Журналист портала Delfi Кристина Худенко поговорила с лидером группы «Воплі Відоплясова» Олегом Скрипкой об украинской музыке и языке, о событиях на востоке Украины и «Евровидении».

«Спектр» публикует это интервью в сокращении. С оригиналом можно ознакомиться на портале Delfi.

- Фестиваль «Кубана» эмигрировал из России после украинских событий…

- В некоторой степени символично, что на этом фестивале в России мы ни разу не выступали, а как только он переместился в Евросоюз — пригласили и нас. Наверное, мы всегда были слишком проевропейские. Правда, мы были старожилами и многих российских фестивалей — Maxidrom, «Крылья», «Нашествие»…

 - А как же ваши зрители? Кто теперь до них донесет вашу правду?

- Артист — не мать Тереза, он не может спасти весь мир. Если процесс пошел, он должен дойти до логического конца. Будешь пытаться зависнуть в прежней форме — попросту отстанешь от времени и превратишься в ретро. Я не исключаю, что в конечном счете родится некий новый вариант взаимоотношений Украины и России, но именно новый — по-старому не будет. Никаких старших братьев. Пока же мы модернизируемся в ногу со временем и переориентируемся на западный рынок. К примеру, ВВ только что вернулся из американского тура.

- Кто там ваши зрители?

– Если раньше это были эмигранты со всего постсоветского пространства, то сейчас преимущественно украинская диаспора, но поскольку она очень активизировалась по всему миру, концертов стало даже больше. Исключением было лишь выступление в Чикаго, которое мы давали совместно с Чикагским джазовым оркестром и певицей Линн Джордан — там треть зала американцы.

Возможно, «Кубана» — это некое компромиссное решение, площадка за рубежом, на которой музыканты России и Украины могут сосуществовать. И это востребовано. К примеру, вчера я выступил на Made in Ukrainā, шел по улице Юрмалы — ко мне подошла группа россиян: когда вы приедете, мы так вас ждем, скучаем по вам. Я лишь развел руками — не та ситуация.

- А не встречали ли вы здесь тех, кто по-другому относится и к событиям на Украине, и к вашей позиции?

- Бог миловал. Хотя наверняка такие люди есть. Они всегда были. Когда мы ездили по России, особенно по провинции, всегда находились люди, которые подходили и говорили: ты че, нормально по-русски петь не можешь? Я им отвечал: а если Red Hot Chili Peppers приедут, вы тоже их по-русски петь попросите?

- Как у вас складываются отношения с российскими коллегами по цеху. Скажем, с Гариком Сукачевым вы вместе пели «Напои меня водой». Сегодня его взгляд на украинскую тему совершенно иной, чем у вас…

- Не скажу, что мы активно общаемся. В 80-х — да, встречались, пили вместе водку, а сейчас наша группа ведет достаточно закрытый образ жизни — не особо часто видимся даже с украинскими коллегами. Если сведет какое-то мероприятие, тогда и поговорим. Почему нет?

У моей мамы родная сестра живет на востоке Украины в зоне войны, она занимает активную пророссийскую позицию, но человеческие отношения сохранились. Мама, мудрый человек, на болезненные темы с сестрой не общается — интересуется здоровьем, кто родился, кто замуж вышел… Как сказала мама, не мы эту кашу заварили — не нам ее и расхлебывать.

Что касается музыкантов, то мне интересно, кто какие песни за это время написал, а если он начнет идеологию активно проталкивать… Не стоит забывать, что у каждой идеологии есть свой срок годности, а смотреть в глаза людям придется гораздо дольше. Наступит отрезвление, и что тогда?

- Какие мысли и чувства сегодня важно передать зрителям?

- Простые и базовые человеческие ценности: свет, любовь, дружба, мир, позитив. Они интернациональные. Когда выходишь на сцену, ты вступаешь в контакт с публикой и передаешь эмоции, которые в простой жизни не всегда возможно получить. И у музыкантов это не каждый раз получается, да и публика не всякий раз готова это принять, но, если получилось — это катарсис.

- Важно ли, на каком языке доносятся интернациональные ценности?

- Можно ли уточнить, под украинской музыкой вы понимаете произведения made in Ukraina или «на украинском языке»?

- Конечно, язык. Я не считаю тех, кто живет в Украине и поет по-русски, украинскими музыкантами. Это люди, которые волею случая живут и зарабатывают деньги на территории Украины.

- А как же победительница «Евровидения» Джамала?

- Она… переходной процесс. Вчера я услышал от нее несколько слов на украинском — очень порадовался. Она крымская татарка, это отдельная история… Этот народ уже пережил сталинский геноцид. Сегодня крымские татары снова стали мишенью кремлевских империалистов. Они в сложных условиях борются за свою культуру и, наверное, сегодня не время строго судить Джамалу за недостаточное знание украинского языка.

