Обидное прозрение. Максим Горюнов о претензии на гражданственность и глухом феодализме Спектр
Пятница, 22 ноября 2024
Сайт «Спектра» доступен в России через VPN

Обидное прозрение. Максим Горюнов о претензии на гражданственность и глухом феодализме

Фото Reuters/Scanpix Фото Reuters/Scanpix

Освобождение Ильдара Дадина и вся его история — обидное прозрение. Почему Дадин выходил на одиночные пикеты? Потому что стал свидетелем несправедливости. Он был наблюдателем на выборах, он увидел, как считают голоса, и он вышел на улицу с простым заявлением: вы обманываете, так нельзя. В ответ ему предъявили обвинение и вот уже шесть лет он с переменным успехом защищает себя. Терпя изоляцию, лишения и даже пытки

Дадин поступил как гражданин, живущий в демократическом обществе. Российской государство ответило ему в своей обычной манере, как оно всегда отвечает, когда встречается с гражданским поведением; напомнило, что уважает гражданские свободы, пока те не мешают его интересам. Преследуя Дадина, государство предлагает российскому обществу вернуться с небес на землю, отказаться от претензий на гражданственность.

До Болотной площади в воздухе витала иллюзия, будто этот вечный российский сюжет, когда человеку, чуткому к несправедливости, приходится платить за свою чуткость, уже ушел в историю и больше никогда не вернется. Смерть журналистов, избиения правозащитников, суды против гражданских активистов, разумеется, случались и тогда. Однако, общество, успокоенное экономическим ростом и открытыми границами, предпочитало видеть в этом досадный пережиток. Была твердая уверенность в том, что еще десять-пятнадцать лет и жизнь станет совсем европейской. 

Будет расслабленная, экономически обеспеченная Россия, не ведущая войн, отказавшаяся от смертной казни, с профессиональной армией, с инновациями. Наконец-то с качественным гуманитарным образованием, чуждым всякой идеологии. С естественными науками, ориентированными на нужды мирных граждан, а не на планы военных. 

Должны были пасть границы, разделявшими Россию и Европу. Россияне верили, что на едином пространстве от Владивостока до Лиссабона родиться новый мир, чуждый нищеты и аморальности недавнего прошлого.

Веря в открытое будущее, читающая российская публика, например, слабо интересовалась историей. Несмотря на важность темы, книги, посвященные административным практикам царской империи и изгибам советской политики, годами пылились на полках. Было мнение, что современная Россия — новая страна, у которой с прошлыми россиями — кровавой красной и кровавой двуглавой — нет ничего общего. 

Исчезающий интерес к прошлому питал слабый русский национализм. Суть которого была в умилении текстами Василия Розанова. Веря в прекрасное будущее, россияне и в своем прошлом предпочитали видеть одни лишь пасторальные сюжеты. Восковые свечи, сарафаны, маринованные грибы и русская даль, обязательно с Волгой, уходящей за горизонт. Таким было прошлое в те редкие минуты, когда к нему обращались. 

Митинг на Болотной стал воплощением этой мечты о мягкости. Люди шли отстаивать свои права, ни секунды не готовясь к насилию и баррикадам. Насилие должно было исчезнуть совсем, оставшись лишь в нашей истории.

Россияне уже воображали себя гражданами. Они уже потребляли идеи, как граждане. Они читали статьи, занимались самообразование, посещали открытые лекции. Появились кафе с газетами и черным кофе. В социальных сетях не утихали публичные споры о лучшем государственном строе, критика властей, резонерство. Как пишет философ Юрген Хабермас в своей фундаментальной работе «Структурное изменение публичной сферы», именно эти вещи позволили англичанам, немцам и французам осознать себя свободным гражданами. Чтение газет и чтение книг взорвали старый феодальный мир, навсегда изменив лицо Европы.

То же самое происходило и в России к 2011. С той лишь разницей, что россияне, помня об ужасах прошлых революций, не собирались ничего взрывать. Ильдар Дадин не стал профессиональным революционером, как Владимир Ленин и Иосиф Сталин. Дадин строго в рамках закона вышел на одиночный пикет. Он вместе со всеми полагал, что этого достаточно. Дадин не стремится к  повторению революции и соблюдает правила. Рассчитывая, что и власть разделяет его опасения, что она тоже соблюдает правила. К большому сожалению для всех, он ошибся.

Российское государство ответило на мягкость силой. Судьба Дадина тому живой пример. Тем самым оно показало, что не признает гражданские процедуры. Россияне могут только воображать себя гражданами. В реальности они живут в сословном обществе. В котором мнение нижестоящего ничего не значит для тех, кто выше по вертикали. 

Дадин не должен был страдать. Узники болотной не должны были страдать. Люди, занимавшиеся подсчетом голосов, не должны были лгать. Власть должна была согласится с волей граждан. Этого не произошло. Согласно учению философов-гегельянцев, это означает, что в ближайшем будущем не будет никакой расслабленной России, открытой для всех хороших и добрых людей. 

Чтобы Дадин стал последним россиянином, пострадавшим за чуткость к несправедливости, россиянам придется стать гражданами. А российским властям научиться уважению. Как следует из истории, это долгий и сложный процесс. Не всегда приятный. Прежде всего потому, что связан с трением и даже насилием. Россиянами придется отказаться от мечтаний о будущем, и углубиться в настоящее. Чтобы лучше его понять, нужны будет изучить собственную историю — особенно в год 100-летия одного из самых разрушительных потрясений в истории нашей страны и всего мира.

Открыв их, россияне удивятся, как много Дадиных было в российском прошлом и насколько это в сущности обычный для России сюжет. Настолько обычный, что его повторение смерти подобно.