За день до перемирия. На границе. Ростовская область. Равнина заканчивается у горизонта. Ее делит надвое коричневая дорога, уходящая вверх. На правой стороне от дороги пасется гнедой конь. На левой - одинокие деревья круглыми кронами задевают облака.
Двое мужчин и женщина стоят у деревянных построек, одна из которых служит домом, другая - сараем.
- Аж земля дрожит, - произносит женщина, реагируя на выстрелы, гремящие за горизонтом.
- Я ездил на днях на таможню мариупольскую, - говорит мужчина, - там тоже бабахало.
- Это так они воюют - ба-бах, ба-бах, - отзывается второй. - Но нам что? Лишь бы нашу скотину не пугало и не убивало, - добавляет он, хотя конь, вопреки его словам, продолжает жевать траву, не обращая внимания на оружейные раскаты.
Группа еще недолго стоит, прислушиваясь, и уходит в дом. В перерывах между выстрелам поют птицы, да в выгоревшей траве равнины жужжат насекомые.
Стемнело. Перед движущейся на медленной скорости машиной мелькает тень. Она выбегает на дорогу, быстро взмахивает руками и убирается снова на обочину, когда расстояние между ней и машиной становится катастрофичным.
- Подберем? - спрашивает сидящий за рулем молодой мужчина в камуфляже - Петя - другого, одетого с ним в один цвет - Алексея.
- Давай, - соглашается тот.
Машина тормозит. Тень снова выходит на дорогу. Дверца машины открывается, приглашая ее сесть. Тень впархивает внутрь. В свете салона видно: это - худощавый мужчина лет тридцати, с уже определившимися залысинами на светлой голове, с выпуклыми голубыми глазами. Он оглядывает пассажиров машины.
- Мне надо до Ростова, - выдыхает.
- Ты откуда? - спрашивают его.
- Оттуда, - отвечает он.
После первых приветствий, выясняется: все трое - россияне, добровольцы, принимавшие участие в боевых действиях на стороне ДНР и ЛНР. Попутчик рассказывает - он из Екатеринбурга, где работал администратором в магазине сантехники.
- В Ростове на базе десять дней отдохну, - говорит он, - и вернусь, уже не в свой отряд, а к луганским пацанам. У луганских там «мух» столько, они залпами х*****и (стреляли). Конечно, к ним и подходить боялись. А у нашего отряда - че? У нас на всю позицию два калаша и шесть магазинов на двоих. Ну, б**дь, дебилизм же!
- Деньги есть? - коротко спрашивает Петя.
- Не, нам же не платили. Мне командир военной части дал двести гривен, и все, я поехал.
- Долго ты там был? - спрашивает Алексей.
- Две недели в окопах сидел.
- А срочку служил?
- Нет... Там нас е*****и (обстреливали) из минометов, из гаубиц, - быстро продолжает он. - Бывало, бэтээр вылезет, плюнет в нас парой выстрелов и с******я (скроется). Нет такого, чтобы укры шли, а мы бы их видели. Очень редко удавалось выцепить их.
- Пленные были? - продолжает задавать вопросы Алексей.
- Пленных у нас был приказ не брать.
- А что с ними делать?
- Расстрел. Если даже с белыми флагами выходят - расстрел.
- Тех, кого с белыми флагами выходили, тоже расстреливали? - уточняет Алексей.
- Даже тех... - отвечает он.
- Зачем? - спрашиваю я.
- А там населению есть нечего. Ну, ты просто не знаешь, что они сами делают, - обращается ко мне. - Я не хочу тебе рассказывать, что нацики делают. У тебя психика не выдержит.
- Вы тоже расстреливали? - спрашиваю его.
- Лично я - нет.
- А вы кого-то убили на этой войне?
- Лично я - да.
- И как же вы теперь будете?
- Буду - что?
- Работать в магазине сантехники.
- В смысле? Я отдохну десять дней и вернусь в Луганскую область. Я хочу вернуться... Слушай, у меня за эти две недели ценности уже поменялись. Я могу сейчас выйти из машины и тупо в поле спать. Но я хочу в Ростов - на базу, на ту, с которой меня отправили.
