7 января на улицах Таллина появились плакаты с надписями на русском и эстонском языках: «Здесь только русские» и «Здесь только эстонцы». На следующий день они были заменены плакатами с другими надписями: «Эстонцы и русские. Вместе в одной школе». «Эстонцы и русские. Вместе на одной вечеринке». Лидер партии «Эстония 200» (Eesti 200), разместившей эти плакаты, Кристина Каллас рассказала «Спектру» о смысле этой акции.

  - Давайте начнем с простого вопроса. Что это было?

- Это была акция с целью привлечь внимание к одной серьезной и очень давней проблеме, которую мы в Эстонии до сих пор не решили. У нас общество разделено по национальному признаку и живет в параллельных мирах. Мы просто сказали правду, а все начали нас обвинять в том, что мы создаем проблему. Кажется, у нас своего рода общественная шизофрения: мы все знаем, что есть проблема, но не хотим ее решать. Даже обсуждать не хотим.

- То, о чем вы говорите — это секрет Полишинеля. В чем заключался посыл обществу?

- В том, что надо начать решать эту проблему. Для нас, «Эстонии 200», решение видится в том, чтобы положить конец системе, в которой русскоязычное и эстоноязычное образование разделены. Например, русскоязычные дети ходят в один садик, эстоноязычные — в другой. Вам не кажется, что это кошмар? Дети должны расти вместе, а мы их разделяем. Мы поддерживаем условия, в которых они не могут вместе ни спать, ни учиться, ни играть, ни гулять.

- Ваша акция вызвала широкий резонанс, ее обсуждают не только в местных, но и в зарубежных СМИ. Вы довольны эффектом?

- Трудно сказать, потому что мы сделали обществу больно. Мы открыли кровоточащую рану, которая еще не зажила. И мы подверглись нападкам политических конкурентов, которые, конечно же, использовали это в своих интересах. Какой эффект эта кампания окажет на общественные процессы, пока рано судить.

- Если бы вы знали, какой будет реакция, осуществили бы эту акцию?

- Нет, конечно. Может, мы ее сделали бы мягче. Но все равно, согласитесь, надо говорить на эту тему, надо. Сколько можно прятать голову в песок?

- Разве нет других методов? Не выходит ли так, что это ваш политтехнологический стиль — эпатировать публику, тем самым добиваясь места под солнцем?

- Мы пришли в политику, чтобы говорить о самых серьезных проблемах, которые в Эстонии реально существуют. Если бы мы хотели заниматься политтехнологиями, мы могли бы говорить про массовую миграцию, про акцизы на алкоголь. Поскольку это, якобы, огромные проблемы для нашего общества. Но на самом деле — нет. Давайте говорить о том, что действительно серьезно: демография падает, нас становится меньше, разделены русская и эстонская общины. Завтра мы можем поставить другие плакаты: бедные эстонцы с этой стороны, а богатые — с той. Это тоже серьезная проблема, но почему о ней не говорят?! Это вопрос и к журналистам: почему они хотят только скандалов?

Кристина Каллас. Фото: www.facebook.com/narvakolledz

- На кого была нацелена ваша кампания?

- На всю эстонскую общественность. Я действительно сожалею, что мы эмоционально затронули и причинили боль какой-то части общества Эстонии. В первый день, когда люди не до конца поняли, о чем идет речь, многие сильно обиделись. Мы не предвидели такой болезненной реакции. Те, кто понял, конечно, отреагировали иначе. Мы получили множество положительных откликов, как от русских, так и эстонцев: «правильно сделали», «наконец-то, кто-то сказал», «держитесь», «об этом надо говорить».

- Некоторые поняли эту ситуацию следующим образом: появилась еще одна политическая сила, которая собирается уничтожить русские школы в Эстонии.

- Кто-то думает, что уничтожают русскую школу, кто-то — что эстонскую, поскольку мы хотим переделать существующую систему. Конечно, люди могут почувствовать, что у них что-то забирают. Но интеграция — это компромисс двух сторон. Все должны сделать шаг навстречу друг к другу, а не стоять на одном и том же месте.

