Ректор Российского института театрального искусства ГИТИС, критик Григорий Заславский и его студенты посетили Ригу со спектаклем «Униженные и оскорбленные», который 11 мая будет показан в рамках фестиваля Stanislavsky.lv. 

Назначение Заславского на должность ректора ГИТИС вызвало широкий резонанс в театральных кругах. После вступления в должность новый глава вуза объединил продюсерский и театроведческий факультеты и уговорил знаменитых артистов выплачивать стипендии начинающим коллегам.

Корреспондент портала Delfi Кристина Худенко побывала на встрече с Заславским и записала его ответы на вопросы об отношении к 9 мая, цензуре в России, скандале с закрытием оперы «Тангейзер» в Новосибирском театре, профессии критика и актера.

Про отношение ко Дню Победы и георгиевской ленте. Я не ношу георгиевскую ленточку, хоть мои родные воевали, и я живу с ощущением близости войны. Меня воспитывали там, что, когда я ем, подъедаю каждый кусочек с мыслью «а если бы этот кусочек оказался в блокадном Ленинграде». С этой глупостью живу каждый день. Среди моих родных было много ветеранов. Сегодня в живых остался лишь двоюродный дядя — ему 91 год.

Воевала и моя тетя — она была секретарем комсомольской организации московского Северного речного порта. Когда из Москвы бежало все партийное руководство, ее вызвали в райком, вручили гранату и сказали: когда немцы зайдут в Москву — взорвешь райком и себя, все равно ты еврейка — тебя убьют. Но немцы не вошли, тетя пошла добровольцем на фронт, но вскоре ее контузило и выбило все зубы. Только представьте себе ужас: молодая красивая девушка без единого зуба. Она так и не вышла замуж.

Мое мнение, за эту георгиевскую ленточку многие отдавали жизни — в первую и вторую мировые. И надевать ее просто, как соплю, на мерседес — нельзя. Я предлагал сделать встречную акцию 10 мая: «Сними георгиевскую ленточку!». Чтобы она не болталась грязной тряпкой…

На днях я начал читать биографию Этуша. В том числе проглядел фрагмент из его наградного листа, где написано: ворвался в деревню и собственноручно убил 8 фрицев. Я оторопел: то есть я так хорошо общался с человеком, который восьмерых убил?! Но все же нельзя экстраполировать войну на законы военного времени, надо понимать, что это было другое убийство, правильное.

Владимир Путин. Фото SPUTNIK/Scanpix

Про общение Путина с театральными деятелями. Я присутствовал на встрече Путина с театральными деятелями во Пскове… Не отношу себя к путиноидам, но признаюсь, что единственным человеком, который на этой встрече искренне хотел принести пользу русскому театру, был Владимир Владимирович Путин. Видно было, как портилось его настроение по мере того, как проходила встреча. Когда слово взял уважаемый и великий Олег Павлович Табаков и примерно на второй минуте речи один раз упомянул ВТБ-24, Путин ухмыльнулся. Но когда еще через минуту Табаков снова вспомнил про ВТБ-24, Путин умножил на два и понял, сколько это стоило. Поясню: ВТБ-24 — это банк, если народный артист СССР в течение трех минут дважды упоминает название, это может быть только неслучайно.

Путин — очень реактивный человек, он моментально все схватывает, на лету. Бывший директор Новосибирского театра оперы и балета Борис Мездрич рассказывал мне о приезде Путина в связи с окончанием ремонта театра. Директору обещали 30 секунд общения наедине. Мездрич долго готовился, выверял по секундомеру каждое слово, и когда они остались вдвоем, выпалил: «Владимир Владимирович, есть идея…» Путин отреагировал моментально: «Массами овладела?»

Также, когда Евгений Миронов стал жаловаться, что актриса Татьяна Доронина мешает Театру наций захватить три гаража, говорил: понимаете, Владимир Владимирович, она никому не верит, кроме вас. Путин ответил сразу: она давно живет — имеет право!

Кстати, после того, как Путин с бывшей супругой объявили о разводе после спектакля «Эсмеральда», в России появилась присказка про развод — это «сходить на «Эсмеральду».

