Обнуление человека. Почему парад Победы на фоне пандемии не страшнее карантинов, штрафов и цифровых пропусков

Президент России Владимир Путин 26 мая официально определился с датой парада Победы: он состоится 24 июня, ровно через 75 лет после парада 1945 года. Одновременно с этим 27 мая мэр Москвы продлил режим самоизоляции, как в России причудливо называют карантин, до 14 июня. В таком контексте достаточно очевидно, что парад станет не только символом победы над гитлеровской Германией, но и над пандемией в России.

Когда упорно не вводящий карантин в Белоруссии, не желая угробить и без того хилую белорусскую экономику, Александр Лукашенко провел 9 мая парад Победы в Минске, белорусского президента обвиняли чуть ли не в геноциде. При этом кадры парада обошли весь мир, а никакого радикального всплеска заболеваний и смертей в Белоруссии с тех пор не произошло. (По данным на 28 мая, в Белоруссии число заразившихся коронавирусом достигло 39 858 человек, по этому показателю страна в 1,5 раза опережает соседнюю Украину - Прим. Спектра). Вирус, разумеется продолжает там заражать и убивать людей, но то же самое происходит и в странах с жесткими затяжными карантинами.

На данный момент легко убедиться в том, что по всем основным показателям: количеству выявленных зараженных, общему количеству смертей и количеству смертей на миллион популяции — лидируют страны с долгими карантинами: США, Испания, Италия, Великобритания, Бельгия .   Мода клеймить Швецию не отменяет нескольких очевидных фактов. Швеция без карантинов давно добилась коэффициента заражений меньше единицы (одна из главных чисто медицинских причин введения карантинных мер), занимает лишь 25-е место в мире по числу зараженных и, главное, не находится в числе лидеров по числу смертей на миллион популяции. При этом после снятия карантинов все остальные страны автоматически оказываются именно в положении Швеции, потому что ни сам вирус, ни угроза умереть от него никуда не исчезли, хотя и слабеют с каждым днем.

Дело уже не в спорах о способах борьбы с вирусом, а в том, как оценивать происходящее и какой мир мы получим в результате такой борьбы с пандемией.  Даже либеральные интеллектуалы на полном серьезе считают торжеством гуманизма штрафы честно сидящим на карантине ковидным москвичам-инвалидам через приложение «Социальный мониторинг». Согласно их логике, впервые в истории ради спасения жизней человечество пренебрегло экономической выгодой. Между тем, по прогнозу Международной организации труда, из-за принудительного паралича экономики в борьбе с вирусом под угрозой нищеты оказываются 2 млрд человек.

Пандемия ставит один из важнейших и страшных вопросов: надо ли жертвовать жизнями одних людей ради спасения других от болезни, которую мы пока не умеем лечить. Кто, кого и какой ценой спасает от опасности, истинные размеры, сама суть и «срок действия» которой нам по-прежнему неизвестны? Ответ, на первый взгляд, очевиден. Конечно, государство спасает нас. Конечно, человечество спасает себя. Точнее, каждую драгоценную единственную и неповторимую человеческую жизнь.

Но попробуем на секунду отключить вполне понятный ужас перед коронавирусом. Давайте, например, круглые сутки рассказывать в каждом СМИ и соцсетях во всех мельчайших подробностях про каждый конкретный случай смерти от рака, туберкулеза или голода в мире, как это делается повсеместно с «короной». Давайте писать репортажи в СМИ и соцсетях о буднях онкологических диспансеров, и ваша картина восприятия опасности умереть от COVID-19 может несколько измениться. Коронавирус не перестанет быть кошмаром, но все-таки сразу утратит свою «эксклюзивность» в качестве возможной причины возможной смерти.

Является ли все происходящее в мире с людьми, с нами всеми, с каждым из нас, невиданным в истории торжеством гуманизма или его кризисом и даже крахом?

Сторонники точки зрения, что сейчас у нас невиданный расцвет гуманизма, что человечество на наших глазах творит чудеса добра, что милосердные государства действительно спасают нас, рассуждают примерно так: еще никогда во время пандемий, которых мы достоверно знаем десятки, люди не заботились о спасении каждой отдельной человеческой жизни. И вот теперь впервые в истории рода людского гуманизм достиг таких невиданных высот, что мы думаем не о «санитарном ущербе» (именно так цинично на языке эпидемий называются человеческие потери—к слову, и сейчас одной из официальных единиц измерения жертв коронавируса является количество смертей на единицу популяции, на миллион человек), а о спасении отдельно взятого человека.

Сторонники теорий заговора по всему миру стали «ковид-диссидентами». Они вообще отрицают опасность и даже наличие самого вируса и считают, что тайные силы (у каждого свои: Китай, мировая закулиса, Билл Гейтс, производители вакцин) просто используют вселенскую панику в корыстных целях, а никакой реальной опасности якобы вообще нет. Но между этими крайними точками зрения помещается, как минимум еще одна.

Как выглядит этот «вирус гуманизма», заразивший государства, в реальности? На одном полюсе Индия, где полицейские от души дубасят палками нарушителей карантина, а по числу новых заражений страна уверенно движется в сторону лидеров. На другом — Туркменистан, где власти вообще запретили употреблять слово «коронавирус» и заявили, что будут арестовывать каждого, кто посмеет выйти на улицу в медицинской маске. Между этим крайностями расположились Швеция, Южная Корея, Япония, где не было тотального карантина, пропусков на выход из дома и наказаний за нарушение правил социального дистанцирования. Между этими крайностями оказались десятки демократических, авторитарных и тоталитарных государств, которые во имя гуманистической цели спасения людей начали с разной степенью жесткости принуждать нас к спасению — штрафами, отмеренной дистанцией прогулок или их полным запретом, практиками жесткого цифрового контроля за перемещениями. Причем штрафуют и зараженных, и здоровых, но при этом гуманно раздают им какие-то деньги, чтобы пересидели вирус дома, если он почему-то согласится куда-то уйти.

