С 1 по 9 декабря в Москве, Петербурге и Екатеринбурге под девизом «Вместо свободы» в десятый раз пройдет фестиваль документального кино Артдокфест. Хотя, несмотря на то, что по количеству фильмов, сеансов и объему деловой программы это самый крупный в России фестиваль документального кино, он уже несколько лет не получает поддержки минкульта РФ. О специфике документального киножанра и опального кинофорума рассказал его президент, режиссер и продюсер Виталий Манский.

Кислородное голодание

- Почему стоит смотреть документальное кино? Чем оно отличается от игрового кино и актуальной журналистики?

- Я бы поставил вопрос иначе. Если нет особой потребности, нехватки кислорода, то смотреть документальное кино вовсе не обязательно. Информационно документальное кино уступает телевидению, эмоционально — игровому кино. Но у него есть и несомненный плюс — та самая компенсация нехватки, преодоление барьеров, расширение горизонтов восприятия, углубление миропонимания. Если все музыкальные потребности человека вполне удовлетворяет Стас Михайлов, то ему не нужны ни Шнитке, ни другая классическая музыка. Не хочу принижать Стаса Михайлова,  просто в какой-то момент можно почувствовать, что тебе недостаточно трех и даже пяти аккордов, и неудержимо тянет в более сложные музыкальные пространства.  

- Но ведь есть совсем не элементарные, изысканные игровые фильмы?

- Конечно же есть, но в данном случае я имею в виду обобщенную составляющую. 80% игрового кино — это чистая индустрия, Голливуд и иже с ним, и всего 20% — некий артхаус, авторское фестивальное кино: Герман-старший, Тарковский, Феллини…  В документальном кино все ровно наоборот: 80% авторского взгляда и интонации — и 20% индустриальной составляющей, в основном в фильмах, предназначенных для телевидения.

- Сергей Лозница, отвечая на тот же вопрос указал на разницу в этике. В игровом кино позволительно все, а в документальном есть этический барьер: нельзя снимать самоубийство.  

- Тут разница для автора: если нет этических пределов, то вход в эту профессию запрещен. Но не для зрителя.

- А зритель часто думает, чего я не видел в этой реальности. И требует грезы и боевик!

-  Тут стоит вспомнить самые успешные документальные фильмы, построенные на том, что зрителю в грезах как раз не хватало реальности. Один из таких фильмов, «В постели с Мадонной», как раз предлагал зрителю окунуться в манящее закулисье. Или «Эми» — картина о жизни и смерти британской поп-дивы Эми Уайнхаус, получившая прошлогодний «Оскар». Здесь и внутреннее погружение, и конфликт, приведший к трагическому концу. Так что документальный кинематограф вполне справляется с грезами.   

- В отзыве на рижскую программу Артдокфеста Зара Абдуллаева отметила, что представленные фильмы свидетельствуют о том, что еще нельзя выразить словами, но уже можно показать на языке документального кино…

- Отличная формула смысла и задачи документального кино. Именно те, кому нужен более широкий и необщий взгляд на реальность, и формируют общественное мнение, ищут ответы на ключевые вопросы. Зрителей документального кино всегда будет меньше, чем потребителей голливудской продукции, но именно эти люди выступают смысловиками, формируют повестку будущего.

Из Риги с любовью

- В очередной раз Артдокфест стартовал в середине октября в Риге и лишь к декабрю добрался до России.  В чем разница проведения фестиваля в Риге и в российских столицах?

- В отличие от Риги, где билет можно купить за пять минут до начала и выбрать удобное место,  в России, несмотря на жесткий прессинг, переходящий в необъявленную войну, на те же фильмы выстраиваются очереди, в залах куда больших рижских яблоку негде упасть. Мы понимаем, что для российского зрителя Артдокфест как воздух для дыхания, поэтому мы преодолеваем тысячи преград, делаем все возможное и невозможное, чтобы фестиваль оставался в России. В Москве, Петербурге или Екатеринбурге люди приходят на Артдокфест не только посмотреть хорошее кино, но и повстречать себе подобных. Добираться в декабрьской Москве на метро и с пересадками на другом транспорте до кинотеатра, несмотря на политическую обстановку, заплатить деньги и потратить несколько часов жизни — в этом есть что-то героическое. В Риге нет такой потребности — и слава богу.

