексей на долгие годы станет единым и неоспоримым лидером оппозиции, а Кремль сделает репрессии главным инструментом своей внутренней политики. Протест — как это уже было в 2011−2012 и 2017−2018 годах — постепенно сойдет на нет, а выборы в Государственную Думу станут чистой формальностью, так как на них не будет допущен ни один известный оппозиционный кандидат.

Можно долго рассуждать о том, что возвращению Алексея Навального в Россию не было альтернативы и о том, что тем самым он заставил власти «напрячься» — но надеяться на то, что активистам удастся потрясти основы нынешнего режима, я бы точно не стал. Я думаю, что Навальный ошибся в своей оценке того, насколько далеко готов пойти Кремль — а он сейчас может решиться на полное устранение противника из политики (пусть и не физическое, а лишь дистанционное). В такой ситуации я не вижу возможности для несогласных эффективно продолжать борьбу — причем по нескольким причинам.

Прежде всего мне кажется, что Навальный переоценивает фактор личного свойства в определении масштабов протеста. Он блестяще использовал разоблачения российской коррупции для того, чтобы вывести людей на улицы — но результатом стало то, что граждане стали протестовать против воровства чиновников и несовершенства системы (наряду с лозунгами «Путин — вор!» начало звучать «Менять систему!») в большей мере, чем против беззакония в отношении самого Алексея. Если Навальный надолго окажется в тюрьме (По данным неназванного источника информагентства Bloomberg, связанного с администрацией президента России, в Кремле якобы уже принято решение посадить Навального на 13 лет, — прим. «Спектра»), его выстроенная по принципу вертикали команда подвергнется серьезным испытаниям на прочность — для своего поддержания протест должен будет стать более концептуально осмысленным и обладающим более диверсифицированным лидерством. Пока, однако, ничего не говорит в пользу того, что именно таким и был изначальный план активистов. В России всегда было сложно с коллективными действиями, а харизматики были куда более значимым условием успеха, чем программы и декларации о намерениях.

Алексей Навальный: Фото REUTERS/Tatyana Makeyeva/Scanpix/Leta

При этом власть явно не остановит маховик репрессий. Со своей стороны она сожгла не меньше мостов, чем Навальный: объявив оппонента предателем и агентом зарубежных разведок, она отрезала путь к диалогу, и потому способна только усиливать давление на общество. Кремль не может сегодня ни снизить масштабы коррупции, которая является главной скрепой элитных кругов, ни изменить обращенную в прошлое риторику, апологетизирующую Советский Союз и основанную на прославлении Владимира Путина как «спасителя страны» от разрухи 1990-х годов.

Однако «продать» миф о честной бюрократии сейчас невозможно никому, как и увлечь молодежь, не сталкивавшуюся с проблемами первых постсоветских лет, рассказами об ужасах ельцинской эпохи. Кроме того, события последних недель показали, что официальная пропаганда не добилась успеха, рискнув обвинить Навального во всех «смертных грехах». Сообщения о его связях с зарубежными разведками практически не повлияли на его сторонников, а разговоры о финансовой нечистоплотности или о сумочках и куртках его жены, якобы купленных на пожертвования граждан, вызвали только смех

В результате власти неспособны не только «перезапустить» экономику, продолжить имперские авантюры и в обозримые сроки реализовать сомнительные «национальные проекты», но и эффективно дискредитировать оппонента — так что отсутствие привлекательных ориентиров будет компенсироваться нарастающим диктатом силовых структур. Диктатом, который в нынешних условиях может оказаться эффективным, так как отсутствует главная предпосылка протеста — пренебрежение волей избирателей, которые в своей массе, как это отметил пресс-секретарь президента Дмитрий Песков, продолжают голосовать за Путина.

