Ни власти, ни электричества. Репортаж из освобожденного украинского села, где осталось чуть больше десятка жителей Спектр
Суббота, 27 апреля 2024
Сайт «Спектра» доступен в России через VPN

Ни власти, ни электричества. Репортаж из освобожденного украинского села, где осталось чуть больше десятка жителей

Мост через Северский Донец возле села Богородичное. Фото Дмитрия Дурнева/Spektr.Press Мост через Северский Донец возле села Богородичное. Фото Дмитрия Дурнева/Spektr. Press

Село Богородичное Донецкой области очистили от российской армии 11 сентября 2022 года — но здесь до сих пор здесь нет ни газа, ни электричества, ни власти, ни населения толком. Есть только полтора десятка человек, которые ни за что не готовы расстаться с землей, на которой стояли их дома, счастливчики здесь перекрывают крыши и вставляют окна, неудачники не имеют даже целых сохранившихся подвалов. Бои сейчас идут в километрах в 30−40 от села, сразу за Лиманом: возможно поэтому сюда даже временную линию электропередач не кинули — в любой момент война может прикатиться обратно. Таких сел и городков, как Богородичное, где жизнь поставлена «на паузу», еще десятки, если не сотни.

До войны в Богородичном была самая дорогая земля в Донецкой области. «Сотка» в этой «Донецкой Швейцарии» стоила в 2013 году примерно 3 000 долларов. В 2021-м — почти в три раза меньше. В селе до войны жили 700 человек, в соседнем городе Святогорске — четыре тысячи. И в городе, и в селе есть монастыри: Святогорская лавра и Богородичный женский скит, оба стоят, что важно, на правом берегу Северского Донца.

Правый берег — красивый и высокий, на «господствующих высотах», как сейчас принято говорить. В Святогорске над Лаврой стояли части ВСУ, а через реку в городе — россияне. Богородичное все на правом берегу, его в ходе боев просто поделили пополам: в школе и на уровне часовни были русские, а на горе, сразу за селом, в лесу — окопы украинцев. Здесь остановили и не пустили дальше к Славянску российскую армию. Но Славянск жив, а Святогорск, Богородичное и соседнее село Долина нещадно разбиты. В Богородичном ни одного целого строения не осталось.

Руины храма Богородичного женского монастыря. Фото Дмитрия Дурнева / Spektr. Press

Мы с товарищем обходим хорошо знакомое село пешком. На повороте перед речкой был популярный у туристов источник с освященной водой, церковная лавка и часовня. Когда-то по обе стороны реки, вокруг моста, проходил ежегодный областной туристический слет, на левом берегу отрывались от пляжа байдарки, действовал импровизированный тир с пневматикой и какой-то едой рядом, на высоком правом берегу разворачивался веревочный парк. Сейчас мост взорван, лес на правом берегу посечен взрывами и осколками. Развалины часовни служат ориентиром, чтобы поставить там, возле особенно большой воронки, машину. Куда-либо передвигаться вглубь села на автомобиле страшно — осколки снарядов нещадно режут колеса, а до цивилизации и первой шиномонтажки тут километров тридцать. На пригорке виден женский Богородичный монастырь, вернее то, что от него осталось. И тишина. В Богородичном страшно тихо.

Село Богородичное, часовня рядом с источником с освященной водой и самой крупной воронкой в селе. Фото Дмитрия Дурнева / Spektr. Press

Ни в одном доме не видно жизни. Ни власти, ни местных, ни проезжих — тут теперь тупик, понтонную переправу через реку военные навели гораздо выше по течению Северского Донца, уже в Святогорске.

Мы искали жителей Богородичного больше часа. Первым полноценным, на своей земле, был дед Володя — сухощавый, поджарый, крепкий, пропитанная потом рубаха на спине подчеркивает мышцы. У него огромный, уходящий в лес огород, где между грядок еще лежит неразорвавшийся снаряд. Дед таскает из колодца воду, ведро за ведром. Чтобы полить огород, нужно 67−70 ведер. «Ты видишь, какая рука у меня теперь?» —дед Володя показывает взбухший кусок надорванной мышцы на правом бицепсе.    

Дед Володя смог спасти свой дом в селе, заново перекрыв побитую осколками и минами крышу.  Отдал квартиру в близкой Николаевке сыну и внукам, себе наладил старый «жигуленок» и умудряется на нем выскакивать в цивилизацию — к рынкам, бензину и магазинам стройматериалов —  и выживать на две пенсии: свою и жены. Дом у них хоть и без удобств, зато и без оплаты коммуналки — всё экономия! А вода в земле бесплатная, но «освященная», местная. Две бутыли с водой дед настойчиво сует нам: «Будете пить — не напьетесь!».