Этот довольно странный гуманизм практически в считанные недели превратил жизнь миллиардов людей на планете в аналог цифровой или даже буквальной тюрьмы. Мы видим тотальное обнуление человека. По факту он лично перестает иметь какое-либо самостоятельное значение и самостоятельную ценность. Он стал единицей измерения борьбы с вирусом в отчетах государств и ВОЗ. Миллиарды людей силой поселили в царство «Нельзя» с запретом задавать вопрос «Зачем».

Главный парадокс нашего времени: в борьбе за жизнь практически по всему миру государства почти синхронно лишили людей всего, что составляет ценность этой жизни. Да еще и средств к существованию — только самые богатые страны могут позволить себе сколько-нибудь серьезно поддерживать людей деньгами в изоляции.

На наших глазах происходят поистине удивительные аберрации сознания. Ультра-религиозные ортодоксы внезапно оказались главными борцами за базовые права и свободы человека, а либералы — самыми ярыми сторонниками цифровых концлагерей и других способов подавления этих свобод.

Если не бояться додумывать дальше, возникают другие неприятные вопросы. Имеет ли право человек на то, чтобы его не спасали? Имеет ли право государство решать за человека, как именно спасать его жизнь, если человек не болен и находится в сознании, здравом уме и твердой памяти? Принадлежит ли вообще жизнь человека государству? Имеет ли смысл жизнь, в которой нельзя навещать родных, выходить из дома, целоваться и заниматься любовью, путешествовать, просто работать? Где должны «оставаться дома» примерно 150 млн бездомных—именно столько их, по данным ООН, в мире. Отпускать ли всех заключенных во всех странах — на зонах и в тюрьмах обычно есть некоторые сложности с соблюдением социальной дистанции?

Всемирная организация здравоохранения минимум за пять с половиной месяцев, которые коронавирус с нами, до сих пор не удосужилась даже внятно определить, что именно считать смертью от этой болезни. В результате в разных странах это делают по-разному. Но даже и сейчас совокупное число жертв коронавируса на планете за все время пандемии составляет около 360 тысяч человек: немногим больше, чем в обычной жизни умирают за двое с половиной суток. Ежедневно в мире в обычной жизни умирают в среднем около 150 тыс. человек.

Мы спасаем себя от угрозы, степень опасности и саму суть которой даже не можем толком определить.

Когда государство рекомендует людям добровольно соблюдать некие правила поведения, внятно и корректно объясняя, какими опасностями лично тебе и другим людям грозит их несоблюдение, это похоже на гуманизм. Когда принуждает людей под предлогом спасения жизни карательными мерами— уже не очень.

Если человек — не вообще, а каждый конкретный – действительно высшая ценность, если политические лидеры во всех странах действительно думают о нас, а не о себе, чтобы запуганные до крайности обыватели не обвинили власти в бездействии. Даже прямая финансовая помощь государств людям, которой так умиляются те, кто считает происходящее торжеством гуманизма, имеет очевидную оборотную сторону.

Государства всюду в мире помогают тем, кого сами разоряют и делают критически зависимыми от себя. Даже язык выдает некоторую проблему с торжествующими ныне формами всемирного гуманизма. Например, российская «самоизоляция» в принципе не может быть принудительной, только добровольной. Она же «само-».
Свобода воли, в том числе свобода веры и неверия — в сущности, единственное, что делает человека человеком.  Исчезновение врачебной тайны, тотальный контроль за передвижением людей с помощью гаджетов, отсутствие малейших шансов на сохранность персональных данных — ко всему этому мы в общем-то уверенно двигались и до пандемии. И это довольно трудно назвать движением в сторону гуманизма. Теперь это движение принимает формы, угрожающие самой биологической природе человека.

На выходе из пандемии при нынешних раскладах мы рискуем получить с одной стороны зомби с массовыми психическими расстройствами, шарахающихся друг от друга, а с другой — сотни миллионов озлобленных, растерянных, разоренных и голодных людей без средств к существованию. Если, конечно, наконец не начнем сопоставлять набор угроз, не перестанем жить и принимать на уровне государств решения так, будто бы в нашем мире существует только одна проблема, только одна опасность, только одна причина смерти.

Еще в V веке греческий философ Протагор сказал: «Человек есть мера всех вещей, существующих, что они существуют и не существующих, что они не существуют». Гуманизм— не просто признание того очевидного факта, что каждый отдельный человек важнее любого государства, любой технологии, любого вируса. но еще и уважение лично к этому каждому отдельному человеку. сохранение его права на выбор, свободы воли. И — то самое чувство меры. Если уж человек — мера всех вещей, то ему и мерять этот самый гуманизм, решать, ходить ли в масках и перчатках по жаре, если власть заставляет, а ученые говорят, что это вредно. Решать человеку, а не за него.

Чем оборачивается принуждение к гуманизму, человечество прекрасно знает по своей истории. Все войны, массовые репрессии, кровавые революции случались исключительно из самых благих и гуманных намерений. Разум, здравый смысл и личная социальная ответственность—точно более эффективный путь к спасению человечества и отдельных людей, чем избиение палками или превращение мира в глобальную цифровую и медицинскую тюрьму под прикрытием торжества высоких идеалов гуманизма.