"Спектр" при поддержке "Медиасети" публикует материал "Новой газеты".
Андрей Данилов приходит в суд в национальном костюме. Синяя юпа — верхняя суконная одежда, пояс, бисером вышитые узоры. На фоне судейских стен цвета переваренной перловки и пергидрольных локонов женщин в мантиях ослепительно синее сукно — словно эстетический протест. Андрей знает, что проиграет. И все равно идет. Он часто произносит слова из норвежского фильма «Бунт в Каутокейно»: «Мы должны говорить, даже когда нет никакой надежды!»
Этот фильм — о трагедии норвежских саами, которых в середине XIX века спаивали и обворовывали, бросали в тюрьмы и казнили представители «титульной нации».
Сейчас саами в Норвегии — народ, без воли которого не может быть принято ни одно политическое решение. Как и в соседней Финляндии, где, например, здание саамского парламента — самое красивое и большое в коммуне Инари. Стратегический для двух стран проект строительства железной дороги Киркенес — Рованиеми блокируется саамским парламентом: дорога может повредить оленьим пастбищам. Не уговорят коренных — не будет проекта.
Полвека назад об этом и речи не было. Культовая фолк-рок саамская певица из Норвегии Мари Бойне рассказывала мне, как в школе скрывала свою национальность — было стыдно считаться саами, а родной язык был под запретом. В России саамский язык никто не запрещал — его просто перестали преподавать. Теперь его мало-мальски знает от силы половина из 1600 человек — такова численность народа, некогда населявшего две трети Кольского полуострова. Мало кто в обычной жизни, как Андрей, носит национальный костюм. Национальная идентичность — не предмет гордости, а бремя. С тех самых пор, как его народ подвергся принудительной ассимиляции в советские годы.
Дети саами. Фото: TERJE PEDERSEN / TASS / Scanpix / Leta
Саами, которые не признают границ, живя на территории четырех стран — Норвегии, Швеции, Финляндии и России, — для советской власти были крайне сомнительным элементом. Миграция вслед за оленями, а те не собирались в угоду государству менять свой тысячелетиями усвоенный маршрут. Никакого стремления к колхозам — саамская жизнь уединенная, созерцательная. Зажиточность — в тундре нищему не выжить: не будет у тебя оленей — не будет еды, крова, транспорта, лекарства, одежды. Немудрено, что после того как «коммунисты покорили тундру», за саами взялись серьезно. Тем паче, что их погосты стояли на месторождениях полезных ископаемых — а значит, подлежали сносу. Печенга, Ковдор, Мончетундра — на саамских землях стоят комбинаты, крупнейшие налогоплательщики региона. Лишенный родной земли народ за это, разумеется, не получает никакой ренты. Не стало пастбищ — не стало и оленей, на прошлой неделе их занесли в Красную книгу.
Тех, кто пытался сохранить идентичность, расстреляли быстро — дело, названное саамским заговором, в 1938 году выкосило самых активных.
Обвиняли в сепаратизме и покушении на жизнь советских вождей. Мы не можем процитировать страницы этого абсурдного дела — в 2015 году его вновь засекретили: память о репрессиях страшит потомков палачей.
Народ загнали в резервации и облагодетельствовали квартирами в пятиэтажках и интернатами для детей. Облагодетельствованные стали умирать, средняя продолжительность жизни российских саами, по данным университета Тромсе, — 40–45 лет. Они пили и гибли, лишенные тундры, своих божеств и оленей, которых угнали в колхозы, сказав, что так нужно стране.
Стране оленеводы не отказывали. Когда их призвали на передовую, на Карельский фронт, они вместе с оленеводами Коми и Ненецкого округа в составе оленно-транспортных батальонов вывезли с передовой 10 тысяч раненых. Они снабжали фронт — олень пройдет везде, олень спасет и отдаст жизнь за человека.
Андрей Данилов. Фото: vk.com/saami
Памятника им в Мурманске нет: Данилов много лет добивается его установки, но то места не находится в столице Заполярья, то доброй воли чиновников, то денег в казне. Сейчас он собирает средства сам — по крохам.
— Работаете? Какой у вас источник дохода? — спрашивает Андрея судья.
— Слесарь-электрик, зарплату получаю.
— Значит, охота для вас — не источник жизнеобеспечения? — следует новый вопрос, с намеком.
Андрей который месяц судится за право охотиться без лицензии, как это гарантирует ФЗ «Об охоте» его народу. Но то в Минприроды сомневаются, что он саами: графы «национальность» в паспорте РФ нет, а записи в свидетельствах о рождении и браке почему-то перестали быть документом, то требуют доказательства ведения традиционного образа жизни. Дескать, докажи, что ты настоящий.
Настоящий, по мысли чиновников, это значит — живущий в тундре исключительно охотой и рыбалкой. Желательно, видимо, еще и неграмотный. Представитель областного Минприроды вновь, как и в первой инстанции, апеллирует к опыту соседних регионов, где коренные живут в кочевьях. Вовсе не учитывая, что саами из тундры меньше века назад были переселены принудительно — ковшами бульдозеров. «Они должны жить в чумах», — настаивает женщина.
В каком законе они взяли это? И зачем государство борется с крошечным народом, который и без того все отдал этому государству? И отчего этот народ должен отказываться от цивилизации, чтобы получить вымученные льготы, никоим образом не обременяющие бюджет большой страны?
Несколько лет назад саами просили права в День коренных народов поднимать свой флаг у здания регионального правительства. В ответ из правительства в органы поступил содержательный донос на Данилова — дескать, сепаратист и экстремист. Тогда дело возбуждать не стали. Сейчас смотрю на Андрея и понимаю, что ходит он, что называется, под богом — под саамскими богами, точнее: уж слишком упрямо и настойчиво борется за право быть собой.
Недавно самодеятельный молодежный театр в Мурманске поставил спектакль о саами. В тексте нет ни одного авторского слова — только прямая речь, сотни страниц интервью, записанных с представителями народа. Такой боли и неутолимого горя давно не слышала. Право быть собой, не превратиться в декорацию «туристического кластера региона», в ряженых кукол, в «диковинку» — за это право платят жизнью. На премьере было много саамских активистов. Плакали. За многовековую историю сосуществования саами с русскими это впервые, когда «чужие» поняли их боль.
— Вам же не нужно охотиться, чтобы добыть пропитание? — снова звучит наводящий вопрос.
— Традиционная охота — не ради пропитания, она ради сохранения традиций, образа жизни, — объясняет суду Данилов азбучные истины. Совсем не юрист, он толково и просто разъясняет закон «Об охоте», который гарантирует ему искомое право, приводит мнение Конституционного суда, судебную практику, решение суда в Красноярске, который в таком же деле принял сторону местных жителей-эвенков. Они тоже живут в городских квартирах и получают зарплаты и пенсии, но оттого не перестали быть эвенками…
Суд, с прениями и перерывом на вынесение решения, длится строго по расписанию — 20 минут. Через 20 минут коллегия судей отказывает Данилову в реализации гарантированного законом права.
Представитель Минприроды в суде дает совет: дескать, никто не мешает сохранять традиции, купив лицензию.
Андрей улыбается. Он говорит: саами-охотники открывают свою общественную организацию и теперь бороться за нарушенное право будут сообща. А он, Андрей, пойдет до конца — до Верховного суда России.