Прошедшие в выходные в России митинги против пенсионной реформы были весьма малолюдными. Но скромное число вышедших на улицы не должно обманывать — когда люди поймут, что они не могут докричаться до власти, (иных способов донести свою точку зрения у россиян фактически и не осталось), протест может вылиться в довольно радикальные формы.
В субботу в российской столице и нескольких городах против пенсионной реформы митинговали сторонники КПРФ и их идейные союзники. В Москве на проспекте Сахарова, по мнению коммунистов, собрались около 100 тысяч человек. Полиция насчитала 6500, а организация «Белый счетчик» — 12 тысяч. Последняя цифра более похожа на правду.
В других российских городах собралось и того меньше — где триста человек, где пара тысяч.
Столь же невпечатляющим выглядел и воскресный митинг, организованный Либертарианской партией, который посетили Алексей Навальный с супругой. Госинформагентства со ссылкой на полицию сообщили, что на митинг «против изменений в пенсионной системе» (слово реформа в данном контексте для государственных СМИ табуировано) пришли около двух с половиной тысяч человек. По данным того же «Белого счетчика», митинговали примерно шесть тысяч.
В акциях против пенсионной реформы, проходивших в конце июня, тоже участвовали где несколько сотен, а где — несколько тысяч человек. В некоторых городах вообще все ограничилось пикетом или сбором подписей против реформы.
Примечательно, что соцопросы зафиксировали резкий рост недовольства среднестатистического жителя России. И детонатором этого недовольства послужила именно пенсионная реформа.
Еще в апреле этого года социологи «Левада-центра» выяснили, что на митинги были готовы выйти всего 8% опрошенных, 86% ответили, что скорее всего, участия в них не примут. При этом в июне 2017 года участвовать в протестных акциях против падения уровня жизни готовы были 15 процентов.
Проведенный спустя две недели после объявления планов пенсионной реформы опрос Фонда «Общественное мнение» показал шокирующую цифру — тридцать процентов готовы участвовать в акциях протеста. И это на фоне резкого падения рейтинга Владимира Путина.
Казалось бы, на прошедшие протестные митинги должны были выйти миллионы — при таких то настроениях. Но этого не случилось. Так что заявление бессменного лидера коммунистов Геннадия Зюганова на субботнем митинге: «Мы все сделаем, чтобы поднять страну, и она сказала „нет“» выглядит в этой ситуации шапкозакидательством.
Объяснений этому разрыву между настроениями и готовностью публики действовать — много.
Те же социологи давно говорят, что «настоящих буйных мало» — от силы 1 процент. Еще пять-шесть процентов тех, кто реально может присоединиться к акциям протеста. И есть так называемое «протестное болото» — те, кто готов протестовать на словах, а не на деле.
Еще один важный фактор — большинство оппозиционных партий выступают в роли клапанов для спуска пара, а не политических сил, выражающих настроения тех или иных слоев общества.
Попытки КПРФ провести референдум ожидаемо наткнулись на отказ ЦИК. А некоторые другие оппозиционные силы вообще ограничились заявлениями и пресс-конференциями. Да и, в целом, политическое поле максимально зачищено.
Итог — протестно настроенные граждане зачастую не хотят ассоциировать себя с политическими партиями, предпочитая говорить напрямую с властью, пытаясь послать ей сигнал — услышьте нас.
Плюс к этому, время для объявления пенсионной реформы властями было выбрано самое что ни на есть удачное — лето, комары, Чемпионат мира… Кому тут захочется митинговать?
Понятно, что власть внимательно наблюдает за робкой пока митинговой активностью. Спикер Госдумы Володин говорит, что вопрос о повышении пенсионного возраста в России надо решать в ходе обсуждений, а не на митингах. Вот, к осенней сессии ГД соберем предложения по реформе и обсудим все как цивилизованные люди. Да и сам Путин, молчавший несколько недель, вдруг выскакивает как «бог из машины» и заявляет, что ему тоже не нравится ни один из вариантов пенсионной реформы. Власть посылает сигнал, мол, еще не решено окончательно. А русский человек привык уповать на доброго государя…
При обсуждении пенсионной реформы часто вспоминают монетизацию льгот в 2004−2005 годах. Общественность тогда выступила жестко — нацболы символически оккупировали здание Минздрава, пенсионеры, по которым прежде всего ударила реформа, перекрывали федеральные трассы. Да и география протестов была весьма обширной — когда в Стерлитамаке восемь тысяч человек блокируют улицы города, по-любому приходится прислушаться к ним.
Тогда протест фактически залили деньгами. Сейчас власть намекает, что на серьезные уступки идти не готова.
За последние годы российская властная бюрократия, напуганная призраком майданов, сделала все, чтобы лишить недовольного гражданина возможности легально выразить свое возмущение. Выборы — это, скорее, некая церемония, а не возможность общественному мнению проявить себя. А законодательство о проведении массовых акций шлифуется уже годы — в сторону дальнейшего ужесточения.
И вот социологи фиксируют тревожную тенденцию — уровень недовольства властью в целом растет. При этом граждане не видят возможностей ни докричаться до власти, ни еще каким-то образом выразить свой протест. Пенсионная реформа, в отличие от той же монетизации льгот, тема не на месяцы, а на годы. Вызреет тихо «русский бунт». И где и в какой форме он выплеснется?