Про отказ Алвиса Херманиса от России. (Херманис является латвийским театральным режиссером, который также работал и в России — Прим. ред.) От этого отказа потерял, в первую очередь, сам Херманис. На мой взгляд, это заявление было его абсолютной глупостью. Он бы намного больше пользы принес себе и русскому театру, если бы приезжал в Россию и мягко выражал свою позицию — в творчестве и интервью. А жесткие заявления вызывают лишь естественное сопротивление. А ставить ультиматум целой стране… Как говорил Ницше, глупо читать нотации землетрясению.

Режиссер, которого приняли и поняли в России, очень неблагодарно отнесся к своему зрителю. А вот то, что президент (Путин) даже после громкого заявления Херманиса пошел на его московский спектакль («Рассказы Шукшина» в Театре наций) хорошо говорил о режиссере, показывает, насколько Россия открыта к любому диалогу.

Что касается моего отношения к творчеству Херманиса — что-то нравится, а что-то — нет. Его «Ревизор» мне показался очень банальной трактовкой гоголевской истории в контексте некой провинциальной высокомерности к России. А вот его «Соня» — совершенно выдающийся спектакль.

Константин Райкин. Фото TASS/Scanpix

Про ситуацию с цензурой в России. Если говорить о нашумевшем выступлении Райкина (о засилье цензуры), то я по-прежнему считаю Константина Аркадьевича порядочным человеком и выдающимся актером, но рядом с такими всегда есть люди, которые, испытывая сложности в своем бизнесе, используют актера для решения трудностей: накрутили его и бросили Матросовым на амбразуру. И все же, по-моему, смешно говорить о цензуре человеку, у которого в театре идет спектакль «Все оттенки голубого».

И вообще о цензуре в России говорить смешно. У меня был опыт сравнения степени свободы в частной «Независимой газете», на государственном радио «Вести.фм» и межгосударственном телеканале «Мир». Так вот, наиболее свободно я себя чувствую на государственной радиостанции «Вести», у которой есть прямая вертикаль и администрация президента. Все их ограничения совпадают с конституционными. На «Мире», увы, нельзя было делать материал о Петре Павленском (это тот, кто прибивал мошонку к Красной площади), даже упоминать его нельзя, а на «Вестях» — можно. А в частной газете, к сожалению, то если покритикуешь московскую власть, то будь готов, что здание газеты могут быстро счесть аварийным. И это не исходит напрямую сверху — это уже пример того, как чиновники выслуживаются на местах.

Про скандал с закрытием оперы «Тангейзер» в Новосибирском театре. Цензура — очень удобная вещь в России для тех, кто хочет громко заявить о себе. Так было в случае с оперой «Тангейзер». Министр культуры просил Мездрича сделать три вещи: убрать постер (с распятием в лоне Венеры), извиниться перед теми, кого вольно или невольно обидел спектакль, и объяснить замысел. Но режиссер Тимофей Кулябин встал в позу: я не буду объяснять замысел — я все сказал в спектакле. Хорошо, уважаем позицию художника. Только зачем же он сразу после снятия Мездрича дает огромное интервью журналу «Театрал», где на разворот объясняет замысел — значит, это не было принципиально.

Если бы я был Кулябиным, устроил бы объяснение замысла всем обиженным на весь день. И получил бы огромное эстетическое удовольствие от того, что я умнее, чем эти — дураки. Надо быть немного умнее тех людей, которых хочешь наказать… На мой взгляд, это была хорошо спланированная рекламная акция режиссера.

Про бюджеты фестиваля «Золотая маска». Как-то я входил в совместную комиссию министерства культуры и Союза театральных деятелей по «Маске». Директор фестиваля принесла финансовый отчет за пять или десять лет. Там была графа «доходы от продажи билетов», напротив которой написано: «Сумма небольшая». Как оказалось, на билетах они зарабатывают не больше 10−15% от бюджета фестиваля. Но даже если бюджет «Маски» 100 миллионов (а он больше), то 10−15 процентов — это десять миллионов. Вот вам и небольшая сумма.

Про профессию критика. Каждый день ты кого-то публично ругаешь и серьезно обижаешь людей. Всегда надо быть готовым, что при встрече кто-то даст тебе по морде… Много лет назад я посмотрел спектакль Леонида Ефимовича Хейфеца, с которым очень давно знаком. Я не хотел его обидеть, но в голове засела мысль: импотент. Сексуальная энергия — очень видна в работе режиссера, и когда она уходит — это ощутимо. Я долго думал, как бы покорректнее все сказать, и написал: спектаклю не хватает витальности. Был горд собой. Но Леонид Ефимович перестал здороваться.