- В Риге были показаны девять фильмов, пять из которых связаны с Украиной. В остальных в той или иной степени присутствуют репрессии и насилие. Чем объясняется такая подборка?

- Для точности: в программе рижского Артдокфест было восемь фильмов, мой фильм «Родные» отобрали для церемонии открытие организаторы Рижского международного кинофестиваля. Убежден, что кино, представленное на фестивале и в Риге, и в главных городах России должно быть актуальным, отражать современность. Хотя зрители, посмотревшие картину «Мариуполис», подтвердят, что такое кино никак нельзя назвать политическим высказыванием. Для нас было важно  представить эту самую актуальность с разных точек зрения, широкий взгляд на пиковые моменты современности, чтобы зритель, опираясь на такие разные точки, мог выйти на собственное представление. Отсюда у нас и картина Филиппа Ремунды, которая не понравилась некоторым зрителям отсутствием четко сформулированной политической позиции. Хотя я точно знаю, что у Филиппа, гражданина Чехии, такая позиция есть. Но как художник он считает, что фильм должен существовать вне политических пристрастий его автора. Это совершенно особый подход для российского зрителя, живущего в мире гиперпристрастного телевидения и не верящего в возможность иной авторской позиции. Мы предлагаем принципиально другую картину мира. Поэтому в российских показах будет много картин, представляющих Украину в разных углах преломления, в широкой гамме чувств, эмоций, запахов и ощущений.

Телевизор и идентичность

- В рамках программы «Война и мир» будет показан ваш последний по времени фильм «Родные», где в полном метре вы сняли своих родственников, живущих на Украине и в России. Насколько кино, ваш фильм, в частности, способно что-то изменить, преодолеть тренд на разделение двух стран?

- Я бы крайне осторожно пользовался формулировками «преодолеть разделение», «навести мосты», «склеить и примирить» и тому подобное. Своей картиной я хотел скорее предъявить реальную проблему во всей ее глубине, сделав мою семью своего рода моделью, фокус-группой для рассмотрения более общих, глобальных вопросов. Ведь упрощенная схема пропаганды-контрпропаганды, дескать, плохая Россия задурманила голову людям на востоке Украины, вот и произошли такие катаклизмы. Надеюсь, что мой фильм дает понять, что Россия не просто дурманила голову, но очень точно и цинично использовала реальные противоречия, существующие на Украине. Вообще, пропаганда никогда не подействует на пустом месте, и наиболее эффективная пропаганда — это немного подправленная правда. 

- То есть вопрос не в том, что плохой Путин, а в том, что хорошие, более того — родные, люди, живущие в определенной среде, могут стать агнцами, подлежащими закланию в рамках той или иной спецоперации?

- В фильме я хочу сказать, что все сложнее. Что войны, конфликты и диктатуры рождаются не только в силу внешних обстоятельств, но в силу того, что мы сами это принимаем или не принимаем, соглашаемся или нет.

- Но ведь не случайно на всем протяжении фильма звучит или попадает в кадр уголком телевизор?

- У меня был выбор: либо специально убрать телевизор из пространства моих героев, в момент съемки просто взять и выключить, потому что по жизни он присутствовал везде, либо оставить, сохраняя документальность пространства. Остановились на последнем.  

- Одна из важных линий фильма — вопрос об украинской, и всякой другой, идентичности. Находясь за кадром, вы спрашиваете маму: «В какой момент литовские поляки стали украинцами?» У вас есть  ответ на этот вопрос?

- В более широком смысле этот вопрос обращен ко всем — украинцам и не только. Обретение национальной идентичности очень непростой вопрос для многих восточноевропейских государств, входивших или зависевших от российской, а потом советской империи. Именно этот вопрос стал одним из сюжетов кровавых войн XX века. И едва не превратившаяся в широкомасштабную последняя война на Украине тоже на этом базировалась. Те же крымчане не определяли себя украинцами, они чувствовали себя русскими. Именно этим и воспользовалось руководство России.