- Вы не жалеете, что поехали на войну?
- Хватит мне выкать! ...Психологический барьер какой-то был, но его уже нет... Нет, я не жалею, что поехал. Я не могу этого тебе объяснить двумя словами. Я не могу даже сейчас формулировать. Ты спрашиваешь - приходилось ли мне убивать? Есть приказ командира, и если ты его ослушаешься, ты - труп. А командир - он умный очень человек, кадровый офицер, и он вещи говорит правильные. Кого нам было брать в плен? Польских наемников? Они бабки получают за то, что убивают славян. А я славянский мир пошел защищать, я пошел воевать за славян.
- Где вы стояли? - спрашивает Алексей.
- Между Дмитровкой и российской границей. А четыре дня назад с той стороны пришли луганские пацаны. И соединили нас с остальным ополчением. Они тоже - приколисты такие. На тракторе заехали. А мы подумали, танк едет и чуть им не в*****и (выстрелили по ним).
- Укропы сильно вас утюжили артиллерией? - задает вопрос Алексей.
- Между нами был котел, и у них в этом котле ни х** (совсем) оружия не было. Они даже минометами не обстреливали. Были у них диверсионные группы, но мы их отслеживали. А я сам видел - в зеленке двое на дереве болтались. То ли обкуренные были, то ли другое с ними че - не знаю.
- У них, наверное, снарядов не было, - вставляет Петя.
- А нас поливали будь здоров, - отзывается Алексей.
- Мы когда смену сменили, - говорит попутчик, - пришли и увидели - там бой о***ть был какой. Деревья повалены. А у нас только один боевой был поход... Там нет ни интернета, ни ютюба, и хрен дозвонишься. Там все глушится. Потому что представьте - в лесопосадке включается пятьдесят российских симок одновременно, через десять минут ракетный удар, и все... Вкопались мы там, о***ть как! У нас был хороший командир. Он дал приказ арестовать, я арестовал. Не дал, я не арестовал...
- Чеченцев встречал? - продолжает Алексей.
- Нет. Говорят они пленным кишки через рот достают. И ходят по зеленке бесшумно, как кошки.
- Вы сами видели? - спрашиваю его.
- Хватит мне выкать! - снова прикрикивает он и сразу смеется. - Нет, сам не видел... А, знаешь, как боишься ночью? П****ц как (очень)!
- Почему? - спрашиваю его, а за окном в это время проплывает степная ночь.
- Потому что ночью убивают бесшумно... - понизив голос, говорит он и снова смеется.
- Бухать в таких случаях надо, - советует Алексей. - Ты в окопах от страха ссался или спал?
- Я не ссался.
- Тогда спал?
- Нет, но не ссался.
- Есть только два варианта - либо ссышься, либо спишь. Смелые впадают в адреналиновый сон, трусы - ссутся.
- Мы у укров такую х***ю (вещь) натовскую взяли, туда консерву фигачишь, и она нагревается!
- Это термохимическая реакция. Там карбид, - говорит Алексей. - У немцев тоже такие были.
- Ночью убивают бесшумно... - повторяет попутчик, глядя в окно. Он произносит эту фразу несколько раз, а потом, оторвавшись от окна, серьезно добавляет. - Все х***я (ерунда) - кроме пчел. Но и пчелы - тоже х***я.
В Ростове он выходит. Достает из кармана двести гривен - несколько мятых бумажек по пятьдесят, двадцать и десять. Изучает их под светом фонаря. Пересаживается на такси и едет на базу. Алексей на прощание хлопает его по плечу со словами - «Мужик, больше туда не езди. Ты там уже побывал. Не твое это».
- Он ссался под себя, - говорит Алексей о случайном попутчике, возвращаясь в машину. - Он ушел из подразделения, потому что посчитал, что он - не пушечное мясо, чтобы сидеть в степи и ждать, когда подползет враг и перережет глотку.
- Откуда ты это знаешь? - спрашиваю его.
- Я видел на фронтах героев и видел трусов. Слушая его рассказы, я сопоставлял их с тем, что видел сам. Я знаю, что они от страха стреляли в ночи. Они настолько скованны страхом, что готовы убить любого, кто приближается к ним. Он недоволен тем, что ему выдали всего три магазина, и он готов был бежать с позиции после первых двух выстрелов.