Но я продолжу. При Кучме было лишь 8% украинской музыки. Это не следствие каких-то ограничительных законов, просто по факту так получалось — никто ее не развивал. Потом пришел Ющенко, вроде бы привел проукраинские силы, но по факту в эфире стало 4% украинской музыки. А появился промосковский Янукович — остались те же 4%. Сейчас же украинской музыки и того меньше — всего 2%.

Олег Скрипка. Фото RIA Novosti/Scanpix

- Если вернуть Крым и Донбасс, станет еще меньше.

- Все зависит от харизмы носителей культуры. Не знаю, как у вас в Латвии, но ситуацию, подобную украинской, я наблюдал в Литве: Вильнюс — он весь такой «толерантно мультикультурный», а Каунас — очень национальный. Так и у нас: Киев более «глобализированный», а Львов — патриотичный.

Почему так сложилось в Киеве? Все просто: средства массовой информации в Украине долгое время принадлежали России. Из-за этого мы всегда больше ротировались в России, чем в Украине. И выступали там чаще. Нас и раньше не звали давать концерты в Крыму и на востоке Украины. Помню, десять лет назад я шел по набережной в Севастополе, так меня чуть не избили за то, что я разговаривал на украинском языке — куда там петь! Государство, которое не решает такие проблемы, не может выжить. Сейчас в Украине идет серьезная война по чистке информационного пространства — оно должно стать украинским.

- В Латвии тоже периодически возникают предложения закрыть российское ТВ, но тут же вспоминают, что это недемократично, а цензура — пережиток советского времени. Как вы это видите?

- Как этого достичь, уже не мое дело. Если бы я был министром или чиновником, непременно что-то придумал бы. Увы, именно через демократические лозунги у нас отжали Крым, половину Луганской и Донецкой области, под этими лозунгами в стране уже два года не стихает война. С той стороны стреляют, а мы — демократы, должны исполнять Минские соглашения. То есть перед тобой уголовник, который не хочет знать ни о какой демократии, а ты политкорректность демонстрируешь. Когда в Турции произошел путч, диктатор Эрдоган решил проблему за ночь, а мы демократы. При этом в Турции убито триста человек, а у нас — за 20 000, и каждый день эта цифра растет. Потому что мы демократы.

- А как иначе? Украина ведь идет в Европу, демократическую. Или у вас есть другие предложения? Надежда Савченко на днях сообщила, что готова установить временную диктатуру…

- Политика — не мое дело. Я просто говорю, что вижу. Про Савченко спрашивайте у нее самой.

- И все же артистам стоит идти в политику или нет? Ваш коллега Вакарчук поработал депутатом, наш Раймонд Паулс немало лет просидел в парламенте, вы тоже раньше активно Ющенко поддерживали…

- Это каждый сам решает. Не надо лишь забывать о порядочности. После Ющенко я сделал выводы, что из себя представляет политика, и осознал, что я этим не умею и не хочу заниматься.

- Тем не менее сейчас вы считаетесь советником мэра Киева Виталия Кличко.

- Реально я не был его помощником никогда. Просто у меня была инициатива, превратить Андреевский спуск в подобие парижского Монмартра — приятного места для отдыха горожан. Пока не получилось. Были идеи хорошие и деньги, но оказалось, что закостенелое совковое мышление трудно сдвинуть с места. Ты хочешь сделать что-то новое и интересное, а те же жители блокируют все твои порывы, не разбираясь, хорошо это для них или плохо.

Изначально я планировал, что мы будем полноправными партнерами с мэрией — она решает все чиновничьи вопросы, а мы только культурной стороной занимаемся. Оказалось, что я все должен делать сам. Вплоть до туалетов, водопровода и брусчатки. Мне это неинтересно.

С мэрией мы все равно сотрудничаем. Например, перенесли празднование Нового года с Крещатика, где погибло много людей, в Старый город — там празднуем не в советских традициях, а с колядками, вертепом, Святым Николаем, красивым европейским рыночком…

- Семь лет вы прожили во Франции, но в итоге покинули Европу. Сейчас, когда Украина объявила об ассоциации с ЕС, не вернетесь ли вы к тому, от чего вы в свое время ушли?

- Одна из главных причин, почему я покинул Париж — город на моих глазах превращался в шумный загрязненный улей с быстрым и беспорядочным ритмом жизни. Я вернулся в тихий и чистый Киев, поселился в самом спокойном райончике на Подоле. Сегодня Киев стал таким же шумным, как Париж, а мой Подол — сплошная пробка и галдеж.

