Мой профессор отправлен в отставку. Видмантас Юргевич Силюнас, он заведовал кафедрой искусствоведения в Школе-студии МХАТ. С тех пор как я был его студентом и аспирантом, мы встречались всего несколько раз, но мне было важно, что он есть где-то на свете, учит студентов, советует книжки, как советовал мне, рассказывает удивительные подробности о театре эпохи барокко, выслушивает, иронически улыбаясь, студенческие завиральные идеи, как выслушивал мои. Он легенда, понимаете? Нельзя уволить Силюнаса. В своей области знания… Как бы это объяснить… За всю историю академической науки из академий всего мира уволен был только Альберт Эйнштейн в гитлеровской Германии и из советской академии пытались уволить Андрея Сахарова. Нельзя уволить легенду, иначе Школа-студия МХАТ больше не творческий ВУЗ, а мастерская по штамповке артистов.

Если легендарный профессор не может преподавать по возрасту, надо придумать ему синекуру, назначить почетным кем-нибудь и сдувать пылинки. Если живёт за границей (как Силюнас) и не может заниматься административными делами заведующего кафедрой, нужно переложить административные дела на кого-то, кто поближе. Но уволить легендарного профессора нельзя, это как вынуть из учебного заведения душу.

Иллюстрация Алиса Кананен/SpektrPress

Примечательно, что ректор Школы-студии МХАТ Игорь Золотовицкий это понимает, поэтому… Поэтому ни слова не сказал профессору Силюнасу о том, что тот уволен. Профессор больше всего удивился именно этому. Если бы Золотовицкий позвонил и сказал, что, спасая школу или собственную должность, вынужден уволить эмигранта, профессор бы понял. Если бы даже позвонил и соврал, что должен уволить завкафедрой по возрасту и состоянию здоровья, Силюнас улыбнулся бы иронически, как он умеет, и не стал бы опровергать вранья. Если бы ректор позвонил и сказал, что студия должна теперь готовить Z-искусствоведов, — и тут профессор нашел бы силы иронически улыбнуться. Но — абсолютное молчание!..

Будучи человеком, вышедшим из театрального мира, я понимаю — у Золотовицкого просто не повернулся язык. Подобная пакость на моей памяти военного времени только одна: увольнение Лии Ахеджаковой из театра «Современник». Но я понимаю — язык не повернулся. Как у ребёнка, который разбил любимую мамину чашку и не может признаться родителям.

Эта самая немота, эта самая необходимость совершать поступки, о которых не имеешь силы объявить даже тому человеку, которого дурные твои поступки непосредственно касаются, возможно, была главной причиной моей собственной эмиграции. Никогда, никогда в жизни не следует совершать поступков, о которых ты не можешь сказать. Но Россия состоит теперь из таких поступков в огромной степени, ибо каков поп, таков и приход — начали войну и даже не смогли назвать ее словом «война», а дальше эта дрянь стала повседневным modus operandi, уж как минимум всякого человека, занимающего государственную должность.

Иллюстрация Алиса Кананен/SpektrPress

Дорогой Видас Юргевич, знаете, чем сейчас заняты ваши ученики? Звонят или пишут друг другу:

«Ты слышала, Силюнаса уволили?»

«Да ты что! Не может быть!»

Невозможно представить себе мир, где Видмантас Силюнас молчаливо отправлен из Школы-студии МХАТ в отставку.

Но именно в таком мире мы и живём.