Виталий Манский и поэтесса Вера Полозкова. Фото Sputnik/Scanpix

- Для Восточной Европы было характерно понятие нации и государственности, основанной на культуре и этничности, что собственно сейчас пытается наверстать Украина. Однако тут возникает вопрос — сработает ли это в условиях глобального мира?

- Лично я — за единую Европу, когда сохраняются национальные государства, но все ощущают себя европейцами. Даже не принадлежащие к титульной нации.

Кредит на показ

- В конкурсной программе значится пронзительная картина русскоязычного израильтянина Влади Антоневича «Кредит на убийство», в котором автор фильма отправляется в леса на встречу с российскими фашистами, толком не зная удастся ли ему вернуться…

- Влади уже участвовал в Артдокфесте 5−6 лет назад со своей первой картиной «Лукоморье». Мы следим за картинами об экс-советских людях и россиянах по всему мире, особенно снятыми на русском языке. У нас есть скауты, или эксперты передающие информацию о таких картинах. Одна из наших задач — способствовать проникновению мира в Россию и России в мир.  Я увидел «Кредит на убийство» сразу после награждения на фестивале документального кино в Тель-Авиве. На мировой премьере картины в Амстердаме мы обсудили с Влади показ на Артдокфесте. 

- Главный ужас этой картины — даже не кровожадные фашисты, а их тотальная манипулируемость со стороны российской властью.     

- Не думаю, что спецслужбы будут аплодировать показу этой картины. Вместе с тем нам важно представить российскому зрителю этот фильм, получивший много международных наград.  

«В лучах солнца» — в лучах славы и репрессий

- Еще один знаковый показ — ваш северокорейский фильм «В лучах солнца», собравший урожай призов на международных фестивалях, но ограниченный в показе в России. Чем вы объясняете происходящее?

- По утверждению прокатчиков, фильм стал самым успешным релизом документального кино на территории России. При этом предпрокатная судьба в России, сложилась не простая. Даже уважаемые фестивали, сначала пригласившие картину, потом под внешним давлением от нее отказывались. Серьезный барометр состояния общества, киноиндустрии и фестивалей, которые по определению должны быть свободными. Отсюда слоган у Артдокфеста 2016 года— «Вместо свободы».

- Ваша картина с простой фабулой о съемке пропагандистского фильма под плотным надзором  северокорейских товарищей, ближе к финалу вырастает в сильнейшее высказывание на кафкианскую тему.

- Перед поездкой в Северную Корею я, как всякий добросовестный турист, засел за изучение материалов: сообщения официальных СМИ, трансляции парадов и похорон вождей, публикации в выходящем по-русски в журнале «Корея», плюс критические свидетельства перебежчиков. В общем, в страну я въехал вполне подготовленным и знающим, а вот возвращался в полной прострации, с абсолютным непониманием, что из себя представляет Северная Корея.  

Вот конкретный пример. Мы вроде бы доподлинно знаем, что у героини фильма есть семья, в которой она выросла, что подтверждается соответствующими изображениями в фотоальбоме. И отношениями Зин-Ми с родителями, более сердечными с папой, чем с мамой. При этом меня не покидает ощущение, что эта семья, как и другие здешние семьи, не живет нормальной жизнью и если вдруг окажется, что все это инсценировка, то я ничуть не удивлюсь и даже найду множество подтверждений. И речь не идет о политических или культурных различиях. Я бы не сравнивал Северную Корею с цивилизованным или нецивилизованным миром, а выделил ее в отдельную категорию. Северная Корея — и остальной мир. Что собой представляет реальный институт семьи в Северной Корее, понять совершенно невозможно, именно потому, что на каждом шагу — на плакатах, в кино, в газетах и журналах — культивируется образ: папа, мама и ребенок, чаще всего девочка.  Девочка не трех лет и не тринадцати, а ровно такая, какую нам дали снимать — восьми-девяти лет. Поскольку все, что в Северной Корее подчеркивается и выводится на первый план, не может быть правдой по определению, то возникает ощущение сплошного фейка.

В ходе съемки на фабрике, где вроде бы работает отец девочки, мы там не встретили никаких других мужчин.  Чисто женская фабрика, территория, на которой мы сумели увидеть бараки для работниц. Как-то мы задержались на съемках и видели, как женщины строем переходили из цеха в этот барак. Еще был случай, когда в поисках туалета я по ошибке открыл дверь, как оказалось, в огромную душевую, где несколько десятков женщин принимали душ…

- То есть показанные в фильме женщины, идущие с утра на работу из города через проходную — тоже фейк?