Насчет того, надо ли Украине в Европу… Украине для начала надо в Украину. Вот когда она станет настоящей Украиной, тогда ей можно будет устремляться куда угодно — хоть в Штаты, хоть в Норвегию. А пока ты не сформирован и не имеешь своей личности, не нашел самого себя, пока демократия по защите русского языка не дает развиваться украинскому языку, все эти ассоциации ничего не дадут стране. Украина просто исчезнет, как государство. И в любом составе она не сможет решить свои проблемы — ни экономические, ни культурные.

Книг на украинском языке катастрофически мало. По радио и на ТВ почти нет песен на украинском. Нужен детям тренер по самбо или по гимнастике — они все ведут занятия на русском языке. То есть, в столице своей страны мы, украинцы, находимся в гетто. И ни один правитель или чиновник этот вопрос никогда не решал.

Когда я спрашиваю своих детей, где бы они хотели жить в будущем, они отвечают: во Львове, потому что там разговаривают на украинском языке. Но, с точки зрения профессии, я не могу себе позволить жить во Львове — мне надо находиться в столице.

Моя патриотическая позиция долгое время была эксклюзивной, частью моего имиджа. Но она не надуманная — искренняя, я 20 лет ее держусь. Теперь и Украина созрела до понимания, что патриотизм в наше время — средство выживания. Призывы из серии, «давайте будем толерантны», «Украина — родина многих народов» звучат красиво, но без патриотизма мы попросту исчезнем.

- Не боитесь ситуации Ромео и Джульетты? Допустим, ваша дочь приведет в дом русскоязычного Ромео?

- Когда возникнет ситуация, тогда и будем решать. У нас есть семья друзей, которая живет в совершенно русскоязычной среде под Киевом. Чтобы не раствориться, они родили много детей и научили их украинскому. Если дети из округи приходят в гости в эту семью, они автоматически переходят на украинский, потому что на нем говорит большинство. Также и у нас дома все говорят по-украински, а гости подхватывают. У меня нет комплекса мессии, я просто создаю ту среду, в которой моей семье будет комфортно жить, не изменяя себе. Нашли единственную школу в Киеве, где учителя не имеют права на переменах говорить по-русски…

Мы дружим семьями с интересными украинскими людьми — писателями, поэтами, художниками, музыкантами. Устраиваем семейные праздники, на которых наши дети общаются, поют, играют на музыкальных инструментах… И я от этого получаю огромное удовольствие. Тем более что к родительству я подошел в очень серьезном возрасте. До 40-летия был не готов, а потом как пошло…

- У нас три ребенка считаются многодетной семьей, а у вас — четыре.

- Для мужчины отцовство — вещь неочевидная. Ты думаешь, а зачем мне надо, чтобы кто-то по голове ходил… А потом они появляются. Ты приходишь с работы, он тебе начинает прыгать по голове, а ты счастлив. На работе у тебя может происходить что угодно, любые неприятности, а дом — это твоя гавань. Пусть и не очень тихая. Бросил якорь и расслабился.

- Сами вы в украиноязычной семье воспитывались?

- Совсем нет. У меня мать русская, отец украинец. Папа говорил по-украински в детстве, но потом забыл язык. Мы не в Украине жили и общались между собой по-русски. Потом родители вернулись на родину, а чуть позже и я. Папы с нами нет уже год, но последние лет пять он говорил по-украински, мама сейчас тоже начала. Я ее никак к этому не подталкиваю, но она живет в поселке, где большинство общается по-украински.

«Воплі Відоплясова»

- А в какой момент вы переключились на украинский?

- Во Франции. Я ведь выучил сперва французский язык, а потом — украинский. Это известный феномен: много украинцев украинизируются именно, когда переезжают жить за границу — только на расстоянии осознают ценность своей культуры.

- Википедия услужливо сообщает, что до Франции вы работали на военном заводе. Не используется ли сейчас в боях на вашей родине то, что вы производили?

- Это был не совсем завод, а НПО — научно-производственное объединение, которое занималось разработкой и производством экспериментальных высокотехнологичных образцов. Если вы слышали о российской спутниковой навигационной системе ГЛОНАСС — это моя разработка. Три года я на это потратил. Надо сказать, в Украине было создано довольно много «русских» достижений.

- Так система ГЛОНАСС вроде бы не особо успешным проектом оказалась!

- Буквально на днях сирийский беженец, которому Германия отказала в статусе, привел в действие взрывчатку, лишь немного не донеся ее до территории музыкального фестиваля. Подобное в Европе происходит чуть не каждый день… Надо ли это Украине?

