Жёны и матери москвичей, мобилизованных на украинскую войну, подали в мэрию уведомление https://t.me/PYTY_DOMOY/409 о проведении ими в Москве акции протеста. Нет-нет, протест не против войны — только против того, что мужей и сыновей непонятно когда отпустят. Эти женщины хотят не того, чтобы война закончилась и люди, развязавшие её, отправились под суд, а всего лишь того, чтобы их мужей, проведших в окопах целый год, вернули домой, а вместо них послали в окопы соседских сыновей и мужей. Они настаивают, что митинг их хоть и протестный, но патриотический и сплачивающий.

Так всегда бывает. Я видел такое во время чеченской войны.

Когда война только начинается, многие люди охвачены энтузиазмом, повторяют слова пропаганды или боятся государства больше, чем смерти близких. Женщины говорят: «Пусть послужит. Родину надо защищать. Это ведь он нас защищает».

Но идёт время, родина вокруг живет вполне беззаботной жизнью, сидит в кафе, ездит на рыбалку, устраивает свадьбы… У жены или матери солдата зарождается в мозгу смутное сомнение: а мой-то почему должен кормить вшей в окопах, когда сверстники его катают детей на каруселях в парке или празднуют с семьями Новый год?

Виновниками этой несправедливости жёны и матери солдат никогда не назначают ни верховного главнокомандующего, ни даже министра обороны — всегда чиновников поменьше рангом: местного военкома, мэра, от силы губернатора. Вот против них-то и решают протестовать, верноподданнически подчёркивая, что протест их патриотический и направлен на консолидацию народа. То есть воевать, на их взгляд, всё еще правильно, но пусть воюют не только мои дети, но и дети соседей.

Рано или поздно дети соседей тоже идут на фронт. Жёны и матери солдат объединяются в своего рода клубы, разговаривают друг с другом и договариваются до того, что не желают войны ни себе, ни соседке. Но обвинить в своих бедах верховное руководство страны всё ещё не решаются — их протесты всё ещё патриотические и всё ещё консолидирующие народ. Винить в своих бедах они начинают богатых, легко забывая о том, что нету в России человека богаче, чем Владимир Путин.

На этом этапе государство выделяет каких-то своих представителей, чтобы разговаривать с жёнами и матерями, которые научились разговаривать друг с другом. Эти представители государства делегируются из Госдумы или из правительства с единственной целью — стать следующим объектом обвинений. Некоторое время жёны и матери всерьёз составляют с эмиссаром государства какой-нибудь «план ротации» или, если подвернётся под руку ушлый пропагандист, «план возвращения домой».

И проходит полгода-год, прежде чем жёны и матери догадываются, что их обманывают, — я видел такое в Беслане. Тогда протесты жён и матерей обращаются против не оправдавших доверия эмиссаров власти. Жёны и матери говорят — нас обманывали. Но не президент и даже не министр обороны, а вот этот делегированный властью переговорщик.

Тем временем лидеры женских протестов подвергаются шельмованию, широкая публика приучается считать их кликушами и не обращать на них внимания, а они всё ещё продолжают оправдываться, что, дескать, протест их патриотический и консолидирующий.

Потом приходят гробы. И лидерам женских протестов, и их соседкам. А ещё хуже почему-то — когда не гробы, а извещения о том, что их сыновья или их мужья пропали без вести. И соседкам тоже приходят такие извещения.

И вот я видел этих женщин на чеченской войне. Они всё ещё не требуют остановить войну и отдать под суд людей, развязавших её. Они прикалывают на грудь фотографию мужа или сына и отправляются его искать. Лично искать на полях сражений.

Вот в этом смысле они выйдут. И они даже тогда не будут требовать вечного мира. Будут, не боясь уже ни президента, ни Бога, ни чёрта, требовать только, чтобы им вернули хотя бы фрагмент тела любимого погибшего человека.

Признаки обветшания. Валерий Панюшкин о новых «Гардемаринах» и других российских анахронизмах