- Абсолютный. То же самое на фабрике, где работает мать. Тоже ни одного мужчины. Куда они  подевались — совершенно непонятно. Женщины живут при комбинатах по месту работы. Дети живут на территории школ — ни разу не удалось увидеть типичную для наших городов картину идущих в школу детей. Что может собой представлять семья, когда женщины живут в фабричных бараках, дети в школах-интернатах, а мужчины непонятно где?

Хотя было и другое наблюдение. Напротив нашей гостиницы был жилой дом, в котором происходила какая-то жизнь. Хотя, вполне возможно, что там жили особо привилегированные товарищи. Кстати, я так и не узнал, есть ли у наших героев собственная жилплощадь. Место, где нам указали снимать, явно не было их квартирой.

- При всей непроясненности северокорейской ситуации мы не можем не сопоставлять ее с происходящим в России и не только…

- Говорят, что история не знает сослагательного наклонения, но в данном случае перед нами показательный пример, как могла выглядеть советская империя, если бы в СССР сохранилась и усугубилась сталинская модель. В Северной Корее, где власть переходила от отца к сыну, а потом к внуку, так и произошло.  У КНДР и современной России можно усмотреть общее прошлое, из которого наша страна все-таки двинулась своим непростым путем, а в Корее уже четвертое поколение, представители которого не протестуют, не сомневаются и уже ничего не боятся — потому что все человеческие чувства уничтожены на предшествующих этапах. Лишенные не только прав, но и всяких свойств и отличий, они смиренно занимают отведенную им нишу существования.  

- Страна — антропологическое предупреждение?

- Скорее метафизическое. Для всякого христианина существуют рай и ад, где человек посмертно подвергается разнообразным мукам и страданиям. Жизнь в Северной Корее выдерживает сравнение с адом, выходящим за рамки любых человеческих норм.

- После многочисленных рецензий и демарша экс-министра культуры Швыдкого не могу не задать вопрос, как сложилась дальнейшая судьба северокорейских кураторов вашего фильма?

- У меня, как и прочего человечества, нет информации о происходящем в Северной Корее. Не так давно мир облетела новость, что дядю Ким Чен Ына обвинили в заговоре и расстреляли из пулемета. Или не расстреляли? Его любовницу, солистку известной музыкальной группы, бросили на съедение собакам — или не бросали? Приведен ли в исполнение приговор архитектору нового аэропорта, не понравившегося отцу нации, или он еще что-то проектирует? Никто ничего не знает. Доподлинно известно, что американский студент за попытку вывезти из страны портрет великого лидера, висевший в его гостиничном номере, получил пятнадцать лет. 

После отъезда из КНДР и всех скандалов я получил три письма с приглашением приехать для важных переговоров, подписанных главным куратором с корейской стороны. Что несомненно является хитростью. Если американскому парню дали пятнадцать лет за портрет, то мне светит не меньше пожизненного, так что  у меня нет планов в ближайшее время ехать в Северную Корею. Как и нет уверенности, что эти письма отправлены человеком, с которым я встречался. Еще там написано, что Зин-Ми скучает и ждет-не дождется, когда я приеду. Явное вранье, поскольку вне съемок Зин-Ми со мной не общалась и даже не знала, как меня зовут. Примечательно, что за все время совместной работы ее родители не задали ни одного вопроса — даже о погоде. Поэтому мне сложно поверить в бурное проявление чувств со стороны корейских коллег.

На фестивале и в виртуале

- На протяжении полутора недель зрители будут наслаждаться предложениями Артдокфеста, а что прикажете делать остальное время. Есть ли возможность смотреть умные и тонкие документальные фильмы весь год напролет?

- Артдокфест в течении последнего года занимается освоением новой области, помимо прочего требующей серьезного финансирования. Надеюсь, что совсем скоро мы объявим о запуске платформы в Интернете, позволяющей при соблюдении авторских прав смотреть наши фильмы на всех широтах, прежде всего в России. По нашему бизнес-плану это должно произойти осенью 2017 года.