«Обнуление» экономики и концепция «народ — новая нефть». Владислав Иноземцев о возвращении к «власть вам ничего не должна», перспективах застоя и «налоговой дисциплине»

На протяжении последней четверти века практически все массовые выступления в посткоммунистических странах начинались на почве электоральных фальсификаций, а роковой ошибкой властей оказывалось допущение хотя бы относительно свободных выборов (как в Сербии в 2000 году, в Грузии в 2003-м, Украине в 2004-м и даже в Белоруссии в 2020 году, где власти все-таки допустили регистрацию Светланы Тихановской). Провалом часто заканчивались и попытки «переформатировать» те или иные властные институты (как это случилось в Молдавии в 2009 году и в Армении в 2018-м).

В России в последние годы институт выборов практически уничтожен: кандидаты отсекаются «на дальних подступах» к голосованию (примером могут служить выборы в Москве в 2019 году), и в такой ситуации повторение «белорусского сценария» невозможно. «Умное голосование» (применявшееся в последнее время достаточно несистемно) также не сможет реализовать свой потенциал. Результатом всех отмеченных обстоятельств станет патовая ситуация, шансы на разрешение которой в ближайшее время невысоки.

Россия сейчас находится на распутье по меньшей мере в двух аспектах. С одной стороны, она стоит перед дилеммой о том, какая из моделей политического устройства ей больше соответствует: демократическая или персоналистская. С другой стороны, не менее важным является вопрос о том, стремится ли страна к поляризации или к формированию национального консенсуса.

Логика развития, которая задается сейчас Навальным, утверждает персоналистский и достаточно радикальный вариант — альтернатива предлагается лично Владимиру Путину, но не его авторитаризму и бескомпромиссности. Пока основатель ФБК не слишком хорошо показал себя способным работать в команде, идти на компромиссы, «договариваться» и выстраивать широкую коалиции с другими лидерами — это хорошо знает большинство оппозиционеров. Превращаясь в «оппозицию» так же, как Путин превратился в глазах его сатрапов в «Россию», Навальный создает предпосылки для того, чтобы протест в целом оказался «слит» в случае его личного поражения. Сегодня мы присутствуем прежде всего при дискредитации режима, но не при появлении элементов новой политической реальности и даже не при формировании альтернативной повестки дня.

Столкновния между протестующими и полицией на акции в поддержку Навального. Фото Mikhail Tereshchenko/TASS/Scanpix/Leta

В России начала 2020-х годов, и я отмечал это не раз и не два, существует недопустимо большая доля граждан, которые не на словах, а на деле остаются «вне политики». Характерно, что даже в ходе недавних акций число их участников резко возрастало через 1,5−2 часа после объявленного времени сбора манифестантов: мягкие действия полиции в начале митингов отмечались оставшимися дома колеблющимися и стимулировали их присоединяться к вышедшим на площадь. Однако подавляющая часть общества остается инертной, и опыт соратников Навального показывает, что прямая связь между популярностью создаваемых им материалов в Сети и реальной мобилизацией отсутствует. Хотя население недовольно системой, люди понимают, что предлагаемая вождями уличного протеста фронтальная атака на элиты имеет мало шансов на успех — и пока совершенно неясно, что может «завести» это молчаливое большинство.

В таких условиях критически важным является вопрос о том, как поведут себя группы, составляющие опору путинского режима — сами элиты и представители силовых структур. С этой точки зрения момент для протеста выглядит неудачным: экономический кризис делает статус госслужащего весьма желанным, а так как подавляющее большинство силовиков совершенно не приспособлены к любой иной деятельности, они будут довольно лояльны властям; внешнеполитическая ситуация существенно ограничивает возможности представителей высших сфер государственного управления воспользоваться своими «запасными аэродромами» за рубежом и оставляет им мало путей к отступлению. Поэтому в «политическом сезоне» 2021−2022 годов я бы поставил на сохранение статус-кво и угасание нынешней волны протеста. Что, конечно, не снимает вопроса о будущем существующей системы, а лишь отсрочивает момент, когда на него будет дан окончательный ответ…