- Вероятно, это так. Однако давайте все же попробуем разобраться в сути вашей идеи. Вы заявляете о борьбе с сегрегацией, причем тут школа?

- Со школы все начинается. Я принимала участие в написании отчета о человеческом развитии в Эстонии. В нем мы очень четко показали, что основа сегрегации, которая затем появляется и на рынке труда — в школе. Дети из параллельных образовательных систем попадают потом и на параллельные рынки труда. Сами знаете, русскоязычный рабочий рынок слабее, там менее оплачиваемые рабочие места. Эстоноязычный рынок труда предлагает более престижную и высокооплачиваемую работу. Русские, конечно, тоже туда попадают, но им туда тяжело входить — для них там «стеклянный потолок». Хотя самые удачливые, конечно, пробиваются.

Если не учится вместе с эстонцами, потом будет не понять эстонцев. И карьеру в окружении эстонцев будет сложно делать. А как следствие — еще и расслоение по месту жительства. Русскоязычные, например, могут позволить себе квартиру в Ласнамяэ (район Таллина. — «Спектр»), но не могут в Виймси (поселок под Таллином. — «Спектр») — потому что дорого. А затем сегрегация усугубляется, потому что школа тоже привязана к местности. Если эстонцы уезжают из района, школы становятся «все более русскими». Получается замкнутый круг. Русские варятся в своем котле, а эстонцы — в своем. Мы предлагаем ликвидировать школьную сегрегацию. Другие варианты не сработают.

- Большинство эстонцев и русскоязычных поддерживает дошкольное образование на эстонском, но выступают против него, если речь идет о школе.

- Мы не говорим о том, что нынешние русские школы надо радикально переводить на эстонский язык преподавания — это делу не поможет. Давайте создавать единые школы. Не должно быть так, что, например, у нас рядом в Мустамяэ (район Таллина. — «Спектр») есть и русский, и эстонский детский садики. Люди живут в одной парадной, в одном здании, но отдают детей в разные школы и детские сады. Наша идея заключается в том, чтобы для всех была одна школа и детский сад с возможностью выбора модели обучения. Например, чтобы родители могли по желанию отдавать детей в класс с языковым погружением, в класс с эстонским языком обучения и т.д.

Двойное погружение. Эстонский ответ «русской» школе — смешанные классы и обучение на двух языках сразу

- Вероятно, вы помните, что нечто подобное несколько лет назад хотели сделать в Нарве. Предполагалось перевести с целью оптимизации расходов эстоноязычную школу под крышу русскоязычной. Как результат: акции протеста, крики «караул, эстонский язык под угрозой!», высказывания политиков. Кто тормозит процесс? Эстоноязычная община?

- Я все-таки не вижу проблему в общине. Я вижу проблему в том, что у нас не хотят на государственном уровне этим вопросом заниматься. В Эстонии, согласитесь, нет вражды между русскими и эстонцами. Просто есть структура, система в обществе, которая была построена еще в советское время и которую мы переняли, ничего в ней не поменяв. Она воспроизводит такое разделение общества, когда дети растут в разных садиках, ходят в разные школы, и только в 18 лет начинают друг друга познавать. А потом на рынке труда получается, что русские все равно работают вместе с русскими, эстонцы с эстонцами.

А если эстонцы будут ощущать угрозу от слияния с большой русской школой, в которой эстонский язык вообще исчезнет, то я этот страх, конечно, понимаю. Поэтому в Нарве, может быть, эту проблему стоит решать как-то по-другому. Находить какие-то новые варианты для этой школы, чтобы эстонцы тоже почувствовали себя уверенно.

- Другими словами, конкретной модели у вас нет?

- Все знают, насколько этот вопрос болезненный. Но именно поэтому им и надо заниматься. Эта болезнь не пройдет, если ее не лечить. Мне сегодня один журналист тоже твердил, что в Эстонии существует согласие в том, что интеграция сама по себе как-то пойдет. Я знаю политиков, которые в это тоже твердят. Но это не так, не пойдет она сама собой. Мое личное мнение и позиция «Эстонии 200» заключается в том, что политики и лидеры страны должны взять на себя ответственность за решение этой проблемы. А они пока только прячутся от нее и говорят: «это очень глубокая, трудная и эмоциональная тема, поэтому давайте лучше ей не заниматься».

