«Нас обвиняют в «дискредитации», не объясняя, что это такое». Сопредседатель «Мемориала» Олег Орлов выступил с последним словом в суде Спектр
Суббота, 23 ноября 2024
Сайт «Спектра» доступен в России через VPN

«Нас обвиняют в „дискредитации“, не объясняя, что это такое». Сопредседатель «Мемориала» Олег Орлов выступил с последним словом в суде

Олег Орлов. Фото Alexander Zemlianichenko/AP Phot/Scanpix/Leta Олег Орлов. Фото Alexander Zemlianichenko/AP Phot/Scanpix/Leta

Сопредседатель «Мемориала» Олег Орлов выступил с последним словом в суде.

Центр «Мемориал» публикует речь правозащитника, которого ранее 26 февраля прокуратура попросила приговорить к двум годам и 11 месяцам реального заключения:

«В день, когда начался этот судебный процесс, Россию и мир потрясла страшная новость о гибели Алексея Навального. Потрясла она и меня.

Я даже думал вовсе отказаться от последнего слова: до слов ли сегодня, когда мы все еще не отошли от шока, вызванного этим известием?

Но потом подумал: ведь всё это звенья одной цепи — смерть, а точнее, расправа над Алексеем, судебные расправы над другими критиками режима, в том числе и надо мной, удушение свободы в стране, ввод российских войск в Украину. И я решил всё-таки сказать.

Я не совершил преступления. Меня судят за газетную статью, в которой я назвал политический режим, установившийся в России, тоталитарным и фашистским.

Статья была написана более года назад. И тогда некоторым моим знакомым казалось, что я слишком сгущаю краски.

Но сейчас совершенно очевидно — я нисколько не преувеличивал. Государство в нашей стране снова контролирует не только общественную, политическую, экономическую жизнь, но и претендует на полный контроль над культурой, научной мыслью, вторгается в частную жизнь.

Оно становится всеобъемлющим. И мы это видим.

В течение только четырёх с небольшим месяцев, которые прошли с окончания моего первого судебного процесса в этом же суде, произошло много событий, показывающих, как быстро наша страна все глубже и глубже погружается в этот мрак.

Перечислю ряд разрозненных, различных и по масштабу, и по трагизму событий:

  • в России запрещают книги ряда современных русских писателей;
  • запрещено несуществующее „движение ЛГБТ“, что на практике означает наглое вмешательство государства в личную жизнь граждан;
  • в Высшей школе экономики абитуриентам запрещено цитировать „иностранных агентов“. Теперь абитуриенты и студенты прежде, чем изучить предмет, должны изучать и запоминать списки „иноагентов“;
  • известного ученого-социолога, левого публициста Бориса Кагарлицкого осудили на пять лет лишения свободы за несколько слов о событиях войны в Украине, отличающихся от официально озвученной позиции;
  • человек, которого пропагандисты называют „национальным лидером“, говоря о начале Второй мировой войны, публично говорит следующее: „Все-таки поляки вынудили, они заигрались и вынудили Гитлера начать Вторую мировую войну именно с них. Почему началась война именно с Польши? Она оказалась несговорчивой. Гитлеру ничего не оставалось при реализации его планов, как начать именно с Польши“.

Как следует называть политический строй, при котором происходит все перечисленное мною? По-моему, ответ не вызывает сомнений. К сожалению, в своей статье я был прав.

Под запретом находятся не только публичная критика, но и любое независимое суждение.

Олег Орлов на судебном заседании в Москве, 11 октября 2023 года. Фото Evgenia Novozhenina/REUTERS/Scanpix/Leta

Олег Орлов на судебном заседании в Москве, 11 октября 2023 года. Фото Evgenia Novozhenina/REUTERS/Scanpix/Leta

Наказание может последовать за поступки, казалось бы, совершенно не связанные с политикой или критикой власти.

Нет области искусства, где возможны свободные художественные высказывания, нет свободной академической гуманитарной науки, нет больше и частной жизни.

Скажу теперь несколько слов о характере обвинений, выдвинутых против меня и выдвигавшихся на многих аналогичных судебных процессах против тех, кто, подобно мне, выступает против войны.

При открытии нынешнего суда надо мной я отказался в нем участвовать и благодаря этому имел возможность во время судебных заседаний перечитать роман Франца Кафки „Процесс“.

Действительно, у нашей сегодняшней ситуации и у ситуации, в которую попал герой Кафки, есть общие черты — это абсурд и произвол, маскирующийся под формальным соблюдением каких-то псевдоправовых процедур.

Нас обвиняют в дискредитации, не объясняя, что это такое и чем она отличается от легитимной критики.

Нас обвиняют в распространении заведомо ложной информации, не удосуживаясь доказывать ее ложность — так же действовала советская власть, объявляя ложью любую критику. А наши попытки доказать достоверность этой информации становятся уголовно наказуемыми.

Нас обвиняют в том, что мы не поддерживаем систему взглядов и мировоззрение, провозглашенные руководством страны правильными. И это при том, что государственной идеологии в России быть не может, согласно Конституции.

Нам выносят обвинительные приговоры за сомнения в том, что нападение на соседнее государство имеет целью поддержание международного мира и безопасности.

Абсурд.

Герой Кафки до конца романа даже не знает, в чем же его обвиняют, но, несмотря на это, ему выносят обвинительный приговор и казнят. Нам же в России формально оглашают обвинение, но понять его, оставаясь в рамках права и логики, невозможно.