- Может быть, не стоит так жестко судить человека, который не имеет боевого опыта?
- В июне от моей роты осталось всего двадцать шесть человек. Их оружие мы закопали с Сергеем, подчиненным Пети, - кивает на сидящего у руля, - в зеленке. С этими двадцатью шестью, которые, как вы с этим трусом утверждаете - «не пушечное мясо» - мы продержались под обстрелами неделю. Потому что надо было держаться. Мы должны были дать возможность пройти танкам и новым батальонам ополчения.
- Эти двадцать шесть тоже были добровольцами из России?
- Да, в основном - казаки... А этот сантехник представлял себе войну пафосно - тупые враги бегут по полю, а ты из пулемета по ним - тра-та-та-та. Вот когда пехота идет по полю с закатанными рукавами, это означает одно - командир этой пехоты на все сто уверен, что те, кто сидят в окопах почти все уже мертвы. А те, кто живы, поднимут руки вверх. И это - хороший командир, он знает, что сделал все, чтобы не было потерь. Но, прежде всего, он хорошо выучился военному делу.
- И ты этим летом ходил по полю с закатанными рукавами?
- Я не ходил с закатанными рукавами, но мне нужно было сделать так, чтобы ко мне в окопы противник так не пошел. Хороший командир пустит своих солдат в атаку, только после того, как убедится - девяносто процентов личного состава обороняющихся погибло. Вот тогда можно идти по полю... Но этот человек, - снова возвращается к попутчику, - он вызвался быть солдатом, и он должен был выполнять свой солдатский долг, переносить все тяготы и лишения, а также приказы командиров мужественно. Тем более, что он - доброволец из России.
- Он - прежде всего, житель мегаполиса, - напоминаю я.
- А этими чеченами все бредят, - продолжает он. - Даже женщины в Гуково (Ростовская область) рассказывают друг другу, что, непонятно откуда взявшиеся, приходят туда чечены. Переходят границу, вырезают украинских солдат, а потом под утро возвращаются через границу, приходят в Гуково, и этими же ножами режут баранов, едят, танцуют лезгинку.
- Но это же неправда?
- Неправда. Но все в нее верят. Как и в то, что чечены ходят по лесу бесшумно, и достают кишки спящих украинских солдат через рот. А знаешь, почему живут эти страшилки про чеченов? Потому что все привыкли ночью в окопах спать!
- Ночью убивают бесшумно, - произношу я, глядя в окно, на Ростов-на-Дону, который еще не спит.
Ростов-на-Дону. Кофейня. Казачий атаман собирается возвращаться в Луганск. Сегодня у меня есть время задать ему только два вопроса - о чеченцах и о добровольцах. На первый он отвечает коротко - чеченских бойцов распиарили сверх меры. Они хороши в горной местности, но Донбасс - плоскость. Слава сыграла против них - узнав, что в составе группы есть чеченцы, украинская армия применяет к ним удвоенную силу.
- Что касается «баз» ополченцев, - говорит он, - это не тренировочные базы. Тут много туристических баз - отсюда название. Недавно какое-то ваше СМИ писало о базах, где тренируют добровольцев. «Минплита» - это полудохлая турбаза на левом берегу, достаточно дешевая. Ее оккупировали ополченцы. Там перевалочная точка для них. Но не лагерь подготовки! Они живут там дня по три, и уже с нашей помощью двигаются дальше. У них там сейчас охрана, и теперь они ни с кем из журналистов общаться не хотят! Но добровольцы едут со всей страны, а все дороги ведут в Ростов. Часть ополченцев по утрам устраивают пробежки и занимаются тактикой по кустам. Что для аборигенов иногда выглядит довольно странным, - смеется. - Остальное расскажу при новой встрече, не сейчас.
Он уходит. Уезжает в Луганск. Через несколько дней вернется - с потерей. Один казак из пятидесяти добровольцев погибнет. Но только при новой встрече я смогу спросить - погиб он днем или ночью.