Через несколько лет я приехал на форум Союза театральных деятелей в Ростове-на-Дону. На завтраке в отеле встретил Хейфеца — он предложил мне присесть. Начали разговаривать о том о сем. И в какой-то момент он признался, что, прочитав рецензию на тот свой спектакль, подумал: сволочь, Гришка, пожалел старика, не стал писать, что Хейфец — импотент. А через год посмотрел еще раз спектакль и подумал, что чего-то ему не хватает — может, витальности?

Я бы вам не стал рассказывать эту историю, если бы за тем падением не последовал новый взлет Хейфеца — сейчас он выпускает один хороший спектакль за другим. Так что сексуальная энергия тоже возвращается.

В общем, тяжелая у критика профессия. Я когда-то работал дворником — уставал меньше. При этом для большинства зрителей принятие решения о походе в театр вовсе не зависит от рецензии — куда важнее, если друг посоветовал, или сходить на режиссера, на актера…

Геннадий Хазанов. Фото ITAR-TASS/ Scanpix

Про войну и мир с Геннадием Хазановым. Недавно на телеканале «Мир» меня попросили сделать интервью с Хазановым. А ведь я последних лет пятнадцать только и делал, что везде ругал. Говорил, что, не сумев создать Театр современной эстрады, Геннадий Викторович не оставил пост, как порядочный человек, а стал делать то, что делали руководители до него — использовать помещения, как площадку для аренды. Еще и попутно называя непорядочным Табакова, который якобы дорого сдает в аренду здание МХАТ.

Когда я пришел на интервью, стараясь расположить к себе Геннадия Викторовича, напомнил ему о полезных советах, которые он дал мне, еще начинающему критику, много лет назад. Хазанов сообщил: я даже помню, после какого спектакля давал вам эти советы — у меня кибернетическая память… И после интервью он признался: знаете, я так устал от журналистов, которые ничего не знают о театре, что решил поговорить с вами…

Про стипендии Стаса Михайлова и Владимира Винокура. Последних полгода я занимаюсь тем, что выпрашиваю стипендии для студентов у знаменитых выпускников ГИТИС. Недавно встречался со Стасом Михайловым, прочитав, что он зарабатывает 21 миллион долларов. И он учредил стипендию для одного студента — 5 тысяч рублей в месяц. И таких именных стипендий в ГИТИСе уже более 50. Первые историю поддержали «Квартет И», которые учредили четыре стипендии, и Игорь Угольников — у него пять стипендий. Максим Виторган — четыре, Винокур — три, Лещенко — одна, Марк Захаров — две, Дуся Германова учредила одну, мы послали ей письмо благодарности — она заплакала и учредила еще одну. Миллиардер Александр Бондаренко — четыре стипендии, Миша Полицеймако и Оскар Кучера — по стипендии, ведем переговоры с Мариной Зудиной…

Есть люди, которые выбирают кому дать, есть, которые доверяют выбор нам. Винокур сказал: я из Курска — хочу дать курянину, но мы не нашли хорошо учащегося курянина, дали девочек из Нижнего Новгорода. Бондаренко пожелал дать «веселым ребятам» — мы искали… Я в начале года радовался, что у меня больше 50 стипендиатов, но тут вышел приказ Министерства образования — у меня отняли 270 повышенных стипендий для отличников…

Про популярность профессии актера в России. Конкурс на актерский в ГИТИС — 400−800 человек на место. Это говорит о том, что в России сбиты все критерии. Мой сын учится в школе, которая находится рядом с ГИТИС — в его 10 классе 80% собираются в театральный. Хорошо хоть свою дочку мне удалось отговорить.

Про право зрителя на бурную реакцию. Критик не имеет права уходить со спектакля, потому что он пришел в театр бесплатно. А вот зритель, который заплатил, имеет право на многое. В том числе, бурно, шумно и вслух выражать свое мнение. В частности когда в Киеве шел спектакль Андрея Жолтока «Опыт прочтения пьесы «Чайка» системы Станиславского» некий зритель в форме полковника советских вооруженных сил встал посреди спектакля, дошел до конца зала, повернулся и громко отрапортовал: «Пре-кра-тить фигню!» И имел право. Я даже думаю, некая такая реакция закладывается в спектакль заранее, уже режиссером.