К этой святой воде (вернее, к руинам часовни) дед Володя вел нас от своего побитого дома обходной, но проверенной дорогой, потому что все прямые стежки заросли травой по пояс, которая скрыла как неразорвавшиеся снаряды, так и противопехотные мины, и банальные «растяжки», которых тут еще никто не искал. Только местный монастырь монашки, что называется, телами своими проверили: покосили траву, убрали кладбище, подмели дворы вокруг развалин. А мы возвращались от деда какой-то проселочной грунтовкой мимо изрядно побитой школы, где еще сохранились укрепленные мешками с песком огневые точки российской армии.  

В Богородичном не осталось ни одного целого строения. В этом доме был швейный цех монастыря. Фото Дмитрия Дурнева / Spektr. Press

— Военные, бывает, к нам приезжают, посмотрят и уезжают, — рассказывает дед Володя. — Власти у нас нет никакой, кроме старосты. А волонтеры уже месяц не приезжают… Кто тут что восстановит и когда? — продолжает он, указывая на разбитые дома вдоль дороги. — Вот перед тобой дом побитый — он учительницы нашей, ей 73, кажется, ну что она тут отстроит? Ты знаешь сколько сейчас цемент стоит, маленький такой мешочек?! 

Деда Володю нам удалось найти, благодаря местному сторожу по имени Сергей. Большой, загорелый мужик в широких шароварах, выцветшей футболке и резиновых тапках на босу ногу явился вроде как ниоткуда, как в фильмах по Кингу — человек неопределенного возраста посреди тишины. Мы даже решили, что он какой-то буддист, только что после медитации. Но крупный мужик настороженно сообщил, что он тут с 4 мая «по божьему благословению» сторожит развалины женского монастыря. Сам Сергей местный, под нещадным обстрелом его семья вышла из села в сторону Святогорской лавры прошлой весной. Жена и дочка и сейчас там, возле монахов, живут, а он вот в вагончике, в Богородичном, бережет оставшееся церковное добро. Собственного добра у Сергея не осталось.

— Куда мне ехать? — с вызовом переспрашивает он. — В смысле зачем? Семья на выходные ездит ко мне, в вагончик. А дом как восстанавливать? Он разбит полностью, подвал уничтожен даже, все, жизнь прервалась! Если б вы это сами увидели, таких вопросов не задавали бы. Там глядишь и понимаешь: человеку тут делать нечего! Мы и коров держали — когда бежали, тут их выпустили, тут их где-то и поубивало, не только моих… Я тракторист по специальности, но официально нигде не работал, хозяйством занимался — у меня три коровы было, телята, гуси, куры… А сейчас я не понимаю, что делать дальше? Люди за что-то цепляются, подвал там, еще что-то — у меня не за что зацепиться даже!..

Жителей в Богородичном осталось то ли 14, то ли 16 человек — местные в оценках расходятся. Ниже монастыря живет бабушка, которую волонтеры вывозили в эвакуацию, но она вернулась — свой уцелевший подвал милее, а добрые люди не забывают и еду подвозят. Дальше живет с мамой легендарный мужик Коля, единственный, кто выжил здесь при «горячей войне». Церковный сторож Сергей пересказывал о нем легенды: «Может сказки, может нет, что он к украинцам в лес за тушенкой лазил, а с русскими бражку пить получалось. Он правее вон той уцелевшей крыши в пристройке сидит, а тут, в доме слева вдоль тропы, его брат жил — их вместе с женой убило…»

Легендарный Коля к нам не вышел и разговаривать не стал. Он день или два провел, запертый русскими в сарае — проверяли, не разведчик ли? Теперь все его об этом опыте расспрашивают, особенно журналисты: надоели хуже горькой редьки.

Дед Володя, живущий напротив Коли, тоже не любитель беседовать с прессой. Что он может ей сказать?

— Я энергетик, на станции работал, а деньги на свой дом на заработках скопил. Сейчас стыдно признаться — в Москву ездил работать. А сейчас они нас… Как войну останавливать? — безнадежно машет он рукой.

В Богородичном нет электричества, не работает телевизор, на территории села не работает мобильная связь, а про мобильный интернет тут даже и не заикаются. Дни проходят в работе, от рассвета до заката, а с наступлением тьмы делать уже совсем нечего. Даже гулять по Богородичному противопоказано…  

Мурал художника Гамлета Зиньковского в городе Изюм. Фото Дмитрия Дурнева / Spektr. Press

Близлежащие по харьковской трассе разбитые города Купянск и Изюм отличаются от Богородичного только наличием людей — военных, которые что-то покупают, и волонтеров, которые чем-то кормят. Скажем, в Изюме мы видели шотландцев в килтах и шерстяных носках на босу ногу — они развернули на площади кулинарный городок и кормили местных почему-то пиццей. Еще в Изюме уцелевшие местные приехали на уцелевшее футбольное поле с уцелевшими манишками и очень умело играли в футбол на фоне разбитой артиллерией старой школы.  

А еще на складском здании рядом с церковью мы обнаружили рисунок: нарисована большая рыба с подписью: «Рыба не умеет падать. Мы тоже».

Дорога на Богородичный женский скит. Фото Дмитрия Дурнева / Spektr. Press