«Чтобы не выпендривался». Уволенная главред эстонского русскоязычного телеканала ETV+ о причинах ухода и сложностях работы

- Возвращаясь к акции и ее посылу. Вы извинились перед русскоязычными, но не перед эстонцами. Почему?

- Потому что русских она коснулась лично. Они почувствовали, что им опять указывает на их место в обществе. Эта боль, которую они ощущают от того, что не вовлечены в эстонское общество. Эстонцы среагировали по-другому. С их стороны пошли политические атаки. Наши конкуренты сразу разыграли российскую карту: мол, мы подыгрываем России.

- Вы новички в политике, которые сделали ставку на тему сегрегации. Вы же понимаете, что вряд ли сможете стать «русской партией» или же конкурировать за внимание с другими партиями в эстонском сегменте?

- Это просто одна из тем, которую мы считаем очень важной. У нас есть и много других тем: экономические, связанные с реформой здравоохранения. Сегрегация — это просто то, с чего мы решили начать.

- Тогда поясните, что такое «Эстония 200».

- Это политическое движение, которое собирается принять участие в предстоящих выборах (парламентские выборы пройдут в Эстонии 3 марта 2019 года. — «Спектр»), чтобы решать те острые проблемы, которые еще не решены. Взять хоть ту же ситуацию в системе здравоохранения. Через год, пять или десять лет мы столкнемся с ситуацией, когда врачей станет не хватать, и люди не смогут вовремя получать медицинскую помощь. Может быть, мы сделаем острую социальную рекламу и на эту тему. И я не знаю, как эстонское общество на нее отреагирует.

Фото: www.facebook.com/Eesti200

- Уточните, вы правые, левые, центристы, либералы, консерваторы? Как вы это сами понимаете?

- Если в плане экономики, то у нас в Эстонии все левые. В том смысле, что все за бесплатное образование, бесплатное здравоохранение и так далее. У нас нет правых в экономическом смысле партий, которые бы говорили: давайте все будут платить за здравоохранение и образование, как в США или Великобритании. У нас социально-демократическое устройство государства.

А в общественно-политическом смысле мы — либералы. Мы выступаем за личные свободы человека, свободу предпринимательства, всего, что касается идентичности: языка, сексуальности, религии.

- Ваше движение — «темная лошадка». На какой результат на выборах вы рассчитываете?

- Трудно сказать. Потенциал у нас очень серьезный. Надо понять, насколько эстонское общество готово пойти на те решения, которые мы предлагаем.

- А если эстонское общество не готово? Тогда вы адаптируетесь и измените свою позицию?

- Тогда мы смиримся с тем, что эстонское общество эти идеи не поддерживает, что оно не готово к изменениям. Я об этих темах говорила 15−20 лет, когда занималась интеграцией, как эксперт. Мои позиции не изменились после того, как я пошла в политику. То есть, я не стала говорить эстонцам что-то другое, чем русским. Всем говорю одно и то же. Поэтому меня, с одной стороны, атакуют эстонцы: они считают, что я — защитник русских, при этом все сводится к Путину и Кремлю. С другой стороны, меня атакует небольшая часть русскоязычной общины, которая обвиняет меня в желании закрыть русскоязычные школы и сделать все, чтобы исчезла русскоязычная община. Но я думаю, что большинство где-то посередине. Они готовы идти на эти изменения, и они понимают эту проблему. Поэтому нам нужно ей заниматься.

- Раз уж промелькнуло упоминание о Кремле. Какова позиция «Эстонии 200» по вопросам внешней политики? Например, как строить отношения с Россией?

- С Россией отношения очень конфликтные, я не вижу тут решений в ближайшее время. К тому же эти отношения не только от Эстонии зависят. И необходимости каких-то больших реформ мы здесь тоже не видим.

- Кто вас должен поддержать? Кто ваш избиратель?

- Рационально думающие либерально настроенные эстонские патриоты. Как русские, так и эстонцы.