Впрочем, в отличие от героя Кафки, мы понимаем, за что на самом деле нас задерживают, судят, арестовывают, приговаривают, убивают.

На самом деле нас наказывают за то, что мы позволяем себе критиковать власть. В нынешней России это абсолютно запрещено.

Конечно, депутаты, следователи, прокуроры и судьи не произносят это открыто. Они скрывают это под абсурдными и нелогичными формулировками новых так называемых законов, обвинительных заключений и приговоров. Но это так.

Сейчас в колониях и тюрьмах медленно убивают Алексея Горинова, Александру Скочиленко, Игоря Барышникова, Владимира Кара-Мурзу и многих других.

Их убивают за то, что они протестовали против кровопролития в Украине, за то, что они хотят, чтобы Россия стала демократическим, процветающим государством, не представляющим угрозу для окружающего мира.

В последние дни хватали, наказывали и даже лишали свободы людей только за то, что они пришли к памятникам жертвам политических репрессий почтить память убитого Алексея Навального — замечательного человека, смелого, честного, который в невероятно тяжелых условиях не терял оптимизма и веры в будущее нашей страны.

Конечно же это было убийством, независимо от конкретных обстоятельств этой смерти.

Власть воюет даже с мертвым Навальным, она боится его даже мертвого — и правильно боится. Она уничтожает стихийно создаваемые мемориалы его памяти.

Те, кто делает это, надеются, что таким образом удастся деморализовать ту часть российского общества, которая продолжает чувствовать ответственность за свою страну.

Пусть не надеются.

Мы помним призыв Алексея — „Не сдавайтесь“.

От себя добавлю: и не падайте духом, не теряйте оптимизма. Ведь правда на нашей стороне.

Те, кто привёл нашу страну в ту яму, в которой она сейчас находится, представляют старое, дряхлое, отжившее. У них нет образа будущего — только ложные образы прошлого, миражи „имперского величия“.

Олег Орлов. Фото Maxim Shemetov / TASS / Scanpix / Leta

Олег Орлов. Фото Maxim Shemetov / TASS / Scanpix / Leta

Они толкают Россию вспять, назад — в антиутопию, описанную Владимиром Сорокиным в „Дне опричника“. А мы живем в 21-м веке, за нами настоящее и будущее, и в этом — залог нашей победы.

Завершая свое выступление, я, — наверное, неожиданно для многих, — хочу обратиться к тем, кто сейчас своей работой двигает вперед каток репрессий. К правительственным чиновникам, сотрудникам правоохранительных органов, судьям, прокурорам.

На самом деле вы всё прекрасно понимаете. И далеко не все из вас — убежденные сторонники необходимости политических репрессий. Подчас вы сожалеете о том, что вам приходится делать, но говорите себе: „А что я могу поделать? Я всего лишь выполняю указания начальства. Закон есть закон“.

Я обращаюсь к вам, ваша честь, и к представителю обвинения. Вам самим-то не страшно?

Не страшно наблюдать, во что превращается наша страна, которую вы, наверное, тоже любите? Не страшно, что в этом абсурде, в этой антиутопии, может быть, придется жить не только вам и вашим детям, но и, не дай Бог, вашим внукам?

Неужели не приходит на ум очевидное — каток репрессий может раньше или позднее прокатиться и по тем, кто его запустил и подталкивал? В истории так происходило много раз.

Повторю сказанное мною на предыдущем суде.

Да, закон есть закон. Но, помнится, в 1935 году были в Германии приняты так называемые Нюрнбергские законы. И потом, после победного 1945-го года судили исполнителей этих законов.

У меня нет полной уверенности, что нынешние создатели и исполнители российских антиправовых, антиконституционных законов сами понесут судебную ответственность. Но наказание неизбежно будет.

Их дети и внуки будут стыдиться рассказывать о том, где служили и что делали папы и мамы, дедушки и бабушки.

То же будет и с теми, кто сейчас во исполнение приказов совершает преступления в Украине. По-моему, это самое страшное наказание. И оно неизбежно.

Ну, а наказание мне тоже неизбежно, потому что надеяться в нынешних условиях на оправдание было бы наивно.

Сейчас мы увидим, каким будет приговор. Но я ни о чем не сожалею и ни в чем не раскаиваюсь».

Ранее обвинение потребовало для Олега Орлова два года 11 месяцев лишения свободы. Об этом заявила прокурор Воробьева на прениях в Головинском районном суде Москвы. Правозащитнику вменяется повторная «дискредитация» российской армии по мотивам политической ненависти.

Напомним, Орлова уже судили по этому делу, ему был назначен штраф. Однако прокуратура обжаловала приговор, и дело рассмотрели повторно. Во время пересмотра в нем и появилось отягчающее обстоятельство в виде мотива ненависти. Защита требует Орлова оправдать.

О том, что приговор Олегу Орлову судья огласит 27 февраля в 12:00, сообщила правозащитница Зоя Светова из зала суда.

«Почему судья передумала сажать Олега Орлова сегодня? Перенесла на завтра, на годовщину убийства Бориса  Немцова? Сегодня было очень много народа. Понадеялась, что народу может завтра прийти меньше?  Разве когда-то количество народа мешало? Посмотрим…», — написала она.