- Увы, это данность: третья мировая война идет по всем фронтам. У Путина нет сил идти прямым фронтом на запад — он проводит обходные маневры через своих союзников. Пока война не закончится, теракты будут происходить — на вокзалах, в супермаркетах, на концертах — везде, где много людей. И у нас все то же самое — взрывают, убивают.

- Но ведь у вас пока не исламские террористы?

- Так они союзники…

- Путина?

- Конечно. Я в этом глубоко не разбираюсь, но в целом картинка ясна.

По-вашему, какая картинка за рубежом создается при слове «Украина»? И какой картинки хотелось бы?

- Увы, у Украины, как у государства, до сих пор не появилось своего лица и своей политики. Чиновники решают какие-то свои финансовые и честолюбивые проблемы. Нет какой-то осмысленной внешней политики.

- Вы пытаетесь это изменить?

- По телевизору про Украину только войну показывают.

- Так оно и есть. Когда я жил во Франции, а Украина была на заре независимости, в Европе по телевизору ее показывали только в связи с Чернобылем. В Киеве давно были построены супермаркеты и джипы на дорогах, а в Париже про нас очереди в сельпо показывают. Если русские в Париже устраивали какие-то свои балы и симфонические вечера, то работники посольства Украины не знали ни украинского, ни французского, только на русском говорили. Когда посол встречался с диаспорой, я переводил. Сейчас ситуация намного лучше, но по телевизору Украину показывают преимущественно в связи с войной.

- А в связи с чем хотелось бы?

- Хотелось бы, чтобы твоя страна ассоциировалась с чем-то хорошим и качественным. А то как получается, патриоты бьют себя кулаком в грудь: надо, чтобы все было только украинским. Ватники твердят: надо, чтобы было и русским — у нас демократия. Патриоты, пытаясь что-то доказать, начинают что-то делать, но некачественно, ватники тут же им ставят на вид: вот видите, очередное украинское фуфло. Когда национальный продукт, в том числе культурный, будет качественным и конкурентоспособным, его будут потреблять и не только на Украине. Недостаточно делать просто свое, надо еще, чтобы это было на уровне — только так можно победить.

- Джамала качественно представила Украину на «Евровидении»?

- Я рокер, для меня «Евровидение» — вообще абсурд. Не знаю, зачем оно существует. В моем понимании эстрада — это что-то вроде чипсов. Даже если чипсы вышли на мировой уровень и продаются по всем странам — они все равно остаются чипсами, нездоровой едой. Вот вчера на фестивале в Юрмале мы играли живой звук. Долго ждали, пока там все настроят, потом у меня гитара не включилась, но, когда, наконец, все сложилось, эффект сразу отразился на лицах людей в зале. А когда под минусовку поется, то люди, конечно, по инерции руками машут, но такое выступление — это чипсы. И «Евровидение» — сплошные чипсы, по нему не хочется себя мерить, когда в мире идет движение за здоровый образ жизни.

Как-то у нас был концерт с «Иванушками international». Поскольку тур завершился, после выступления мы выпивали в общей гримерке. Они говорят, нам так нравится ваша музыка, а я им, как на духу: «Что ж вы поете такое говно?!». А они: «Так люди этого хотят!» Ну почему они так плохо думают о людях? Это ж натуральный расизм! Получается, они себя считают белой костью, а для черни можно кизяки метать. На такой базе и строятся самые страшные режимы. Отсюда и столько агрессии в людях, потому что идет намеренное понижение общей культурной планки.

Круто, конечно, что Украина второй раз выиграла «Евровидение», но это несистемное решение общей проблемы. Вот если бы украинская музыка была на таком уровне, что она хотя бы звучала у себя на родине, ее бы хотели слушать и выбирали — это было бы круто.

- Ваша песня «Весна», написанная задолго до всех событий, позже обрела для Украины новое значение. Вы в нее закладывали нечто большее, чем смену времен года?

- Я написал то, что чувствовал в тот момент. Уж точно это не было маркетинговым ходом. Задним числом выяснилось, что песня получилась в традиционном каноне «веснянки». Такие есть в каждом народе — они использовались в ритуалах кликания весны. Наши предки понимали, что весна придет в любом случае, но чтобы все в ней сложилось правильно, надо ее пригласить по всем канонам. Если мы хотим каких-то позитивных изменений — их надо позвать.

- Майдан был таким ритуалом?

- Конечно, но и такого рода ритуалы могут быть разными. Есть ритуальные хороводы, а есть вуду-ритуалы, когда льется кровь. Если первый Майдан смог пройти по лезвию бритвы, то второй оросился большой кровью. Это опасное мероприятие.